Читать книгу Гений - Алексей Слаповский - Страница 4

[3]

Аркадий в это время подрулил к тыльной стороне одноэтажного здания казенного безликого вида, вышел из машины, встал под зарешеченным окошком и негромко позвал:

– Светлана!

– Аркадий? – почти сразу же отозвался девичий голос, мелодичный, но с некоторой охриплостью, с шершавинкой, как это бывает у девушек спросонья, когда они еще не успели ни о чем дневном подумать, а потому не ждешь от них ничего злого или доброго.

– Как ты? – спросил Аркадий.

– Нормально.

– К тебе пускают?

– Мама вчера приходила. Может, и тебе позволят.

– Сейчас! – загорелся Аркадий. – Жди!

Он вскочил в машину, Евгений поспешил за ним. Они поехали вокруг здания.

– Скорее всего не пустят, гады! – заранее сердился Аркадий.

Уверенность в неисполнимости какого-либо дела обычно придает человеку очень уверенный вид. Когда он надеется, то осторожен, робок, зыбок, боится спугнуть надежду, а когда все предопределено, бояться нечего, можно лезть нахрапом – все равно не получится.

Вот Аркадий и попер напролом, заявив дежурившему сержанту:

– В соответствии с Гражданским кодексом Российской Федерации, если заключенный не осужден по суду, ему разрешены свидания!

На самом деле Аркадий понятия не имел, действительно ли заключенному разрешены свидания, если он не осужден. Но он полагался на то, что и сержант этого не помнит. Полиция, как всем известно, в законах не очень-то разбирается, потому что знание их вызывает лишние сомнения, а сомнения мешают практической деятельности по пресечению нарушения законов.

Сержант Клюквин четко понимал одно: пустить или не пустить Аркадия есть выбор его доброй воли. Причем, если не пустит, ему ничего не будет. А вот если пустит, могут быть неприятности.

Но ему было скучно, поэтому Клюквин почти доброжелательно спросил Аркадия, с которым когда-то учился в школе:

– К Светланке, значит?

– Ну да.

Аркадий в голосе Клюквина услышал надежду, поэтому тут же размяк – на радость сержанту, которому это сулило развлечение.

– Сереж, в самом деле, я хоть через решетку с ней поговорю, – попросил Аркадий.

– Конечно. А хотел бы и за решетку попасть? Она ведь там одна сидит. Вернее, извини за выражение, лежит. На топчанчике. Жестко, конечно, но я бы и на жестком ее с аппетитом… – И Клюквин выразил словом, что бы он сделал со Светланой с аппетитом.

Аркадий оскорбился, но вслух этого не высказал: опасался, что появившаяся надежда тут же рухнет.

– Ладно тебе, – сказал он миролюбивым и солидарным мужским голосом, намекая этим, что воспринял охальность сержанта не как действительное желание по отношению к Светлане, а как желание вообще.

Но сержанта на этом поле трудно было обыграть.

– А чего, – сказал он. – Запросто! Я бы ее и так, и так, и так! – Он конкретно и зримо описал те положения тела Светланы и отдельных его частей, с которыми поступил бы сообразно своим запросам.

Аркадий не выдержал.

– А может, хамить не будем тут при исполнении? – спросил он сержанта.

Тот обиделся: Аркадий забыл школьную дружбу и не хочет говорить с ним по-человечески, назвав хамством вполне безобидные слова. Нет, на самом деле Клюквин, конечно, понимал, что это, в общем-то, хамство, но хамство в разумных пределах, позволенных ему именно при исполнении, и оправданное тяжелой службой.

– Не нравится – до свидания, – коротко сказал он Аркадию.

Тут вступил Евгений.

– Евгений видел, – сказал Евгений, – что на самом деле Сергею очень хочется пустить Аркадия. Ведь это красиво: смотреть, как молодой мужчина говорит через решетку с девушкой, которую любит. Сергей хотел пустить Аркадия, но мешала служба. Но, с другой стороны, эта служба надоела, потому что нет такой службы, которая не надоедает. С еще одной стороны, он привык все делать не по службе, а по разумению. Поэтому иногда ему хотелось для разнообразия поступить в соответствии с уставом. С добавочной стороны, он уже не знал, что соответствует уставу, а что не соответствует. И вдруг ему нестерпимо захотелось пустить Аркадия без рассуждений об уставах. И увидеть чужое счастье. И радоваться, что оно из-за него. Поэтому он сказал: ладно, проходи.

– Кто сказал? – Клюквин снял взмокшую фуражку и потер ладонью свой мальчишеский, выгоревший на солнце белесый ежик, ошалело глядя на Евгения. – Аркань, это кто такой?

– Это мой брат. Странновато выглядит, но он, как бы сказать… Телепат! – вдруг вырвалось у Аркадия. – Он твои мысли угадывает!

– Ничего он не угадал, я тебя пускать не собирался.

