Читать книгу Жонглёр - Алексей Владимирович Баев - Страница 3

В здании этом чувствовалось нечто неуловимо знакомое. Даже не столь в самом здании —его архитектурных особенностях или, наоборот, традициях, – сколько в буйстве неухоженных зарослей, местами скрывавших фактуру стен. Дом, сложенный из натурального камня, утопал в разросшихся кустах и деревьях так, что видны были лишь мокрая после дождя черепичная крыша и пара маленьких, неплотно прикрытых решетчатыми ставнями окошек верхнего этажа. Однако что ж привлекло внимание? Отчего Шура стал, как вкопанный именно здесь, а не за десяток шагов до? И не прошел дальше?

– Понравился? – спросил друга Петер.

– Понравился, конечно, – кивнул Стрелин. – Но дело не в этом. Точнее… Вот гляжу я на него и…

Шура замолчал.

– И? – подбодрил Мужик.

– Да кто его знает? – пожал плечами Стрелин. – Такое впечатление, что на родину попал. Липы, сирень, шиповник. У нас то же самое. Все какое-то неокультуренное, первозданное. Натуральное, я б сказал. Никаких тебе ландшафтных работ. Словно не в Европе. А?

– Угу. Верно. Но что-то в этом есть, – согласился Петер, улыбнувшись. – Русский шарм?

– Точно, русский, – кивнул Шура. – Вот, смотри. Убираем с окон ставни, штукатурим стены и… получаем на выходе типичную нашу постройку. Я по Золотому Кольцу, помнится, ездил. Кострома там, Суздаль, Ростов – полно таких домин. В смысле, похожих. Только там кирпич, а тут камень.

– Ну, дружище, если так рассуждать, – заговорил Петер, – то все здания одной эпохи в Европе похожи. У нас в Праге тоже нечто подобное увидеть можно. Если б не различия в деталях. Типовая усадьба средневековья? Хм… Это просто тебе, Саш, домой хочется. А если б березы вместо лип были, вообще б нафантазировал себе. Разве нет?

– Наверное, – негромко ответил Стрелин. – Вероятнее всего, ты прав.

– Само собой, прав, – сказал Мужик. Но потом, выдержав паузу, добавил: – Было б интересно посмотреть, как там внутри. Нет?

Шура с интересом взглянул в глаза на приятелю.

– Проникся? Ну-ну, – усмехнулся он. – Да только с каким видом мы к хозяевам сунемся? Типа, у вас тут не музей?

– Ладно, Саш, пойдем дальше.

Но идти далеко не пришлось. Метров через тридцать, там, где заканчивалась стена дома, меж кустов и деревьев обозначилось начало тропинки.

– Нет, нас здесь точно ждут. Свернем, – скорее, утвердительно сказал Шура и, не дожидаясь ответа, пошел первым.

Тропка оказалась хорошо утоптанной. Видать, пользовались ею постоянно. И вывела дорожка не куда-нибудь, а во внутренний дворик строения. Однако выглядел сие патио вовсе не как частная собственность. Общественное место? Скверик? Маленькая круглая площадь, вымощенная грубой брусчаткой, в центре ее симпатичный, пусть и неработающий, фонтан со скульптурной композицией – что-то из античных мифов. Диана с луком, раненый олень, еще какие-то зверушки. По краям пространства – деревянные лавочки на чугунных каркасах. Штук десять. На одну из них, подстелив пакеты, чтоб штаны не намокли, друзья и уселись.

– А ты знаешь, хорошо здесь, – откинувшись на спинку и заложив за голову руки проговорил Стрелин. – Может, ну ее, эту Флоренцию? Зависнем здесь на денек? Ресторанчик приличный, гостиница, наверное, тоже неплохая. В городе толпы туристов, сезон в разгаре…

– Да ну тебя, – отмахнулся Петер. – Считай, здесь все уже посмотрели. Что тут целые сутки делать? Домашнее вино пить и каменной девицей любоваться? Нет, Саш. Я против.

– Как скажешь, – не стал возражать Шура. – На автобус-то не опоздаем?

– Водитель же сказал, что еще час как минимум простоит, – ответил Мужик. – Забыл?

