Читать книгу Было и не было - Алексей Витальевич Вальчук - Страница 10

Слышите? Чап-чап-чап. Это талый снег капает на просевшие сугробы, лужи и мясистую землю, обнажившую свою черную мякоть. Чап-чап-чап. Весна! Как долго я ее ждал! Но давайте по порядку.

Месяц назад Мика, Ил, Крот и я переехали в Брянскую область. Наша деревушка, а точнее село, село Игнатьевское, состоит из тридцати дворов, крыльями растянувшихся от главной достопримечательности – продуктового магазина. В левую сторону уходят дома местных, постоянных жителей, то есть исторической части села, в правую же – дачников или, как их еще называют, колонистов. Мы относимся к последним.

Не сказать, что наш дом похож на Петербургский особняк Мики, но по сравнению с соседними хибарками выглядит он и вправду внушительно. Отделанный декоративным камнем первый этаж, второй – из красного кирпича, и огромный гараж, где покоится уже сотню раз упомянутый катафалк. Внутри домишко отдает утраченной навсегда стариной. Лакированные комоды, пыльные жесткие диваны, надутые телевизоры, колючие одеяла… Не каждый житель Игнатьевского может похвастаться подобным богатством, а если и может, то не хвастается, потому что Мика в любом случае его уделывает. Таков характер бородача-транжиры: быстрее, выше, богаче…

Впрочем, живем мы без особых изысков. Красного вина не пьем, вареных раков не едим, перепелов не стреляем. Напротив, маленький червячок аскетизма закрался в наше существование. Хоть Мика и одаривает нас еженедельными пайками на «мелкие» расходы, мы стараемся откладывать эти пайки или возвращать их обратно. Во-первых, тратить деньги не на что (в охотничьем магазине прикупили резиновые сапоги, уплотненные штаны и водонепроницаемые куртки, и припасли консервов месяца на три-четыре, если питаться по пять раз на дню и по кастрюле на брата), а во-вторых, чужое брать совсем не хочется: стыдно, даже противно, особенно от своих друзей. Поэтому мы и живем спокойно, как будто и не парясь о вездесущих бумажках. Утопия, не иначе.

Но так видится лишь поверхностно, без острого взгляда в глубину. На самом же деле первые дни в Игнатьевском запомнились нам как самые тоскливые из всех тоскливых на планете Тоска. Скучно? Да. Одиноко? Да. Готов забрать вещи и уехать обратно? Еще как! Причем готов был не только я.

– Мика, – пискнул Крот за рюмкой коньяка. Это был третий день после нашего переезда. – Тебе не кажется, что мы все это зря затеяли?

– Кажется, – ответил Мика, тоже приложившийся к коньяку. – Но сам понимаешь, от таких мыслей не убежишь. Рано или поздно все равно начнешь сомневаться, думать, правильно поступил или нет, терзать себя…

– Я согласен, – кивнул Крот. – Но…

Но.

«Но» было нашим любимым словом на первых порах привыкания к деревенской жизни. «Здесь очень тихо и хорошо, но…» «Природа, воздух, лес, но…» «Я понимаю, что универ мне не нравится, но…»

И так без конца. Огромное множество «но», после которых фраза обламывается, остается без смысла, подвешенной в воздухе, но…

Но все мы знаем, что следует за каждым многоточием. Сомнения. Не просто сомнения, а целая груда вопросов, комок тревожных мыслей, перекатывающийся в голове, будто движимый порывами ветра шарик для пинг-понга. От одной стенки мозга к другой, с противным шуршанием, постукиванием пластика по дереву. Почему? Зачем? Как? Для чего? Как же родители? Семья? Учеба? Что будет дальше? Оно тебе нужно? Альберт?

– Альберт?

Я встрепенулся.

Мы сидели на кухне. За окном густела сумеречная синева, под потолком мерцал ярко-бледный светильник, на столе скучала пустая бутылка коньяка. Был четвертый день после нашего переезда.

– Альберт? – вновь прогундосил Ил и подергал меня за плечо. – Ты пойдешь?

– Куда?

– Прогуляться.

– Ладно, пойдемте.

Мы накинули те самые уплотненные штаны, сапоги, водонепроницаемые куртки и прихватили фонарики. Гармоничнее всех смотрелся Мика: его щетина выглядела еще более мужественно на фоне охотничьего костюма. Ил был похож на школьного учителя географии, Крот – на раздутый армейский мячик, а я…

– Альберт, а ты вылитый студент на турслете.

А я был вылитый студент на турслете. Что ж, видимо, это моя судьба так или иначе относиться к Высшему (Высочайшему!) образованию, находясь в тысяче километрах от универа и могилы отца-профессора. Ирония жизни или божественный юмор, не иначе.

Мы пересекли наш замечательный дворик (пока еще пустой, покрытый плавленым снегом) и свернули в сторону леса. Каждый из нас заметно покачивался и безнадежно пытался скрыть кривую походку. Получалось, в общем-то, слабовато – на троечку с минусом.

– И какого, блин, на хрен хрена, – подал голос Крот, – мы поперлись в этот дремучий (изменено) лес?

– Чтобы проветриться, – ответил Мика и закурил. – Воздухом подышать, птичек послушать…