Читать книгу Обнуление. Сборник - Алина Кроткая - Страница 7

Прекрасно готовлю,

стильно одеваюсь.

Красивая,

истиной женщиной быть

стараюсь.

Не истерю,

почти не ругаюсь,

посуду не бью,

дома жду

и сдержанно улыбаюсь.

Такая вся идеальная,

ты же знаешь…

«Я люблю тебя, —

уходя, вновь кидаешь,

– Я не смогу без тебя», —

и вновь изменяешь.

Я прекрасно готовлю,

но всё остывает.

Ведь ты там, где лапшу

кипятком заливают,

где суп-минутку лишь варят.

Ты говоришь, что

классно я одеваюсь,

а сам идешь к той,

что в темноте наряжалась:

всё вразнобой:

зелёная майка,

синие джинсы и

красный зонт.

А я вся такая красивая,

хоть вой.

Ты говоришь, что я идеальна —

«В ЗАГС бы с тобой!»

…И вновь ночью

не приходишь домой.

Алые паруса на твоём корабле

Стали серыми —

Смылась краска.

Я в открытом твоём окне,

На тринадцатом,

Без опаски.

Я в каком-то живом полусне,

Где солнце так медленно гасло.

Слишком много романтики,

Так сильно похоже на сказку.

Москва вместо райского сада,

Полнолуние слишком ласково.

И мои дрожащие плечи —

В 4 утра Москва

Холодна и ненастна,

В 4 утра Москва так прекрасна…

Ведь рядом ты,

И время не властно.

Или тот склон:

Под ногами трасса,

Позади монастырь,

Впереди закат бурно красный.

Чуть дальше набережная,

Вода колышется вальсом,

Ты держишь за руку —

Небо, сжалься!

Какой-то внезапный праздник!

Побеги из недр автобуса

Память дразнят,

О музыке разговоры,

Суровый Оззи

У тебя на балконе

Нежно так тянет гласные.

Снова вместе рассвет,

Снова сплетаются пальцы…

Хватит.

Включи в сознании свет,

Вспомни, что было дальше.

Алые паруса на твоём балконе

Бессонным утром нашла.

Алые паруса. Твой корабль тонет.

Я книгу на память себе забрала…

Хочешь, я напишу тебе самый нежный

Из своих же стихов?

Переплюну себя же в плетении рифмы,

Брошу вызов тому доброму,

Что писала ему в дорогу.

Я буду пробираться сквозь тьму

Букв, предложений и всех

Порогов.

Хочешь, я расскажу тебе,

Каково это – быть любимой тобой?

Быть окутанной в мягкий кокон из ласки,

Это как варежки лютой зимой,

Как подснежники те – из сказки.

Это утром просыпаться —

пусть даже одной —

И строить из улыбки гримаску.

Это как …уверенность, что дома ждёт мама,

Что скоро будет весна,

И пройдёт февраль.

Знать наизусть, что до боли нужна —

Вот самая лучшая из всех мелодрам.

Это не может почувствовать ни один наркоман…

Хочешь, я расскажу тебе,

Как Земля вдруг тормозит,

Как люди вдруг замирают,

Как время не идёт, и часы не моргают,

Когда мы вдвоём смотрим\курим\молчим\играем.

Нужное подчеркнуть карандашным краем.

Хочешь, я расскажу тебе,

Как ничтожны все штампы и ярлыки?

Какая разница – подруга, жена,

Когда держишь обе мои рукИ?

Какая разница, что прошло месяца три?

Ты меня только …люби.

Хочешь, я напишу тебе самый нежный

Из своих же стихов?..

Будда учил: не привязывайся,

Ибо не навсегда.

Надо распечатать эту фразу

В формате А2.

И на самое видное место,

Чтоб впивалась в глаза.

Может хотя бы тогда

Я не буду думать,

Важна ли я,

Нужна ли я,

Ненормальная.

