Читать книгу Жизнь среди людей. [не]научно-исследовательская работа - Алиса Константиновна Рекунова - Страница 2
1. В лоб
ОглавлениеВ моей голове говорящий огромный кит
Бьется о лобные, теменные, височные кости.
Он открывает рот и беззвучно кричит
От несвободы, нехватки пространства и злости.
Если бы случился конец света, я бы вряд ли заметил. Кому-то пришлось бы мне об этом сказать.
Во-первых, я никогда ничего не замечаю. Во-вторых, мой личный конец света случился восемьдесят три дня назад. Вряд ли что-то может быть хуже.
____________________________________________________________________
В новую школу в первый день не стоит опаздывать. Но я опоздал.
Я потратил на глажку рубашки и брюк сорок четыре минуты вместо отведенных двадцати. И я бы опоздал на пятнадцать минут, но вспомнил, что надо подарить новой классной руководительнице букет цветов. Бессмысленный ритуал – дарить на праздники половые органы покрытосеменных растений. Но что поделать? Люди любят странные вещи.
В холле новой школы я был в 10:27. Если округлить, я опоздал на полчаса.
Я поднялся на второй этаж и подошел к своему новому классу. Выключил айпод, который на повторе проигрывал Симфонию №5 Людвига ван Бетховена. «Так судьба стучится в дверь».
Вот и я подошел к своей двери.
В классе слышались голоса. Кто-то говорил, кто-то смеялся. Я пригладил волосы и протянул руку, но не смог открыть дверь. Просто не смог.
Мне не хотелось проходить все это заново. Не хотелось снова быть новеньким.
В такие моменты люди говорят, что их сковал страх. И я действительно не мог пошевелиться. Но я знал, что страх – это древнейшая реакция, передающаяся из поколения в поколение и помогающая выжить. Неподвижность. Тогда хищник тебя не заметит. Включение симпатической нервной системы. Учащение сердцебиения, мобилизация организма, подготовка к активной физической деятельности.
Один вопрос, на который нужно найти ответ: бить или бежать?
Если бы я был древним человеком, я бы обязательно убежал. Но я знал, что должен войти. Должен произвести хорошее первое впечатление. Должен открыть эту…
Дверь с размаху ударила меня по лбу.
Я отступил на шаг, а перед глазами пошли фракталы.
– Ой, – услышал я и попытался сфокусировать взгляд.
Передо мной стояла корпулентная особь женского пола с обесцвеченными волосами. На ней было яркое ультрамариновое платье. Очень яркое.
Раньше никто не бил меня. Ну, случайно не бил.
– Ой, – повторила она. – Я тебя шибанула, да?
Класс засмеялся, и этот смех болезненно отозвался у меня в ушах.
Вот и хорошее первое впечатление.
Вопрос был явно риторическим, поэтому я не ответил.
– А ты новенький, да? – спросила она снова и повернулась к остальным: – Зоя Викторовна, я тут, кажется, новенькому по лбу заехала.
Мои новые одноклассники снова засмеялись.
– Тихо, – услышал я.
Смех тут же затих.
– Прости, – шепнула она.
Я кивнул ей.
Ко мне подошла моя новая и очень молодая классная руководительница. Зоя Викторовна. Я уже видел ее в августе.
У нее были светлые кудрявые волосы и блузка, через которую немного просвечивал лифчик. Я не разбирался в размерах, но грудь у нее была большая.
Тяжело быть подростком на пике полового созревания. Сразу обращаешь внимание на то, на что не следует смотреть.
– Это вам, – я вручил цветы Зое Викторовне.
– Спасибо большое, – она улыбнулась и положила их на учительский стол рядом с остальными букетами.
Зоя Викторовна обняла меня за плечи.
– А вот и Леша Самохин. Женя тебя сильно ударила? Может, хочешь зайти в медкабинет?
Я помотал головой, чувствуя, как болит лоб.
– Алиночка, сходите все-таки с Лешей к завхозу, у него есть ключ от медкабинета. Пусть он даст что-нибудь от головной боли и компресс достанет из морозилки.
Из-за парты во втором ряду встала представительница женского пола. Первое, на что я обратил внимание, были ее ноги. Длинные, красивые, прямые. На ней была короткая юбка, поэтому не обратить внимания было невозможно. Поэтому я смотрел на ноги. Только поэтому, разумеется.
– Пойдем, – сказала она.
