Читать книгу Живые души. Роман-фантасмагория - Алена Даль - Страница 15

Промелькнули короткие дни абсолютной свободы, яркие и быстрокрылые, наполненные адреналином через край. Юбилей Палыча померк по сравнению с происшествием в небе. Долго вычерчивали потом схему полёта, анализировали и спорили, пытаясь разобраться, почему параплан Рубина на безопасном доселе участке снесло в ротор, почему в последний момент отбросило от скалы и понесло над лесом? Чем обусловлен такой медленный сброс высоты на сложенном крыле? Наконец, что за неведомая сила швырнула Антона в стог сена, точно попав в цель? Метр влево, метр вправо – и всё могло бы закончиться трагически, и не с кем было бы это обсуждать.

– Зато будет что рассказать потомкам, – приговаривал Геккель, добавляя коньяка в бокал чудом уцелевшего друга.

– Легко отделался, Рубин! – шутили остальные. – Не иначе как в рубашке родился!

– Не-е-е. У него личный контракт с ангелом-хранителем.

– Теперь в небо нескоро? – поддевал Палыч.

– Ну почему же нескоро? – отшучивался захмелевший Антон. – Вот нога заживёт, крыло заштопаю – и вперёд!

– Правильно! – одобрил Эдик, – это как после аварии: чем быстрее сядешь снова за руль, тем скорее забудешь.

Словом, юбилей прошёл на «ура!». Палычу подарили навороченную итальянскую подвеску, о которой тот давно мечтал, и кутили две ночи подряд, пригласив разделить веселье добрую половину жителей и гостей Шамони.

***

Во вторник ровно в девять Рубин открыл дубовую дверь своего пахнущего кожей и сигарами кабинета и понял, что свобода закончилась. Не успел он снять пиджак, как в дверь постучались. На пороге стоял взволнованный начальник геологоразведки Семёнов. Без лишних слов он положил на стол лист бумаги. Это была докладная записка. В ней говорилось о том, что на Вороньем поле, недалеко от лагеря геологов, скоро будет разбит эколагерь. Что можно ожидать от экоактивистов, расположившихся под боком у геологов, предугадать трудно, но соседство было не из приятных. Среди противников добычи никеля нашёлся грамотный человек, потрудившийся найти в кадастровом плане незанятый клочок земли и быстро оформить его в долгосрочную аренду. Так что юридически придраться было не к чему. Семёнов уже попенял Тупикину за проявленную беспечность, но тот, оказывается, всю неделю проболел, на работу не ходил и от предъявленных претензий отмахнулся.

Потом в кабинет зашла Ковалёва и сообщила, что квартальный перерасход сокращён на 87%, но Рубин остался равнодушен к этой новости. Больше всего Рубина интересовала сейчас судьба задержанного Черпака. После первого судебного заседания его дело вернули на доследование. Подробности спросить не у кого. Семёнов знал только часть правды. Орешкин знал больше, но обращаться к нему почему-то не хотелось. Рубин был не в курсе, что поимкой атамана лично руководил Коростелёв – начальник службы безопасности, специально приехавший из Москвы по настоянию президента компании. Не знал он и деталей операции: Новиков не рискнул доверить дело своему слишком щепетильному зятю, хотя в остальном был вполне доволен результатами его работы в Верхнедонске. И сейчас Рубин думал о том, где в данный момент находится Черпак, и какое обвинение ему в итоге предъявлено?

– Распишитесь, Антон Михайлович, – прервал его мысли голос главбуха.

Ковалёва протянула смету представительских расходов, в каждой строчке которой были зашифрованы подарки, откаты и подмазы. В компании действовала особая система внутренних кодов, о которых знали лишь директора филиалов. Новиков требовал от подчинённых неукоснительного исполнения установленных правил кодирования. Здесь, в этой смете, отражались и затраты на информационную защиту проекта, и субсидии на погашение приступов паники Тупикина, и расходы на содержание геолога Курочкина в психиатрической клинике, и уличный фуршет в Чернавске, и прочие траты, привязанные к выполнению основной задачи – утверждения проекта чернавского месторождения к концу следующего года.

Рубин подписал документ и отослал Ковалёву к себе, отложив остальные вопросы на завтра. Возвращение от абсолютной свободы к реалиям жизни требовало времени.

Экран на столе мигнул и залился торжественными аккордами марша Тореадора. Звонил Новиков. Антон нехотя клацнул кнопкой и упёрся в налитые кровью глаза тестя.

– Всё летаешь? – спросил тот вместо приветствия. – Ну, летай-летай, пока летается, – он принуждённо рассмеялся.

– Здравствуйте, Вадим Петрович, – невозмутимо ответил Антон. – Да, решил вот немного развеяться на выходных. Он не стал говорить тестю об инциденте в небе.

– И как – развеялся? – мрачно осведомился Новиков. Он всё знал. – Лучше бы к жене слетал, глядишь – и семью бы укрепил, и сам целее был бы! Не бережёшь ни её, ни себя.

Рубин благоразумно промолчал.

– Ну, что там у тебя, выкладывай! – потребовал президент, переключившись на рабочий лад.