Может тогда…

Перестану видеть в каждом

штрихе тебя,

Перестану освобождать выходные

Для…

И надежду коварно-лживую

Пинком от себя.

Будда учил: не привязывайся.

А я хочу каждое утро видеть

Твои глаза.

Здравствуй, новая Муза.

Смотри: вот дверь в мою душу.

Заходи, раздевайся,

На кухне есть груши.

В общем, располагайся.

Ты надолго?

На час? На неделю? НА год?

Переночевать или вместе до рук костлявых?

Тебе раскладушку иль на моём диване?

Оставишь ли щётку в ванной?

Ты подумай, а я за чаем…

Хотя, ты знаешь…

Я немного вперёд поспешила,

Прости, что тебя не спросила…

Я тебе тапки уже купила,

Я на диване своём уже постелила,

И щётка новая в ванной,

А на столе дубликат тот самый:

От упрямой, непостоянной души.

Это, Муза, твои ключи!

Пожалуйста, останься,

В ней поживи

До следующей хотя бы зимы.

Докатилась:

Пишу стихи на страницах

Сопливой книги.

Нет блокнота,

А мысли мне череп

Пилят.

Нет ЕГО,

Рядом только толпы

крикливых.

Хватит. Стоп. Здесь нет

Линованных линий.

А мысли снова

вбивают клинья.

Наберите «03» —

Мозг срочно в клинику!

Две недели превратились в ничто.

Из-за его карих

линий.

Две недели как будто сто,

И не летних, а лютых,

зимних.

Ты знаешь, сколько я

рифмовать пыталась?

Выдернуть буквы занозой из кожи?

Сколько черновиков в сумке

осталось?

Салфетки, блокноты, и

Книги тоже!

Горе тому, кто читать её будет

позже.

Вместо печатных букв —

В метро дрожащий почерк,

Влюблённый корявый росчерк.

Сердце, чего ты хочешь?

…А пусть колотит,

Пусть воет,

Пусть сожжет изнутри

этим зноем.

Зато любит.

Зато и у меня стало

живое!

Затоплено нежностью и тобою!

А то «У рыжих нет души.

На костер её! Ведьму!

Души!»

Я влюбленности меняла на

ржавых монет гроши.

Я доброты не знала —

Только конвейер.

Быстрее. Спеши.

…Ты очень нравишься мне,

Хоть и не знаешь,

что посвящаю тебе стихи.

Буковски сказал, что легче

Писать про бл*дей,

Про порядочных женщин сложно.

Вот и мне проще плеваться ядом,

Вот и мне про тебя писать невозможно.

Вот и ты выбиваешь прочь

Из выкройки,

Вылезаешь вон из

привычного контура,

Вываливаешься из шёпота криком,

Таким юным и радостно-звонким!

А ты такое яркое, 20-летнее,

Такое настоящее солнце.

А я привыкла к моральным калекам,

Собирать коллекцию из уродцев…

Их три:

Три разных цвета,

Запаха,

Имени…

Один всё врёт о любви,

Другой влюбить мечтает насильно,

А третий – герой моего личного фильма.

Один знает каждую клетку,

Название любимых духов,

Он проводил со мной каждое лето

И ловил поцелуи на дне зрачков.

Мы делим квартиру и серую ветку,

Но давно просыпаемся врозь.

Другой знает лишь то, что я говорила,

Знает, чем пахну,

Но не знает, какими.

Держит за руку,

Тащит куда-то сильно,

Настойчивый, дерзкий,

Шепчет в трубку: «Люби меня».

С третьим всё интереснее.

Знает меня лишь в орфографии,

Случайных ошибках

И по фотографиям.

Ему нравится моё имя,

Он не знает чем, пахну,

И что ненавижу лилии,

Но знает обо всех моих страхах,

И только его я хочу утром

Шептать по имени….

Мне страшно.

Я будто падаю вниз с моста,

Со здания.

Вываливаюсь из привычного мне

сознания.

Мой разум сопротивлялся,

А потом будто замер.