– Это тебе кажется, Серега! Про любовь мечтал?

– Я?!

Клюквин сгоряча хотел возразить, но осекся. Сказать, что не мечтал? Но какой же мужчина в возрасте двадцати восьми лет не мечтает о любви? Он что, больной? Импотент? Или, прости господи, человек не той ориентации? Хотя, говорят, у людей не той ориентации тоже бывает любовь, но она, само собой, не такая, она грязная и извращенная. А он вполне нормальный, и мечты у него нормальные.

– Мечтал, – сознался Сергей.

– Служба надоела?

– А кому не надоест, я почти сутки на дежурстве.

– Счастье хочешь устроить другим людям?

И опять все смешалось в голове Клюквина. Пронеслись в ней пионерские песни, которые он в своем детстве уже не пел, но успел послушать, обрывки каких-то мультфильмов с улыбчивыми львятами и добрыми удавами, а потом вдруг возникла голая невеста в белом платье. То есть Сергей видел ее в свадебном платье, что для него, еще неженатого, было заманчиво, но каким-то образом одновременно и голой, с готовностью возлежащей на постели, и это было еще заманчивей.

– Ну, предположим, – осторожно произнес Сергей.

– Вот я и говорю, он все твои мысли угадал. Хочешь еще?

Сергей испугался.

Мысли, которые до этого Евгений озвучил, как безобразно выражались в те времена и официальные, и неофициальные лица, были вполне ничего себе. Так сказать, легальные. Даже хорошие. А если этот идиот в странной форме полезет дальше? У Сергея ведь много чего в жизни, начиная с продавщицы Нелли, которая женщина душевная, но все же связью с сорокапятилетней замужней теткой гордиться вслух не будешь, кончая регулярным сливом казенного бензина в личный автомобиль, а есть ведь и совсем потаенные мысли – о том, например, долго ли еще ему, серьезному человеку и сержанту, жить с родителями, скоро ли освободит, померев, свой домик бабушка Римма, которую, конечно, жалко, но себя еще жальче; в свой домик он смог бы заманить красотку вроде Светланы и там с нею…

Ему стало совсем жарко, пот ручейком пролился со спины в ложбинку меж крепкими ягодицами, и Сергею показалось, что даже и это двусмысленное происшествие Евгений каким-то чудом угадает, разглядит, всем расскажет, этим Клюквина опозорив.

– Быстро! – сказал он Аркадию. – Пять минут, я засекаю!

И Клюквин стукнул ладонью по своим часам.

Аркадий тут же юркнул в прохладное полутемное помещение.

– Можешь с ним, – сказал Клюквин Евгению, не желая оставаться с ним наедине.

В коридоре было тускло, а в камере, где содержалась Светлана, еще тусклее: стеклянный колпак, закрывавший лампочку, был нарочито синим, чтобы все, кто сюда попал, сразу понимали, что прежняя жизнь временно кончилась, и не сопротивлялись, не создавали препятствий работе полиции.

Светлана стояла у решетки, взявшись за прутья руками. Аркадий подошел, тоже взялся за прутья, сказал:

– Привет.

– Привет! – Светлана ободрила его улыбкой, будто не она находилась в заключении, а Аркадий.

– Здравствуйте, – сказал Евгений. Достал коробочку и начал туда наговаривать, глядя на Светлану: – В жизни эта девушка оказалась еще лучше, чем на фотографии, несмотря на плохое освещение. Евгений смотрел на нее и понимал, что она лучшая из всех, кто ему встречался. И никогда он не встретит лучше ее. И он вздохнул с облегчением.

– Почему? – засмеялась Светлана, которая, похоже, не удивилась странному человеку.

– Потому что, – объяснил ей Евгений, – ни один мужчина не успокаивается всю жизнь. Он влюбляется и даже женится, но всегда сомневается, что ему попалась лучшая девушка. Он мечтает еще о ком-то. О тех, кто лучше. И девушки тоже. И женщины. Поэтому жизнь людей печальна. Но бывает, кому-то повезет, он встречает действительно лучшего человека. Жениться на нем, то есть на ней, или выходить замуж, если это мужчина, даже не обязательно. Нужно просто знать, что такой человек есть. И жить, а не мечтать. И любить того, кто есть, заранее понимая, что это второй сорт, но относиться к этому спокойно. Любить второй сорт за то, что это второй сорт, а не потому, что тебе не досталось первого. Потому что на самом деле никаких вторых сортов нет, а лучший человек тот, кого ты любишь. И хоть это неправда, но нам нужна не правда, а покой.

– Это мой брат! – сказал Аркадий. – Он немного того, но ты не обращай внимания. Он тихий, и у него справка есть.

– Евгений не мог не отметить, что Аркадий слегка предал его, – сказал Евгений. – Он сразу дал понять Светлане, что второго мужчину нельзя принимать всерьез, что он Аркадию не конкурент и не соперник.