– Перерасход по смете почти погасили, – бодро сообщил Рубин.

– Это хорошо, – голос Новикова потеплел.

– На прошлой неделе подписали Меморандум о взаимопонимании. Зарегистрирована некоммерческая организация «Чернавцы за прогресс». Общественный совет дал согласие на разработку платиноидов.

– Ну что ж, неплохо, – одобрил Вадим Петрович, – по платиноидам подождем заключения аналитиков.

Новиков сделал пометку в своём блокноте.

– Вадим Петрович, есть новости по делу Черпака? – неожиданно спросил Антон – обычно это он отвечал на вопросы тестя.

– А что тебя так волнует этот Черпак? – удивился Новиков. – Ну, посидит несколько лет, пока документацию подготовим и проект утвердим, а там пусть себе дальше атаманствует.

– Несколько лет? – не поверил своим ушам Рубин.

– А ты как хотел? Вымогательство в особо крупном размере – это тебе не пятнадцать суток за мелкое хулиганство, – Новиков озорно подмигнул зятю.

– Так вроде дело вернули на доследование?

– И что с того? Доследуют и посадят! Время ещё есть, – заверил его тесть.

И Рубин понял: посадят. Нажмут на следователя, смастерят улики, подтасуют факты. Антон сжал челюсти: всё что угодно мог он принять в своей работе, но только не сфабрикованных уголовных дел. Горький пример отца, оклеветанного партнёром по бизнесу и незаслуженно обвинённого в финансовых махинациях, навсегда отбил у него охоту играть с правосудием в грязные игры. Отец просидел в тюрьме больше года. В это время бизнес отжали и вывели в оффшор. Потом его отпустили, сняли все обвинения и даже официально извинились. Но отец так и не оправился после этого: не смог вынести позора и через три года умер от сердечного приступа. Ему было сорок восемь… Что за угрозу представляет собою этот Черпак? Всего лишь не очень образованный человек, не разбирающийся ни в геологии, ни в земельном праве. Да, безусловно, лидер, но далеко не всемогущий.

– Сейчас в Чернавске идёт соцопрос об отношении населения к нашему проекту, – напомнил Рубин, – отсутствие Черпака может отрицательно сказаться на его результатах.

– Его присутствие может сказаться ещё хуже, – раздражённо заметил Новиков, – и хватит уже мусолить эту тему! Что, других проблем нет? Ты мне лучше скажи, кто запрос в архив делал по пропавшим в 60-х геологам?

– Запрос? В архив? Я не в курсе.

– Ну, так войди в курс! Узнай, кто там ковыряется в прошлом, а главное – зачем?

– Хорошо, – пообещал Рубин.

– У меня всё. Вопросы есть?

– Нет.

– Тогда до связи.

– До свидания, Вадим Петрович.

Экран погас. Рубин вернулся к работе. Но мысли о Черпаке не покидали его. Не придумав ничего другого, он набрал номер Орешкина.

– День добрый, Антон Михайлович, – приветствовал его вкрадчивый голос директора информагентства. – Чем могу быть полезен?

– Я хотел бы узнать ситуацию по Черпаку. Понимаю, что не совсем по адресу…

– Что вы, очень даже по адресу, – оживился Орешкин. – Что вас интересует? Добавить остроты в публикациях? Накалить обстановку в Общественном совете? Организовать митинг «Чернавцев за прогресс»? Быть может, сделать интервью с адвокатом Черпака?

– А кто его защищает?

– Кого назначили – тот и защищает! – усмехнулся Орешкин. – Общественный защитник, новобранец с институтской скамьи. Сами понимаете, какой в нём толк! – директор информагентства выжидающе умолк. – Но подробности выудить можно. И подать как жест отчаяния уличенного преступника. Голодовка – это ведь не показатель невиновности.

– Какая ещё голодовка?

– Как, вы разве не знаете? Черпак объявил голодовку три дня назад.

– Вот как?

– Протестует. Хочет привлечь к себе внимание прессы. Только без толку: к нему всё равно никого не пустят.

– Даже вас? – не удержался Рубин.

– Да я и сам не горю желанием видеться с ним, – парировал Орешкин, – передо мной стоят совсем другие задачи, так сказать, более масштабные, – многозначительно добавил он.

– Ясно, – процедил Антон, – что ж, успехов вам в их решении.

– Благодарю вас. Да, кстати, фамилия Сидоренко вам о чём-нибудь говорит?

Рубин вспомнил старика в очках с ветхим портфелем, добивавшегося его аудиенции.

– Это тот самый оппонент Эпштейна, которого не допускают в Общественный совет?

– Тот самый. Просто имейте в виду, что эколагерь на Вороньем поле – его затея. Его и Задорожных.

Рубин на минуту задумался.

– Нам нужно усилить просветительскую работу. Чернавцы всё ещё переоценивают опасность проекта и недооценивают его выгоду для района. Да, и увеличить социальные дотации.

– Полностью согласен. И, разумеется, своевременно и полно информировать население о деятельности компании «Траст-Никель» в этих направлениях.