Я целый вечер с тобой смеялась,

Над собою смеялась:

Над наказанием.

Вот и на меня управа нашлась,

Вот и мне заломали ЗА спину руки.

По дерзости будто проехал камаз

Под милого голоса звуки.

А по надменности словно стреляют из лука…

Пока ты рядом не страшна никакая скука.

Пока ты рядом – есть только сладкая,

Невыносимая мУка.

В этом мире всё заменяемо:

Шоколад – на плитку для диабетиков,

Золото – на бижутерию,

Рафинад – на сахар в пакетиках.

В этом мире всё заменяемо:

Те же руки, и губы, и те же плечи.

После всех расставаний

Нас ждут новые встречи.

Стоп.

Не ври себе.

Не становится легче.

Замена – лишь бутафория,

Подделка оригинала из бледной моли.

Руки чужие душат, как лилия Хлою,

Гладят нежно, а я чуть не вою.

…Ведь ты как золото высшей пробы,

Как настоящее солнце, а не лампы дневного.

Как рафинад, а не дрянь из колбы,

Как шоколад с молоком альпийской коровы.

Только ты можешь тепло дарить,

Другие хоть в сотни раз будут нежны,

Но, это как в переходе «Диор» купить:

Пустая замена, и стоит гроши.

Отойдите.

Вы просто смешны.

…В этом мире всё заменяемо.

Но только не твои губы, руки и плечи.

Ты появляешься, и я вновь улыбаюсь.

Будто у нас важный матч,

Я вратарь, а ты полевой.

Будто я отбила все шайбы,

Будто я отстояла на «ноль».

Но будем честны:

Счёт под угрозой,

Я совсем не умею играть с тобой.

Ты появляешься, и я вновь задыхаюсь,

Будто клюшкой под рёбра,

Будто шайбу в ворота сердца,

Красный фонарь горит за спиной,

И мне уже некуда деться.

Ведь если ты полевой,

То я вратарь просто детский.

По ночам меня часто било температурой курортов,

Несмотря на Сибирь и избыток льда.

+39, аномальный жар дымился в больных аортах,

Но я кричала не скорую, а тихо звала тебя.

Ведь ты поднимался со мной на все эшафоты,

Трапы и поезда.

Когда самолётные крылья впивались в полночь,

А нос железный всё целил вниз,

Я лишь твою руку звала на помощь,

Цепляясь в неё испуганно, как тюль за карниз,

Ведь только ты успокоить можешь,

«Держи меня за руку» – таков был полгода девиз.

…Пожалуйста, держи меня за руку,

В жар, испуг или просто на бис.

Я снова встречу тебя

Без ругани, брани,

Дрожащими уголками храбро:

«Снова с ней?»

«Снова в ней?»

Славно.

Раздевайся, мой руки,

Я сделала грудки.

Уже кормила?

Суп-минутка?

Молодец твоя сука.

Я снова?

Прости, не сдержалась.

Что с пальцами?

Слегка разломались:

Суставы ломала,

Пока ты задержался,

Развлекался.

Нет, не ругаюсь.

Мы же

Расставили закорючки

Над словом бранным.

Хватит. Стоп. Не трогай руками!

И вообще я в ванную.

А в ванной давно нет слёз,

А в ванной вода из-под крана льёт.

Всё.

Нелепый круговорот.

Истерики, нервы, слёзы

Теперь привычны, не гложат,

Теперь обычно – как по дорожке,

Накатанной

Ложью,

Которую ложкой

Пихаешь мне в рот.

И даже не понемножку.

Жалкий круговорот,

Жалкие розги.

Стоп. Закрой рот.

Невозможно.

До боли знакомое место…

До боли знакомая дверь…

И вновь нервы натянуты леской,

Когда я стою перед ней.

То же кресло… Теперь не твоё…

Тот же замок крутят пальцы чьи-то.

А мне по привычке дышать тяжело,

Будто вскрыты лёгкие бритвой.

