Читать книгу Другие вольеры. Волонтёрские записки - Алина Пожарская, Алина Евгеньевна Пожарская - Страница 5

Глава 3
Волшебный пинок

Оглавление

С утра я пришла в редакцию и попала в крепкие объятия. Очень узнаваемые.

– Мирон! Ты что, уже всё?

– Не, я в увольнении.

Мирон обходит наши столы, пожимает руку Фомичу, даёт Лёхе дружеский подзатыльник. Нашу начальницу Стасю он уже чмокнул.

– Расскажи, что ли, – говорю.

– Сейчас. Надо ещё кое с кем обняться. И люлей кое-кому повыписывать.

Мирон – наш репортёр. Полтора года назад он ушёл на службу – не в армию, а на альтернативную. Он исчезает в дверях, но через минуту появляется с кофе в одной руке и складным самокатом в другой.

– Не надоело? – спрашивает Фомич, наш корректор. – Бумажки-то разносить?

Мирон счищает со своего самоката остатки снега.

– Всё-то вы, дядь Толь, знаете. Всё знаете.

Повторение в быстром темпе – Миронова фишка. Я, мол, неугомонный репортёр, чадо большого города.

– Ну вот, – говорит выпускающий Лёха, – а хотел в зоопарк.

– Уж лучше бумажки.

– Ну рассказывай, – говорю. – Почему почтальоном? И почему про зоопарк передумал? Это ж твоя мечта была.

Мирон высокий, мощный в плечах, холеричный и слегка шепелявит. Эта шепелявость, как ни странно, работает на его образ: я, дескать, такой занятой, что некогда выговаривать слова. Ещё у него тоннели в ушах и нашивка на всю спину «Я всегда буду против»[2]. Он вырос во Франции, в нежном возрасте писал музыку под псевдонимом MC Мирон.

Он садится напротив Стаси и меня, как обычно поставив стул задом наперёд. Когда ему говорят, что это закрытая поза, он отмахивается: а ну вас, мне просто так удобней.

– Ну что вам сказать… Как я в военкомат ходил – просто песня. Они спрашивают: почему гражданка? Я: потому что армия против моих убеждений, а косить не хочу. А армия против убеждений. А косить западло. Они, кажется, про откос удивились больше, чем про убеждения.

– А как же страну защитить? – спрашивает Фомич. – В случае чего?

– Вот в случае чего и поговорим, – отвечает Мирон. – А сейчас я в гробу видал милитаризацию.

– Ладно, ладно, – говорит Стася. – А потом?

– Потом говорю: давайте заявление писать. Они говорят: а вы знаете, что мы можем сделать отмену вашего заявления? Я говорю: а вы знаете, что я могу сделать отмену вашей отмены? Они: хорошо, тогда мы сделаем отмену вашей отмены нашей отмены. Я: отлично, увидимся в ЕСПЧ. На том сошлись.

Стася смеётся. Она старше нас, но компанейская и простая.

– Так почему не зоопарк-то?

Мирон издаёт звук, который у нешепелявого человека был бы фырканьем.

– Да потому что я был тупло. Когда про зоопарк решил. Я ж как рассуждал: о, зоопарк, это тема, я ведь животных люблю, это мечта, бла-бла-бла. А потом в теме покопался. Копался, копался. И понял, что не хочу.

– Потому что клетки? – спрашивает Лёха.

– Потому что клетки. – Мирон кивает. – А почтальоном меня в Соликамск отправили. Я самокат купил и ездил. И ездил, и ездил. С пяти утра до двенадцати. Красота!

Я представляю себе, как Мирон со своими тоннелями и самокатом вписался в древние почтовые интерьеры. Когда-то он так вписался и в редакцию. Он со своей энергетикой умудряется всё перевернуть: мол, это не я у вас инородный объект, а вы инородные! И всё подстраивается под него.

Стася что-то спрашивает у Мирона. Даже его гостевой визит в редакцию похож на интервью.

А я думаю, что домой мы пойдём вместе, потому что мне срочно надо Мирону кое-что рассказать.

Что я и делаю.

* * *

– А вот это как раз тема, – говорит Мирон. – Ты чего расклеилась-то?

Я рассказала ему про приют. Там тоже клетки, но клетки другие. Мирон это оценил.

– Не знаю, – говорю. – Поехали со мной?

– Не могу, я обратно в Соликамск. Ты хочешь про это написать? Тогда тем более надо ещё поездить.

– Не-а, – отвечаю. – Репортаж не хочу. Даже если поеду. Иначе получается, будто это ради репортажа и затевалось.

Мирон качает головой.

– Максималистка ты, вот кто. Я, правда, тоже.

– Значит, понимаешь.

– Да понимать-то понимаю. Вот только надо продолжать. Крещение ты уже прошла, многие и до этого не дотянули, срезались раньше.

Я молчу.

– Дать тебе волшебный пинок? – любезно предлагает Мирон.

– Тьфу ты, – говорю. – Давай свой пинок. Честное слово, детсад какой-то.

Мирон легонько хлопает меня ладонью по спине. При его комплекции понятие «легонько» весьма относительно.

– Вот, – констатирует он, пока я пытаюсь вернуть себе равновесие. – Теперь ты обязана поехать туда снова. И снова, и снова. Пинок вечный. Или, как мои бабульки с гражданки говорят, без истечения срока годности.

– Благодарю.

Мы подходим к остановке.

– Ну, – говорю, – удачи.

– Это тебе удачи, Беляй. Удачи. Всё будет по красоте.

Мой автобус подъехал. Мирон снова заключает меня в медвежье-панковские объятия, расправляет самокат и скрывается в слякотной весенней дали.

2

Песня группы «Гражданская оборона».

Другие вольеры. Волонтёрские записки

Подняться наверх