Читать книгу Дай мне знать, если все еще… - Алина Вадимовна Кривенец - Страница 2

Вторая бутылка крепкого виски. Недельная щетина и абсолютно пустой холодильник. Он был похож на бездомного, только часы за пару сотен американских долларов выдавали в нем человека с кое-каким достатком.

Когда в квартире появлялась пустая бутылка виски, уже вторая по счету, это означало одно: он опять попал под груз многолетних воспоминаний, и, даже, начинал бредить. В какую-то минуту ему казалось, что дверь в комнату открылась. Он поворачивал голову, но дверь была наглухо заперта. А иногда казалось, что на щеке становится щекотно от пряди волос. Волос, с мягким медовым оттенком. И когда эти пряди одна за другой спадали на его лицо и шею, полностью окутывал тончайший запах ванили. Он даже любил над ней подшучивать, намекая, что посыпать ванилью блинчики, а затем себя – не самая лучшая идея. Только на его колкие шуточки она всегда улыбалась, а иногда – заливалась хохотом. Эта улыбка всегда была в ее глазах. Он мог ее прочитать безошибочно, как и мог безошибочно определить все ее желания. Так мог только он.

Кино. Он смотрел кино, где эпизоды сменялись один за другим слишком быстро, чтобы успеть погрузиться в ту самую минуту, и ощутить прикосновение ее ладони. Стоило только закрыть глаза, как эпизоды начинали прокручиваться один за другим. Ни один режиссер в мире не сможет создать настолько красочную киноленту. Иногда ему казалось, что экранизация эпизодов в его личном кино удостоилась бы Оскара. Только он не хотел ни с кем делиться своими эпизодами. Такими родными, красочными, и болящими при каждом прокручивании в собственной голове.

Часто ему казалось, что его пристрастие к собственным воспоминаниям находится где-то между здравым смыслом и мазохизмом. Ему было больно от каждой секунды, которая «всплывала» в голове яркой картинкой. Только, несмотря на боль, он продолжал прокручивать эпизод за эпизодом, в надежде хотя бы там, в собственной киноленте, изменить финал. Но ничего изменить он не мог.

– Да, – он сам испугался собственного голоса, когда ответил на звонок.

– Куда ты пропал? Уже три дня не пишешь, не звонишь. Мы расстались? Скажи мне только правду. Прошу тебя.

Никогда так быстро он не принимал решение.

– Да, прости меня. Я хотел тебе позвонить…

Она не дала договорить фразы, которой, по сути, у него и не было. Он сказал все, что хотел сказать. Все что он слышал, это отдельные слова, произнесенные с надрывом и в истерике: «эгоист», «ненавижу», «мразь», «сволочь». Дальше он не слушал. Его в очередной раз называли эгоистом. Может, тогда, два года назад, она была права? Только тогда он не воспринимал всерьез ее слов. Ему казалось, что все это надумано. Местами – даже наиграно. Она – хорошая актриса одной роли. Он – уверенный в себе мужчина, который точно знает, чего хочет от жизни. А еще, он точно знал одну вещь: она всегда будет с ним рядом. Ее волосы медового оттенка с ароматом ванили не могли спадать на чью-то другую щеку. Только на его. И эта уверенность была настолько сильной и глупой, что вторая бутылка виски пока не притупляла воспоминаний и ненависть к самому себе.

«Чудно. Теперь ненавидящих меня стало больше», – пронеслось в его голове.

Телефон разрывался от звонков. Пять пропущенных. Пятнадцать пропущенных. Когда она успокоится? Он чувствовал, как внутри нарастает гнев. На кого он гневался? На Лизу, которая стала его очередной жертвой? На Лизу, которую он никогда не любил? На эту самую Лизу, которая, как и она, ждала его звонка каждую минуту, а еще замирала в ожидании, как только слышала шаги на лестничной клетке? Да, вот только это был не он. И любил…. Любил он только одну. Но, и она зря волновалась, услышав тяжелые мужские шаги на лестничной клетке. Звонок был не в ее дверь.