– А мы гуляем сколько?

– Да минут двадцать, не больше.

– Отлично.

Стрелин снова смотрел на дом. Все-таки чем-то его вид парня зацепил. Да так, что непременно хотелось войти внутрь.

– Слушай, а может, это и правда музей? – проговорил Шура. – Хоть убей, не вижу здесь признаков жизни.

– Может, и музей, – пожал плечами Петер. – Да только время, Саш. Вечер. В эти часы обычно все для посетителей уже закрыто.

Тем не менее, Шура поднялся с лавочки и бодро пошел к высокой двустворчатой двери.

– Я, Петруха, до мозга костей русский, – на ходу бросил он, – пока за ручку не подергаю и лично не удостоверюсь, что нас здесь на ждут, не отстану…

Дверь оказалась незапертой. Стрелин, призывно махнув приятелю, проник внутрь и громко позвал хозяев:

– Эй! Э-эй? Бонджорно, синьоры? Здесь есть кто-нибудь?

Прислушался. Никто не ответил. Даже шагов не послышалось.

Тем временем подошел Мужик. Посветив фонариком на стены, нашел выключатель. Нажал клавишу. Из-под потолка довольно длинного и узкого коридора полился мягкий электрический свет.

– Э-эй! – еще раз позвал Шура.

Ответ – молчание. Глянул на друга.

– Пойдем, что ль? Посмотрим?

– Неудобно как-то, – стеснительно пожал плечами Петер. – Вломились в чужой дом, ведем себя, как…

– Ой, перестань, а? – отмахнулся Стрелин. – Мы ж не воры. Если встретим кого, скажем, мол, думали, музей. А кассы не нашли. Не пристрелят же нас.

– Искренне надеюсь, – усмехнулся Мужик.

Все двери первого этажа – с десяток, наверное – оказались заперты. Поднялись по узкой скрипучей лестнице на второй. Снова нашли выключатель, зажгли свет. Опять позвали хозяев и опять безрезультатно. Удивительно. Однако дверь в первую же комнату распахнулась от легкого толчка.

Тут, внутри, было светло. Но не от ламп. Сквозь затейливое витражное окно в помещение без всякого стеснения рвались последние лучи заходящего солнца – рисовали причудливые узоры на светлых мраморных стенах.

– Ух, красотища какая! – не смог сдержаться Шура.

Из обстановки практически ничего не было. Пустота. Если не считать пары кресел на гнутых ножках и единственной картины, висящей на стенке слева. К ней ребята и направились. Портрет, причем довольно большой. Человек в полный рост. Средней длины волосы, лицо приятное, если не сказать красивое – прямой нос, ровные губы, живые – с хитрецой – глаза. Но взгляд в то же время пронзительный, властный. Да и одежды красноречиво говорили – не простолюдин. Вельможа. Может, правитель какой? Или военачальник? Руки скрещены на груди так, что ладони касаются плеч. На одном из пальцев массивный перстень с крупным кроваво-красным камнем.

– Тэк-с. Посмотрим, кто это у нас, – негромко проговорил Стрелин, присев на корточки перед бронзовой табличкой, прибитой к нижней планке рамы.

«Giocoliere».

– Хрен произнесешь, – вздохнул Шура. – Ги-о-ко-ли-е-ре. Гиоколиере?

– Джукольере, – поправил Петер. – Жонглер.

– Что? – переспросил Стрелин.

– Жонглер, говорю. Так фамилию Джукольере можно перевести, – объяснил Мужик.

– А вдруг это не фамилия, а профессия? – улыбнулся Шура, поднимаясь во весь рост.

– Ага. Скажи еще – должность, – усмехнулся Петер. – Ты его шмотки хорошо разглядел?

– Ну да, согласен, – кивнул Шура. – На циркового этот дяденька мало похож. Зато… Тебе он никого не напоминает? В смысле, его моська?

– Сам хотел сказать, да ты опередил, – произнес Мужик. – Чем-то неуловимо похож на Мону Лизу. Ту самую. Да?

– Ну, не одно лицо, этот похудее, – прищурившись, произнес Стрелин, – однако похож здорово. Ты прав. Брат-близнец? Или очередная шутка Леонардо?

