Читать книгу Жизнь ни за что. Книга вторая - Алексей Сухих - Страница 14

Владельцем квартиры у Сугробина был представительный хохол Иван Иванович Белинский. Высокий, крупный с благородной головой покрытой густыми седыми волосами, защищёнными от выпадения природой. Сугробин в десятых числах каждого месяца приносил ему плату. Белинский не извинялся, что берёт весьма прилично.

– Для дочери строил, – пояснял он. – Сам на пенсии и едва насобирал на первый взнос, а доплачиваю уже вашими деньгами. Дочь уехала счастья искать в Москву. Продал бы квартиру тебе, но я не уверен до конца в её московской карьере. Надумает вернуться, а будет некуда, если продам.

Сугробин соглашался. Он и купить-то не мог. Пять тысяч рублей он не мог ни набрать по родственникам, ни взаймы взять. Небольшие деньги, которые скопились за время службы куда-то издержались. Все жили от зарплаты до зарплаты. Сожитель Слава женился и в конце лета съехал. Сугробин, не желая терять удобства, платил четвёртую часть чистого заработка, и терпел невзгоды бытовые, не придираясь к жизни и не жалуясь на неё.

Иван Иванович, когда Сугробин заявлялся к нему с квартплатой, доставал нераспечатанную бутылочку, расставлял шахматы. Жена у него ставила на стол картошечку отварную, селёдку, огурчики солёные и уходила смотреть телевизор. Мужчины выпивали, играли и беседовали. Иван Иванович знал наизусть почти всю поэму Котляревского «Энеида». И расставляя шахматы, обязательно повторял: «Эней, детина был моторный…» Бутылочка выпивалась небольшими рюмками, шахматы менялись перед игроками цветом. Игра шла с переменным успехом. Иван Иванович немало повидал на своём жизненном пути. Воевал, списан из армии по ранению при форсировании Днепра. От него Сугробин услышал историю, решившую его сомнения в нужности и правильности строгого приказа Верховного Гланокомандующего, известного в народе как приказ «Ни шагу назад!»

– Война для меня началась после окончания пехотного училища назначением на должность командира взвода, – рассказывал Иван Иванович. – Дивизия, в которой мне довелось начинать службу, формировалась в Челябинске весной 1942 года. Формировалась боевая часть по всем правилам военной науки, и была к концу формирования полностью укомплектована личным составом, вооружением, необходимой боевой и тыловой техникой. В конце июня дивизию отправили на фронт и разместили на правом берегу Дона в тридцати километрах от реки. Никто нас не бомбил, не атаковал. Дивизия спокойно развернула боевые порядки, выкопала окопы и траншеи и ела горячую пищу.

– А потом произошло невероятное, – говорил Иван Иванович, – слухов у уцелевших было необыкновенное количество. В центр обороны дивизии подошла и ударила группа немецких танков без пехоты, прорвала оборону и ушла на Дон захватывать мосты. Как будто наша дивизия немцам и не нужна совсем была. Что там было на уме у генералов? Но командиры построили батальоны и полки в колонны, и пошли с пулемётами, пушками и полевыми кухнями к Дону. Идём час, второй. Прошли половину пути до реки. И вдруг по колоннам пролетело. «Танки!» Далее произошло совсем невероятное. Люди начали убыстрять шаг, а затем побежали. Панику остановить было невозможно. Немецкие танки не стали догонять колонны и давить гусеницами. Видимо у них был умный командир, который понимал, что паника уничтожит дивизию без его танков. Они постреливали, чтобы бегущим скучно не было. А что такое бежать пятнадцать километров по июльской жаре в полной амуниции. Я только кричал бойцам своего взвода: «Ребята, не разбегайтесь. Мы все друг друга знаем, и вместе не пропадём».

– Сколько упало от изнеможения, никто не считал. Но на берег Дона пришла не поддающаяся никакой воинской дисциплине толпа, не понимающая, что же делать. Так и бросались сотнями в воду и шли ко дну. Танки немецкие и автоматчики с высокого берега патронов не жалели. И на другой берег переправилось только треть дивизии из двадцати тысяч человек. Никто никого не мог найти. Командиры тоже тонули не хуже рядовых. И, вообще, всё было очень страшно и обидно. Дивизия погибла, не сделав ни одного выстрела. В самом кромешном бою живых осталось бы больше. Вот и думай сам, Леонид Иванович, кто виноват в гибели дивизии? Видимо и во всей армии, куда входила наша дивизия, не лучше было. И как оценить командарма – наградить или расстрелять? Сейчас много продолжают о жёсткости Сталина говорить. И за заградотряды его обвиняют тоже. А я этот приказ поддерживаю. Стояли бы пулемёты за нашими спинами, может, и Дон бы немцы не перешли. Ведь армия в 60 тысяч человек это лес, а не три тополя на Плющихе. Не менее жуткие времена пришлось перенести и под Сталинградом.

– Когда под Сталинградом стали наступать свежие войска, от наших дивизий оставалось по сотне человек. И в одной балке на каком-нибудь участке в один километр, размещалось пять – шесть дивизий. Мне исключительно повезло. Я уцелел до Днепра. Но после ранения воевать уже не мог.

Сугробин прожил у Ивана Ивановича почти пять лет и подсчитал, что мог бы за это время купить на отданную квартплату автомобиль «Волга». Иван Иванович уже склонялся к тому, чтобы отдать квартиру Сугробину. Но умер скоропостижно.

КПСС не строила квартиры в нужном количестве, и немало людей начинали жить в бараках и умирали в них. Но худшее при новом режиме начнётся, когда кончатся сроки службы крупнопанельного жилья, построенного при социализме, и жилфонд посыплется, как карточный домик. Новые жилые дома стоят сейчас годами почти пустые, так как у населения нет денег, чтобы купить в них квартиры. А первые панельные дома стоят шестьдесят лет, и нигде, кроме Москвы, даже не задумываются над тем, что они отработали свои сроки, Просто людям скажут, что квартиры у них приватизированные и, естественно, частные. А это значит, что ничего и делать не будут власти. Скажут, что квартиры у вас частные и катитесь вы по шалашам.