– Разумеется, – согласился Рубин и сухо добавил: – В рамках утверждённого бюджета.

На этом разговор был окончен. В голове у Рубина выстроилась матрица: по вертикали – цели, по горизонтали – средства. На их пересечении – события, уже случившиеся или только прогнозируемые. Задержание Черпака и грозящее ему тюремное заключение выпадало из этой матрицы. Это был тот случай, когда средства достижения цели были не только сомнительными, но и малоэффективными. Место арестованного Черпака занял Задорожных. Следуя логике, в ближайшем будущем нужно будет упрятать за решетку и его. Поддержка со стороны опального профессора Сидоренко обеспечивала протестное движение вескими, грамотно выстроенными аргументами. Конечно, они не шли ни в какое сравнение с блестящей программой академика Эпштейна, но это были аргументы достойного противника. Пока что Сидоренко не был допущен к деятельности Совета, но всё может измениться. Если люди выскажутся «за» проведение референдума, доводы отлучённого от науки профессора могут сыграть решающую роль. Сидоренко объединился с Задорожных. Сообща они пошли легальным путем, действуя осторожно и грамотно. Возврат дела Черпака на доследование не делало чести инициатору процесса. Второго промаха быть не должно – значит, будут сфальсифицированы новые улики. Если же следствие развалится, то всё выплывет наружу и нанесёт непоправимый урон компании. Тогда не помогут ни деньги, ни информационные технологии. И самое главное: Рубин сам не хотел этого приговора, этого жертвенного заклания – далеко не символического. Голодовка Черпака подтверждала серьёзность его намерений. И да – для Рубина она была косвенным доказательством его невиновности. Нужно что-то предпринять. Но что? Антон был далёк от мысли убедить Новикова отпустить Черпака. Что если поговорить с ним самому? Нет, не пойдёт. Во-первых, не по рангу. Во-вторых, это было бы признанием слабости, а он не чувствовал слабости в позиции, которую занимала сейчас компания «Траст-Никель» в Верхнедонске. И потом, Рубин не собирался менять убеждений взрослого человека. Надо попытаться освободить его другим путем. Каким? Единственно возможным – законным. Орешкин сказал, что защита обвиняемого сейчас чисто формальная, то есть никакая. Значит, нужно нанять хорошего адвоката. А что – это идея!

«Парень, да ты обезумел! – сказал себе Антон. – Наверное, слишком сильно ударился о землю». Он представил реакцию Новикова, узнай он о том, что его зять, руководитель филиала, платит из собственного кармана адвокату главного идейного врага проекта. Такой наглости он не простит. Пожалуй, его связей хватит на то, чтобы упечь Рубина за решетку вместе с Черпаком, уличив для пущей убедительности в сговоре. Антон снова вспомнил давнее дело отца. Его потухший взгляд. Почерневшее лицо идущей за гробом матери… И своё обещание, данное в Альпах в те первые минуты, когда ещё не вполне осознавал, что остался жив. Он поклялся себе не тратить свою жизнь на мерзости. А что может быть омерзительнее соучастия в преступлении? Пассивного наблюдения за циничным крушением чьей-то жизни, пусть даже в угоду великой цели? Что может быть более отвратительным, чем повторение судьбы покойного отца в отношении к другому человеку, тоже чьему-то отцу?.. Решено. Оставалось определиться, кто будет защищать Черпака. Местных адвокатов Рубин в расчёт не брал: с нюхом Орешкина информация легко выплывет наружу. В правовом отделе компании был сильный, опытный юрист, его должник. Почему бы не обратиться к нему? Но трезво рассудив, Рубин отказался и от этой идеи. Долг не лучшая мотивация для адвоката, к тому же ворошить дело под носом у Новикова было небезопасно. Оставался последний и, пожалуй, самый надёжный вариант.

Зуммер долго и нервно гудел, прежде чем трубку на том конце провода сняли.

– Здравствуй, Эдик, – произнёс Антон, – извини за настойчивость, но дело срочное.

– Привет, Антон! Срочные дела – мой конек! – хохотнул московский друг. – Как сам? Как нога?

– Да всё в порядке, – бодро ответил Рубин, – хотя до сих пор не могу поверить.

– Во что ты не можешь поверить, старик?

– В то, что мог бы так бездарно погибнуть, что был на волоске от смерти. А главное, не могу понять, почему остался жив?

– Вопрос неправильно ставишь: не почему, а для чего? – глубокомысленно изрек Геккель. – А впрочем, не надо тебе ничего понимать! Живи да радуйся! – посоветовал он. – Что там у тебя за дело, говори!

– Не по телефону. Завтра-послезавтра никуда не уедешь?

– Нет, всю неделю на месте. Ждать?

– Да.

– Давай, звони, как соберёшься.

Через два дня всё было улажено. Задача Геккелю была поставлена непростая: убедить Черпака поменять адвоката, обеспечить ему крепкую защиту, не раскрывая источника финансирования. В идеале оправдать, по крайней мере, максимально смягчить приговор. И, разумеется, никто об этом не должен знать, вся история останется между ними.