– Ты уверен, что работа его кисти? Да Винчи?

– Нет, конечно. Я ж не искусствовед. Но завораживает не по-детски. Скажи? Что-то в нем…

– Завораживает, это точно, – согласился Петер. – Ладно, пойдем обратно. Боюсь, как бы без нас не уехали…

* * *

«На рыбалке. Буду через неделю».

Записка лежала на кухонном столе. Шура только вздохнул.

– Ну, дед!

– Ты чего? – спросил Петер, заглядывая другу через плечо.

– Да вот, дружище, стою и гадаю, с какой даты отсчет начинать, – проговорил Стрелин. – Буду через неделю. Как тебе это нравится?

– Ой, не придирайся, – отмахнулся Мужик. – Дед у тебя потрясающий, а что число проставить забыл, спиши на возраст. Ему ж за восемьдесят?

– За восемьдесят, – кивнул Шура. – Знаешь, я чего не понимаю?

– Чего?

– А того, что у нас дома даже и удочки приличной нет. Хоть тресни, не припомню такого его увлечения. На охоту раньше ходил, бывало. А рыбалка… Что-то новенькое.

– Слушай, ну что ты разворчался? – сказал Петер, усаживаясь на табурет. – Позвали приятели. Или на турбазу какую укатил. Он что, не человек?

– Да я понимаю, – улыбнулся Стрелин. – Спонтанное решение. Блажь. Да и пусть его. Лето кончается. Дачи у нас нет, а в городе безвылазно сидеть… Ух, ты! Зря я грешил. Смотри!

Шура перевернул записку. Листок, на котором она была оставлена, оказался из отрывного календаря. Хорошо придумано.

– Получается, только сегодня уехал? – спросил Мужик.

– Точно так и получается, – кивнул Стрелин. – Ну, а мы чем займемся? Есть специальные пожелания?

– Я б сначала душ принял, – ответил Петер. – Думать – потом. Кофе пока сваришь?

– Нет проблем. Полотенце в ванной в шкафчике возьми.

Пока Мужик был в душе, Стрелин настрогал горку бутербродов, сварил в турке кофе и, открыв пенал, в сомненьях уставился на бутылку коньяка. Доставать или нет?

– Да, по капельке можно, – услышал он из-за спины. – С дороги самое то.

– Думаешь? – обернулся он к Петеру.

– Я вообще кофе с коньяком люблю, – кивнул тот. – Главное, не переборщить. А то вкус испортишь.

Шура с какой-то сумасшедшей скоростью заглотил пару бутербродов, выпил свой кофе и встал из-за стола.

– Ты, давай, не торопись, ешь нормально, а я тоже в душ, – сказал он. – Не могу уже, потный весь. Сейчас вымоюсь, освежусь, а там и решать будем, чем заняться. Нормально?

– Вполне.

Пока Стрелин был в ванной, Мужик доел все, что было выставлено на стол, достал из холодильника большое зеленое яблоко, и, сполоснув его под краном, отправился на осмотр жилища. За те годы, что здесь не бывал, практически ничего не поменялось. Единственное, как будто стало менее уютно. Без женской-то руки. Сашины родители – врачи – завербовались на работу в Африку, а с матерью из обитаемого пространства исчезли те милые мелочи, без которых уютная, в общем-то, квартира превратилась в «холостяцкую» хату. Ни рюшечек тебе на запылившихся шторах, ни фарфоровых статуэточек на старинном комоде, ни цветов в хрустальных вазах. Ладно, картины, как висели на стенах, так и висят. Только рамы безобразным «пушком» покрылись. Нда…

Картины… Пара знакомых пейзажей. Один – кисти стрелинской покойной бабки. Ничего особенного – «типовые» березки, кусты нестриженные, тропинка меж них вьется куда-то вглубь рощи. Второй – на удивление приличная копия с известной работы Левитана. Дедов друг рисовал, еще до войны. Третье ж полотно, точнее – доска, – вовсе не пейзаж. Портрет мужчины в средневековых одеждах. Лицо приятное и… как будто знакомое? Почивший стрелинский предок? Уж не зодчий ли Растрелли? Хотя, нет. В восемнадцатом веке такие шмотки уже не носили. Интересно, это подлинник или…

– Дед зимой на блошинке купил.