И мы пошли. В коридоре никого не было. Она шла впереди, а я думал только о том, что она сантиметров на пять выше меня. Причем без каблуков.
– Меня зовут Алина.
– Приятно познакомиться. Меня зовут Алексей.
– Ага. Я слышала. Самохин.
Алина зашла в кабинет завхоза и вышла с ключом в руках.
Мы зашли в медкабинет вдвоем. Он был раза в три меньше, чем в моей прошлой школе. У стены стояла кровать, в углу мойка и зеркало, а вдоль другой стены – ящики и два стола: письменный и медицинский, на котором стояли всякие приборы.
Ситуация показалась мне странной по двум причинам. Во-первых, я оказался наедине с человеком противоположного пола, который не был моим родственником. Такое со мной произошло только один раз. Во-вторых, Алине дали ключ и отпустили в медкабинет без взрослых. В моей прошлой школе такого бы никогда не случилось. Очевидно, здесь ученикам доверяли больше.
– Садись, – сказала она и начала осматривать наклеенные на ящиках бирки.
Я сел на кровать и стал разглядывать плакат, на котором был нарисован человеческий мозг.
– Так, обезболивающие. Тебе что? «Нурофен» или «Аспирин»?
– Можно «Нурофен», если он не в капсулах.
– Почему не в капсулах?
– У меня на него аллергия.
– Хреново.
– Да можно без таблеток. Не очень болит.
– Точно? – Алина повернулась ко мне. – Ой, блин.
Она подбежала к маленькому холодильнику и достала оттуда синий герметичный пакет.
– Приложи.
Я приложил пакет ко лбу. Стало лучше.
Алина села рядом со мной.
– Извини. Смольникова такая дура, – она хихикнула. – Все время какую-нибудь такую фигню вытворяет. Ну, она вообще странная. Увлекается японскими мультиками и вообще всякой хренью.
Я не стал спрашивать, что плохого в аниме. Просто молча разглядывал Алину из-под компресса.
У нее были длинные светлые волосы. Даже светлее, чем у меня.
Рецессивный генетический признак.
У меня у самого есть рецессивные признаки. Я бледный и могу писать обеими руками. До начала полового созревания я был светло-рыжим, но после того как клетки Лейдига в моих семенниках стали вырабатывать тестостерон, мои волосы потемнели. Теперь я стал просто русым. Это оказалось лучше, чем быть рыжим. Над таким цветом люди обычно не смеются.
– А ты откуда к нам перешел? – спросила Алина.
– Я из Санкт-Петербурга переехал.
– Правда? Круто. Я там была один раз в детстве. Мне очень понравился Невский и Эрмитаж. Слушай, а сколько… – она отвела глаза и замолчала.
– Что?
– Сколько тебе лет?
– Четырнадцать, – признался я.
– Правда? – она приподняла одну бровь.
– Ну, я пропустил два класса.
– Круто. Ты, наверное, жутко умный.
Я пожал плечами. Я вовсе не считал себя жутко умным.
– Ты, как этот… Уилл Хантинг, да?
Меня очень удивило, что она смотрела «Умницу Уилла Хантинга».
– Да нет, я не настолько…
Алина встала и прошлась по кабинету, разглядывая ящики.
В коридоре послышались шаги.
– О, все идут на линейку, – улыбнулась Алина.
Это слово всегда казалось мне странным. Почему именно линейка? Почему не циркуль?
– Нам тоже пора, наверное, – сказал я.
– Да ну. Че там делать? Слушать Ушастого нашего, что ли?
– Ушастого?
– Ага. Дирика. Все равно ничего умного он не скажет. Будет втирать про то, что надо стараться, потому что мы должны показывать результаты. Да ну на фиг. Лучше здесь посидим.
Я знал, что дириком мои сверстники называют директора.
Алина заперла дверь, а потом подошла и села рядом со мной.
Теперь даже холодный компресс мне не помог бы, потому что я пришел в состояние сильного волнения. Люди говорят в такие моменты, что их бросает в жар.
– А летом ты чем занимался?
– Учебой.
– Серьезно? – она покосилась на меня. – Меня летом не заставишь книжку в руки взять. Но зато приходится тренироваться.
– Тренироваться?
– Ага. Я занимаюсь художественной гимнастикой.
– Здорово.
– Ага. Я уже кандидат в мастера.
– Это большое достижение.
Алина засмеялась.
– Что-то не так?
– Ничего. Просто ты так говоришь странно.
– Как?
– Ну, как… взрослый.
– Это плохо?
