Читать книгу Найди меня в лесу - Алиса Бастиан - Страница 18

Все считали его пьяницей, но ошибались. Он регулярно покупал различное спиртное, иногда в больших количествах, но не пил. Только пиво, а пиво не считается. По крайней мере в их городе. Кто-то однажды спросил, как он мог так быстро выпить то, что купил вчера, и Сфинкс, не желая навеки прослыть забулдыгой, стал отнекиваться. Забулдыгой он всё равно прослыл, хорошо хоть шуточки про спиртование мумий у себя дома постепенно исчерпали себя. Сфинкс и сам себя исчерпал, и довольно давно, но иногда что-то внутри него всё же находилось. В те моменты, когда он погружался в прекрасный далёкий мир, когда открывал книгу или включал фильм, дверь в мир обычный захлопывалась, и даже лёгкое дуновение не могло просочиться сквозь щель. Потом дверь распахивалась, и его обдавало зловонием реальности. Убрать помои за всем домом. Оплатить счета. Купить спиртное. Прикинуться пропащим идиотом. Вызвать сострадание. Или отвращение. Сауна и возвращение домой – лучшее время дня. Лучшее время жизни.

Два слова, выгравированных золотом, украшенных кобальтовыми сапфирами, пахнущих ладаном, освещающих его тусклую жизнь. Таинственная легенда непередаваемой красоты. Древний. Египет.

Знания многих о нём ограничивались пирамидой Хеопса, Тутанхамоном и мумиями. Но Сфинкс был не из многих. В одной из далёких прошлых жизней он был египтянином, в этом сомневаться не приходилось, потому что других объяснений своей единственной страсти он не находил. Да и не хотел.

Несколько тысячелетий. Миллионы дней. Египтяне были так далеки от него и всё-таки так близки. Не только ему – всем им, но они этого не понимали, чему Сфинкс был даже рад. Делиться ему не хотелось. Египтяне были просты и невероятно сложны, понятны и до конца не разгаданы, безупречны и порой отвратительны, непобедимы и хрупки. Совсем как они. Каждый из жителей этого города. Этого мира.

Погружаясь в свой мир Древнего Египта, Сфинкс ощущал умиротворённость и покой. Его наполнял свет уважения к вечности, и потому он каждый день так спешил домой. Ему нужен был этот свет. Другого у него не было. Ни одна лампочка не подходила к патрону его души. Только эта. Самая потрясающая из всех.

Там не было ни проблем, ни интриг. Ему хотелось бы вернуться в то время, на тысячелетия назад. Быть там, а не здесь. Но Сфинкс понимал, что обманывает себя. И проблемы, и интриги были всегда, даже в священном древнем царстве. Конечно, были. Просто не такие.

Такие же. Они лгали и крали, насиловали и убивали. Просто крали не мобильные телефоны, а красивые сосуды, убивали не дочерей мэров, а сыновей фараонов. Но было то, что всегда будет отличать их эпоху от всех других. Ослепительная величественность. Сфинкс чувствовал её в каждом фрагменте опубликованных находок, в каждом иероглифе надписей, в каждом образе мифологии. Недосягаемое величие. Золотая эпоха. Божественный период истории. Сфинкса не интересовали греки или римляне. Все они были муравьями у подножий тронов фараонов, пылью на крышках богатейших гробниц, плагиаторами и ворами.

Иногда его убивало то, что древнеегипетская культура становится пошлой разменной монетой культуры популярной, модной, упрощённой до невозможности. Что в фильмах оживают мумии, сине-золотой немес почему-то носят все подряд, хотя это царский головной убор, а полуграмотные искатели приключений сходу читают загадочные иероглифы. Что выставки с дешёвыми копиями и подделками преподносятся публике как что-то сверхзагадочное. В одной детской книге он не обнаружил ни одного соответствия букв транслитерации иероглифам. Они там что, совсем идиоты?

Но нет, идиотом считался Сфинкс.

Иногда ему так хотелось доказать всем обратное. Но он понимал, что это невозможно.

Невозможно доказать что-то людям, бросившим тебя умирать.