Петер вздрогнул. За созерцанием картины он и не услышал, как подошел Шура. Друг стоял рядом, тоже смотрел на портрет.

– Не помню почем, но за сущие копейки, – добавил Стрелин. – Я на экспертизу не поленился свозить. Так сказали, шестнадцатый век, Италия. Прикинь?

– Шестнадцатый век? На блошинке? – Мужик аж присвистнул. – Это ж целое состояние, Саша. Повезло вам, ничего не скажешь.

– Да какое там состояние? – отмахнулся Шура. – Мастер неизвестен. Нет, цена ей не сто баксов, конечно, которые за нее выложили. Но и не сто тысяч. Даже не десять. Думаешь, в средние века все были, как Рафаэль с Рубенсом? И тогда маляров хватало. Ай, цена – не цена, какое тебе, да и мне до кучи, дело? Главное, деду нравится.

– А тебе?

– Да и мне ничего. Не бесит, – улыбнулся Стрелин. – Вообще, брат, старина завораживает. Подреставрировать конечно б надо. Вон, с уголка осыпается, видишь? Не знаю, правда, во сколько это обойдется. И мастера опять же надо искать. Чтоб состав красок подобрал, все дела. Сложно это. Уж если заниматься, то серьезно. Желание плюс время плюс деньги. Если честно, вообще не до того сейчас. Может, попозже и соберусь. Деду, вон, тоже не надо. И так, говорит, нормально. Кстати, знаешь чей портретик-то?

– Думал, ваш предок, – ответил Мужик. – После Растрелли меня теперь удивить трудно. Но если говоришь, что недавно купили… Теряюсь в догадках. Какой-нибудь дож венецианский или миланский герцог. А ты что, узнал?

– Про Интернет что-нибудь слыхал? – ухмыльнувшись, спросил Шура. – Я как-то целью задался, картинки там всякие рассматривал, сличал… Ну, короче, больше всего на Макиавелли похож. Мои домыслы, естественно. Но, я тебе скажу, реально смахивает.

– На Макиавелли? – переспросил Петер. – Интересно.

– Еще б не интересно! – воскликнул Стрелин. – Сам обалдел. А как деду сказал, старый вообще в экстаз впал. Говорит, читал его «Государя». Мол, сильная вещь. Хоть и не бесспорная.

– Согласен, сильная, – кивнул Мужик. – И не бесспорная, это точно.

– Ты что, тоже читал? – удивился Шура.

– А что тебя удивляет? – пожал плечами Петер. – Я вообще много чего читаю… Ладно. Может, сходим куда? Я в Михайловском замке не был. Слыхал, его здорово отделали. Открыли уже, не знаешь?

– Понятия не имею, – отозвался Стрелин. – Пойдем. А потом в кафушку какую-нибудь забредем. Солянки хочу, веришь? Аж челюсти сводит.

– Все б тебе брюхо набивать, – улыбнулся Мужик. – Не хлебом единым, Саш.

– Я о хлебе, дружище, даже не заикнулся. Это ты фантазируешь…

В Михайловский замок не попали, тот был до сих пор закрыт на реставрацию.

– И долго еще? – спросил Стрелин у женщины, вышедшей из ворот.

– Год – минимум, – ответила та. – Зла не хватает на этих репортеров. Раструбили на весь свет, что работы закончены, народ и ломится. Ходят и ходят, ходят и ходят…

Зато солянка в первом же кафе, куда заглянули, оказалась чудесная.

Шура звонил по сотовому друзьям, подругам, но никого в городе не оказалось. Одни с курортов не вернулись, другие торчали на дачах и в пансионатах, ловя последние теплые деньки.

– Ничего, Мужик. Прорвемся, – говорил Стрелин, прислонясь к парапету набережной и одновременно пытаясь попасть монеткой в голову бронзовому Чижику. – Домой приедем, по сети пошуршим, выберем, куда смотаться. Или ты по музеям походить хочешь?

– По музеям и зимой можно, – ответил Петер. – Честно говоря, я к тебе вообще на рождественские собирался, сейчас были другие планы.