Алина пожала плечами и улыбнулась, и я подумал, что у нее правильные пропорции лица. Жалко, что я почти не запоминаю лиц.
– А я летом ездила в Вену и Будапешт. Ты там был?
– Нет.
– О, там так красиво. И музеи мне понравились.
– Да, в Вене очень хороший Музей естественной истории. Я про него читал.
– Я там не была. Зато в художественные музеи ходила. Я же еще рисую. Даже в конкурсах участвую.
Она рассказывала о своей художественной школе на Кропоткинской, а я смотрел и слушал.
А потом она замолчала.
– Слышишь? Первый звонок.
Я слышал. Значит, какой-нибудь крупный одиннадцатиклассник посадил на плечо первоклассницу с колокольчиком в руке, и она звонила, пока он нес ее по актовому залу.
Это значило, что начался десятый класс. Мой предпоследний класс.
– Приложи другой стороной, – улыбнулась Алина.
– Что?
– Компресс.
Я перевернул компресс.
– А тебе нравится живопись? – спросила она.
– Да, мне нравится Лионель Фейнингер.
– О, я про него слышала. Но не особо знакома с его творчеством.
В коридоре раздался топот множества ног.
– Так, они возвращаются. Пора идти, – Алина толкнула меня плечом и встала. – Кинь компресс в мойку.
Я положил компресс, и мы направились в класс.
Мы зашли вместе со всеми, и Зоя Викторовна попросила меня задержаться у доски.
Небо заволокли тучи, в классе стало немного темнее, и над доской включили люминесцентную лампу. Не люблю эти лампы. У меня они ассоциируются с пришельцами, которые высасывают у землян мозги. Глупая ассоциация.
Все уже расселись и смотрели на меня.
Я вспомнил о том, что надо произвести хорошее впечатление. Пусть не первое, но хотя бы второе.
Тогда я поднял уголки губ. Было очень непривычно улыбаться.
Никто не улыбался мне в ответ.
Со мной определенно было что-то не так.
Я читал, что обычно всем нравятся красивые люди. Красивым людям приписывают положительные качества: доброту, честность, даже высокий уровень интеллекта. Никогда не мог понять, как люди могут приходить к таким выводам.
Мое лицо соответствует современным канонам красоты, но было во мне что-то такое, что всегда отталкивало людей от меня.
Моя жизнь – вечный тест Тьюринга1.
Приходится изображать кого-то, кем я не являюсь, притворяться, выводить формулы, решать уравнения, но каждый раз кто-то догадывается, что я какой-то не такой.
Сколько у меня времени на этот раз?
Отсчет пошел.
Парты стояли в три ряда, и за каждой сидело по два человека. Только за первой партой у учительского стола девушка сидела одна. У нее была очень хорошая осанка.
Последняя парта у стены тоже пустовала.
– Тихо-тихо. Давайте наконец-то поприветствуем Лешу Самохина. Он приехал к нам из Питера, – сказала Зоя Викторовна.
Из Санкт-Петербурга, хотел я ее поправить, но ничего не сказал. У меня задрожали руки, поэтому я спрятал их за спину.
– Лешенька у нас вундеркинд.
А вот и он, мой приговор.
Сквозь бежевый тюль я видел, как с неба льется вода.
Мои новые одноклассники начали шептаться. Я не слышал слов, но вряд ли они говорили что-то хорошее. Я ведь…
– Он перепрыгнул через два класса, – закончила Зоя Викторовна.
Никто ничего не спросил. Только представитель мужского пола с первой парты сказал своей соседке слово «подумаешь» так громко, что я его расслышал.
– Леша, ты хочешь про себя что-нибудь рассказать? – спросила Зоя Викторовна.
Я помотал головой.
– Хорошо. Тогда садись. С Викой, наверное, сядешь? Она тоже первый класс пропустила, как и ты.
Я посмотрел на очень прямо сидящую женскую особь за первой партой. Она помотала головой. Что бы это значило?
– Лучше я один.
Я быстро прошел к последней парте и сел.
Двое особей мужского пола с соседней последней парты повернулись ко мне. Один из них был маленьким, а другой очень крупным.
– Я Артем, – представился тот что поменьше, а потом указал на второго: – А это Гриня.
Гриня улыбнулся, и я увидел, что кусочек зуба у него сколот.
Я кивнул.
– И как там в Питере? – спросил Артем.
Я растерялся, но через четыре секунды (за которые прошла целая геохронологическая эпоха) ответил:
– Нормально.