– Вы всегда так говорите? – спросила Светлана, вглядываясь в Евгения.

– Можешь не беспокоиться, – сказал Евгений не ей, а Аркадию. И тут же обратился к Светлане: – Я не ответил на ваш вопрос, это грубо, но я нарочно это сделал, чтобы лишить себя шансов, чтобы вы, даже случайно, не влюбились, потому что вам нельзя влюбляться в такого человека, как я. В Аркадия вам можно влюбиться, но ненадолго. Он хороший человек, но он переходный этап, вас ждет кто-то такой, кто будет вас достоин, хотя вам это и не принесет счастья. Счастье будет потом, после горя с этим достойным человеком, если останетесь живы.

– Слушай, брат, ты это уже слишком! – осадил Аркадий. – И вообще, давайте по делу. Женя хоть и странный у нас, но сумел уговорить Серегу, представляешь? Тот нас пустил! Я подозреваю, Женя вообще может уговорить кого угодно! И это надо использовать!

– Я не буду никого использовать. Мовчан меня посадил – отлично! Пусть будет суд. Я этого хочу!

– Да не будет суда! Он тебя тайком вышлет, да и все! Упрячет куда-нибудь неизвестно куда!

– Думаешь?

– Светлана смутилась, – сказал Евгений. – Она была очень умная девушка, она умела разгадывать хитрые помыслы людей, но при этом часто не видела совсем простых ходов и планов.

– Точно, – согласилась Светлана. – Все равно что трехзначные числа в уме перемножать, а сколько дважды два – забываешь. И что делать? – спросила она Аркадия.

– Я уже решил! Пойду прямо к Мовчану. Скажу ему… Найду, что сказать.

– Только не говори, что я согласна на примирение. За моего отца он должен ответить – и ответит!

– Выкрикнула Светлана с решительностью амазонки! – тут же прокомментировал Евгений.

Светлана поморщилась: сравнение с амазонкой ей не понравилось.

– А я бы на вашем месте пообещал, что примиритесь, – сказал Евгений. – Ведь он, как я понял, подлый человек. Его можно обмануть.

– В самом деле, – поддержал Аркадий. – Ему сейчас конфликт не нужен.

– Как-то нехорошо, – вслух размышляла Светлана.

– Это хорошо! – возразил Евгений. – Он, как подлый человек и обманщик, будет только рад, если кто-то тоже окажется обманщиком. Он даже лучше к вам будет относиться. Все обманщики любят обманщиков. Вы представьте: добьетесь вы освобождения честным путем, хотя вряд ли. Но допустим. А потом доведете до суда, это тоже вряд ли, но тоже допустим. И его честно осудят за фактическое убийство вашего отца и другие преступления, о которых я не знаю. Он сядет в тюрьму. Что он будет думать? Он будет думать, что его настигло возмездие, и от этого будет страшно мучиться.

– Совестью? – усомнился Аркадий.

– Нет! Его будет мучить мысль, что он пострадал справедливо. Подлецам не нравится страдать справедливо, им нравится думать, что их подставили, обвели и обманули. И если мы ему дадим такую возможность, то есть возможность думать, что он не виноват, что ему просто не повезло, тогда он будет себя чувствовать обманутым хорошим человеком. И ему будет легче. А вы ведь, наверное, хотите, чтобы он, если сядет в тюрьму, меньше мучился? – спросил Евгений с такой убежденностью в утвердительном ответе, что и Аркадий, и Светлана кивнули, хотя были не против, если бы Мовчан как раз помучился.

Оба чувствовали, что в голове их как-то прояснилось, но одновременно и слегка затуманилось. Похоже, они теперь поняли и решили, что надо делать, но при этом не совсем понимали, почему именно это.

Но они поверили Евгению, его умению убеждать. Если прямо сейчас пойти к Мовчану и напустить на него Евгения, все решится быстро и безболезненно. Они сами не понимали, откуда в них такая уверенность, но уверенность была полной.

– Все, решено! Идем! – сказал Евгений.

– Да, – сказала Светлана. – Обманывать или правду говорить, разберетесь на месте. – Если честно, я уже устала. И не высыпаюсь, и кормят плохо. Знаешь что, Аркадий? Твой брат прав. С подлецом – по-подлому. Но тогда уж совсем по-подлому. Можешь даже ему сказать, что я за его Степана замуж согласна выйти.

– А еще лучше не сказать, а действительно выйти! – посоветовал Евгений.

– Ты совсем с ума сошел? – спросил Аркадий.

– Нет. Если он такой же подлец, как отец, то Светлана может его исправить. То есть она попытается. Вряд ли что-то выйдет, он может потом отомстить Светлане и даже ее убить за то, что стал лучше вопреки своему желанию, но прежним быть уже не сможет. И капелькой добра на земле станет больше.

– И одной девушкой меньше? Что-то не сходится, – сказала Светлана. – Ладно, идите – и удачи вам!