– И какие же?

– Теперь уже неважно. Может, на Вуоксу скатаемся?

– Да запросто, – улыбнулся Шура. – Единственное, у меня байдарка сдохла. А новую сейчас брать резону нет. Лучше весной, когда вода высокая.

– Палатка-то живая?

– Палатка живая, – кивнул Стрелин. – Ладно, давай не будем торопиться. На Вуоксе ты и раньше был. Может, еще что интересное найдем. Знакомых вариантов полно, сам знаешь. Я б на Коневец сплавал, ни разу не был. Или на Валаам. Но боюсь, сейчас и там, и там толпы туристов…

Домой вернулись затемно. Решили прогуляться пешком. Из центра. Идиоты. Мало того, что ноги чуть не в кровь стерли, так еще и легкие пылью забили. Чтоб ничего не готовить, возле дома зашли в супермаркет, взяли цыпленка гриль и парочку салатов. Ну, и бутылку. Чтоб снять усталость. А устали зверски, это без дураков.

Не спеша отужинав, перебрались в гостиную. Пока Стрелин загружал компьютер, подключался к Интернету, Мужик рассматривал тот самый портрет. Макиавелли? Да нет, Саша что-то путает. Тот выглядел иначе. Петер вспомнил. Он видел изображение знаменитого деятеля не раз. Отдаленное сходство есть, но в целом… Вон, у Боттичелли все женщины одна на другую похожи. Словно с единственной натурщицы свои картины писал. Может, так оно и было?

– Ну что, подключился? – спросил он в ответ на тихую ругань Шуры.

– Хрена там. Надо оптоволокно вести, через модем – вечные проблемы, – раздраженно сказал Стрелин. – Ни в какую не хочет, ты подумай!

– Оставь до утра, все равно сейчас настроение не то, – произнес Мужик. – Лучше подойди-ка сюда.

– Чего еще? – обернулся Шура.

Поднявшись со стула, приблизился. Стал рядом с другом.

– Ничего необычного не замечаешь? – спросил Петер. – Целый день в мозгу свербело, а тут… Ты на руки его посмотри!

– Да что там… – начал было Стрелин, но смолк на полуслове. Присвистнул. – Ого! Да ты, Петруха, мозг! Вот что значит – незамыленный взгляд. Мы ж как раз его и…

– Да, – кивнул Мужик. – Как раз его. Хотя… Лицо не очень похоже. Или там он был помоложе? Но перстень тот же самый. Камень необвчный, трудно перепутать. И выражение лица. Глаза такие же. Нет?

– Черт его знает, – вновь засомневался Шура. – Кольцо – да, но моська… Тот акробат вродь на Джоконду смахивал, а этот – ни капли сходства. Вон челюсть какая впалая. И брови тонкие слишком.

– Жонглер, – поправил Петер.

– Что? – не понял Стрелин.

– Не акробат, а жонглер, – повторил Мужик. – Джукольере.

– Да, да, да, – задумчиво произнес Шура. – Джукольере… Жонглер. Интересно, почему я этого как Макиавелли идентифицировал? Жаль к сети подключиться не могу, еще б раз посмотрели. Подожди-ка, а Макиавелли у нас родом…

– Тоже из Тосканы, – закончил реплику Петер. – Из Флоренции. И чувствую я, Саша, здесь есть какая-то связь.

– Где это – здесь?

– Между тем портретом и твоим, – негромко произнес Мужик. Повернулся к другу, улыбнулся. – Давай-ка тоже на потом загадки решать оставим. Спать не хочешь? У меня глаза сами закрываются. Куда разместишь?

– Ты гость, тебе и карты в руки. Выбирай, – предложил Шура. – На какую комнату укажешь, там и постелю.

– Я б прямо тут лег, на диван, – ответил Петер. – Душно в квартире, а здесь балкон. Попрохладнее. Ты не против?

– С чего бы я противился? Тут так тут. Законы гостеприимства, знаешь, не пустой звук.

Постелив другу, Шура взял со стеллажа нужный том энциклопедии и, пожелав спокойной ночи, ушел к себе.