Эти знакомые стены

Пропитаны насквозь твоими словами.

И замок на этой двери

Раньше Я крутила руками!

Я сюда приходила к тебе!

И от дрожи сердце падало на пол…

Теперь роль гостьи приготовлена мне

Под чужим равнодушным взглядом…

После тебя хочется сделать

тату доброты,

Хочется в душЕ переклеить обои

в цвет теплоты.

Хочется, чтобы не было боли,

И тебе снились только

светлые сны.

Хочется просыпаться с тобою,

Смотреть на царапины

загорелой спины,

Гладить и думать:

«Только бы пальцы были нежны,

Только бы пальцы были нежны…»,

И видеть мысленно знак

Доброты.

Россо вперемешку с уральским ветром

Облизывал терпко язык и горло,

Кольцами дыма дразнились губы,

Вокруг всё тихо и сонно.

Мы вместе, хоть и заказывали два номера

Соло,

И песня «Ночных» той ночью по десятому кругу.

Люди за стёклами кутали кости в шубы,

А мы всё переплетались, как косы, друг с другом,

Пальцами, мыслями —

До испуга.

Кольца дыма кружили, как вьюга.

А я мечтала занять их место,

Чтобы так же нежно

ласкать

твои губы.

«А тебе кто-нибудь

Целует запястья?

Кроме воспоминаний февральской ночи,

Кроме собственных губ средоточенных,

Обкусанных и кровоточащих.

А тебе кто-нибудь

Целует запястья?

Кроме погоды этой ненастной,

Карябая кожу в красный

Уколами льдинок страстных.

А тебе кто-нибудь

Целует запястья?

Так, чтобы, нежно дыша на кожу,

Губами был путь проложен

Туда, где пульс бьётся сложно.

…А тебе кто-нибудь

Целует запястья?» —

Спросила сама себя.

«Кто-нибудь,

кроме погоды ненастной

И воспоминаний того февраля?»

Звёзды на небе, маяк как звезда.

Озеро похоже на море.

Мы в центре этого сна,

В середине остывшего зноя.

Лето, +40, жара,

Вода кипящим котлом бушует.

Но ночь вступила в права,

И дала нам сказку такую.

Мы в центре с тобой одни,

И будто одни во Вселенной.

И лишь по кругу огни

Стали нашим счастливым пленом.

Теперь всё иначе, хоть тоже жара,

И год пролетел едва ли.

А у тебя скоро будет жена,

И я другого целую ночами.

Всё иначе, всё пронеслось

И затихло так быстро-быстро.

И у каждого новая ось

На странном графике жизни.

Звёзды на небе, маяк как звезда,

Озеро похоже на море…

Я часто сижу у окна,

Вспоминаю то лето с тобою…

И я снова жду ночи,

Свернуться клубком в тишине,

Расстаться до утра с горечью

Или спрятать её в себе.

Я снова жду ночи —

Передышку меж растерзанных дней,

Невысокую кочку

В кровавом болоте соплей.

Я снова жду ночи…

Под одеялом недвижно лежать.

Все страхи выкинуть прочь,

Под подушку мысли убрать.

Каждое слово – стрела,

В каждой фразе – упрёк.

Ты не переносишь меня,

Как в праздник присланный гроб.

Ехидство повсюду, скепсис в глазах.

Презрение в каждом вдохе.

Будто воздух в ядовитых парах,

И я виновна в этом подвохе.

Мой голос, как скрип половиц

Для вора в ночи.

Мой голос – сотни ржавых петлиц

В мерзком визге двери.

Моя улыбка глупа и нАгла,

И я сама, как табуретка, глупа!

Мне в искусстве ничто не надо:

Для галочки пришла я сюда.

…И страшна не эта вся клевета,

Страшно, что такой ты видишь меня.

Какой самый неважный знак препинания?

Заменяемый самый?

Ненужный самый?

Незаметный во всём романе?