Улегшись поверх покрывала, раскрыл книгу.

Так, где он у нас? Ага, вот.

«Макиавелли, Никколо (Machiavelli, Niccolo) (03.05.1469 – 22.06.1527) – итальянский государственный деятель, дипломат, философ, писатель, драматург. Второй сын в семье флорентийского нотариуса. Автор политико-философских и исторических трактатов “Государь”, “Рассуждения о первой декаде Тита Ливия” и “История Флоренции”, пьес “Мандрагора” и “Клиция”. Основатель псевдонаучной теории сильной власти, которую как догму в своих злодеяниях использовали деятели фашистской Италии и нацистской Германии. Умер в пригороде Флоренции, находясь в опале и отстраненный от всех должностей».

И все? Не густо, ничего не скажешь. Хм… А какого года издание? Черт, пятьдесят третьего. Тогда все ясно. Кто ж в то время о нем что приличное мог написать? Живи Макиавелли при Сталине, вообще б объявили врагом народа и поставили б выстрелом в затылок жирную точку в политической карьере… Но дед-то каков, а? Ведь бывший мент. Больше – энкавэдэшник. С чего бы он стал вешать в доме портрет пусть почитаемого, но «профашистски» настроенного и «псевдонаучного» деятеля Эпохи Возрождения? Хотя… Не знал же, кто такой? Или знает? Или… на картине кто другой? Жонглер? Джукольере? А ведь сходится. Все сходится! Пригород Флоренции, время создания работы… Бывают, конечно, совпадения, но в свете последних событий в случайности почему-то не верится. Уж не новая ли шутка Инкарнатора? Хм… А был он, Инкарнатор, вообще? Не приснилось? Ай, плевать. Дай Бог, не последний день живем. Время настанет, а сейчас…

Шура, так и не раздевшись, дотянулся до выключателя, щелкнул им и немедленно провалился в сон. Без видений. Оле Лукойе в отпуске, зонты на профилактике – ясное дело. Скоро ж начало учебного года, школота вернется, работы гному конкретно поприбавится. Ааауы…

* * *

Мужик проснулся среди ночи. Но не от духоты – ночная прохлада как раз освежала, а от навязчивого звука. От живого шороха. Кто здесь шуршит? Саша бродит?

– Эй, ты чего не спишь? – негромко позвал он.

Прислушался. Ответа не дождался. Однако шорохи, стихшие было, раздались вновь. Уж не крысы ли? Брр! Петера аж передернуло. Хотя, какие крысы в спальном микрорайоне? Да еще на такой высоте?

Мужик нащупал тумблер торшера. Из-под зеленого абажура по комнате разлился приятный мягкий свет. Никого. И звуков больше не слышно. Показалось?

Мельком глянул на замечательный портрет, висящий на стене напротив. Висит себе, не качается. А с чего б ему качаться? Петер улыбнулся. Вновь щелкнул выключателем и уже собрался повернуться на бок, как вдруг заметил на шкафу два зеленых огонька. Глаза? По хребтине побежали мерзкие мурашки, на лбу выступили капельки холодного пота. И язык одеревенел. Черт!

Страшный взгляд меж тем качнулся, а потом вдруг резко метнулся прямо на Мужика. Тот инстинктивно прикрыл голову руками. Но «пострадали» только ноги. На них мягко шлепнулось что-то тяжелое.

Петер приоткрыл один глаз. Второй. На ногах поверх одеяла сидел большущий кот. Мирно мурлыкал и намывал лапой морду. В окно заглянула луна. В ее белом свете стало возможно определить масть животного. Хорошо, не черный. Серый? Нет, вроде рыжий. Вот же сволочь!

– Прости, приятель, но ты абсолютно не в тему, – произнес Мужик, сел на диване, взял кота за шкирку и вышвырнул в прихожую.

Потом встал, закрыл дверь. Ну его к дьяволу! Пусть по другим комнатам шатается.

Теперь заснуть долго не получалось. Хорошо, что вообще удалось.

Но удалось на славу. Когда пробудился снова, в комнате было не просто светло. Еще и шум с улицы сквозь раскрытую балконную дверь доносился. Город жил полной жизнью. И, похоже, уже давно. Стрелки настенных часов лишь подтвердили мысль. Половина двенадцатого. Превосходно!

Шура стоял у плиты, варил кофе. Увидев появившегося в дверях друга, весело подмигнул.

– Не поверю, что не выспался, – сказал он. – Давай умывайся, завтраком тебя кормить буду. Теста наболтал. От блинов, надеюсь, не откажешься?

– А ты уже? – спросил Мужик.

– Давно, – кивнул Стрелин. – Не до обеда ж тебя ждать. Про блины не расслышал. Жарить?

– Конечно. Только без энтузиазма. Знаешь же, я с утра плотно не ем…

Блины удались. Пока Петер спал, Шура успел добежать до рынка. Кроме всего прочего взял свежей сметаны.

– Ну как? – поинтересовался он, глядя на млеющего от домашней еды приятеля.

– Восхитительно, – не стал кривить душой тот. – А где второй хозяин?

– Здрасьте, приехали, – усмехнулся Стрелин. – Да ты, брат, не проснулся еще. Записку не помнишь? Вместе ж читали. На рыбалке, где еще?

– Да я не про деда, – покачал головой мужик.

– А про кого тогда? – замер в непонятках Шура.

– Про кота. Он на меня ночью такого ужаса нагнал, – сказал Петер и аж поежился. – В самом деле, Саш! Ну предупреждать же надо.

– Кот? У нас? – удивился Стрелин. Вполне искренне. – Мужик, ты чего? С роду у нас дома кошек не было. У меня ж эта… как ее? Аллергия! Ты ничего не путаешь? Может, приснилось?

Петер замер с открытым ртом. Потом резко встал, сполоснул под краном руки и вышел из комнаты. Через минуту вернулся, держа в пальцах комок рыжей шерсти.

– Вот, – произнес он. – С пододеяльника собрал. Так что… Нет, Саша, не приснилось.

Шура взял шерсть, посмотрел на нее внимательно и внезапно хлопнул по столу ладонью.

– Вот ведь скоты, а! Совсем обнаглели! – в сердцах воскликнул он.

– Кто?

– Кто-кто? Соседи! У них как раз рыжий кот живет. То ли Барсик, то ли Мурзик. Балконы-то сопредельные, вот и гуляет, мерзавец, по перилам.

– По каким перилам, Саша? – вздохнул Мужик. – У вас не балкон, а лоджия. К тому же застеклена. И у соседей тоже. Между окнами, если даже они и открыты, два метра. Барсик-Мурзик должен быть эквилибристом, чтобы…

– А ты куда его дел? – перебил объяснения Шура.

– Так в прихожую выкинул, – пожал плечами Петер.

– И дверь в комнату закрыл?

– Да.

Друзья вышли из кухни и обошли по порядку все комнаты. Заглянули под кровати и шкафы. Все углы осмотрели. Кладовку. Никого. Выбрались на лоджию. Глянули сквозь открытые створки на соседскую. Нет, такое расстояние преодолеть не реально.

– Слушай, а тебе он точно не приснился? – наконец заговорил Стрелин.

– Я ж тебе шерсть принес, – отчего-то полушепотом произнес Мужик.

– Да… Шерсть… – задумчиво сказал Шура. – Может, она не от кошки?

– А от кого?

– Ну… от этого… от одеяла, например, – проговорил Стрелин и закусил губу. – Ладно, не заморачивайся. Если кот в квартире есть, проявится. Жрать же захочет? Но мне почему-то кажется, что тебе он приснился. Единственное – шерсть эта. Но и ей объяснение найдется. Я уверен.

– Уверен? – улыбнулся Петер, входя в комнату.

Он мельком глянул на портрет на стене. Предположительно Макиавелли (или все-таки неведомый Джукольере?) смотрел сегодня как-то не так. Но как? С ехидством, что ли? Точно. С ехидством. Вот зраза! Мерещится теперь всякое.

– Ой, пошли кофе пить, – раздался из-за спины раздраженный голос Шуры. – Пока он совсем не остыл.

Но кофе остыл. Совсем. Пришлось греть в микроволновке.

Зато в сеть выйти получилось с первой же попытки…