Он издал звук, который я идентифицировал, как смешок.
– Нам надо выбрать старосту, – улыбнулась Зоя Викторовна. – У кого какие предложения?
– Пусть Соколов, – крикнул Артем.
У него был характерный голос человека, у которого еще не закончилось утолщение голосовых связок. Люди говорят в таком случае, что голос еще не сломался. Такое смешное выражение.
– Не-ет, – раздался женский голос спереди. – Пусть лучше Шишкина, как в прошлом году.
Мои новые одноклассники начали спорить, но Зоя Викторовна их остановила.
– Давайте проголосуем, – предложила она. – Кто за Соколова?
Поднялись две… три… пять… шесть рук. За него проголосовали все лица мужского пола.
– Кто за Шишкину?
На этот раз поднялось десять рук. Все лица женского пола, кроме девушки с хорошей осанкой, проголосовали за Шишкину.
– Встань, Алиночка.
Оказалось, что старостой выбрали именно ее. Значит, Алина очень ответственная.
– Значит, решили. Что ж, на сегодня все. Тогда я пойду. И вы домой собирайтесь. Долго не гуляйте. Не забудьте, завтра первый учебный день.
Зоя Викторовна нахмурилась, а затем улыбнулась.
– До завтра.
– До свидания, – ответили мои новые одноклассники.
Собрав цветы, Зоя Викторовна вышла из класса.
Тогда все начали обсуждать, куда пойти.
– И куда пойдем? Дождь на улице. Не погуляешь. Может, к Шишкиной?
– Иди на фиг, ко мне никто не пойдет.
– На улице дождина.
– Так пойдемте в кафе.
– Ты с дуба рухнула? У нас две бутылки вискаря, какое кафе?
Почти все встали из-за парт, а я остался сидеть. Мне не хотелось вставать, потому что остальные парни крупнее меня. Некоторые девушки тоже были выше, потому что они были на каблуках. Рядом с ними я выглядел слишком мелким.
Хотя чего мне удивляться? Четырнадцать лет, 167 сантиметров, 54 килограмма. Не знаю, что из этого хуже всего.
Я все еще сидел за партой. Мне было страшно, что, если я встану, меня заметят. Я посмотрел в окно. Вода с неба всего еще падала.
Кто-то все еще хотел пойти в кафе, но им неизменно отвечали аргументом про «две бутылки вискаря».
– Так что, на улице будем? – спросил высокий светловолосый парень атлетического телосложения. Фенотипически он выглядел идеально, его лицо напоминало лица греческих богов.
Кажется, именно он сказал «подумаешь», когда Зоя Викторовна говорила про меня.
– Вы совсем тупые, что ли? – сказала та девушка с очень хорошей осанкой, которая сидела за партой одна. – А если вас поймают?
– Да заткнись ты, ботанка.
Я напрягся – это слово мне было знакомо слишком уж хорошо.
Мои бывшие одноклассники тоже называли меня ботаником.
Сначала я отвечал им, что я не интересуюсь ботаникой, и надо мной смеялись. Потом я узнал, что они использовали слово «ботаник» как оскорбление. В Википедии я прочитал, что ботаник – это человек, который слишком много занимается самообразованием. И что в этом плохого?
Но я усвоил, что в представлении большинства сверстников это неправильно. Очевидно, здесь считают так же.
А ведь это частная школа, нацеленная на высокую успеваемость. Здесь даже были не уроки, а пары, и длились они до четырех часов дня.
– Да давайте здесь останемся, – предложил кто-то.
– А давайте.
– Да вы с дуба рухнули? – спросила девушка, которую назвали ботанкой. – Вас же спалят.
– Да тебя никто не держит. Вали-вали.
– Да я и не собиралась с вами тут тусить.
Она встала и вышла из класса.
Я тоже решил, что мне пора, и пошел к выходу.
Проходя мимо оставшихся, я подумал, что никогда ни с кем не общался вне школы. Я даже не пошел на выпускной в 9 классе, хотя мама просила.
И все же…
Сейчас все изменилось. Здесь у меня появился шанс начать все сначала. Начать новую жизнь в другом городе, в другой школе, в другом составе семьи.
Мне было страшно.
Всегда страшно начинать что-то новое.
Но что я терял?
Я развернулся к новым одноклассникам и, четко выговаривая слова, произнес:
– Можно пойти ко мне в гости.
1
Тест Тьюринга – тест, позволяющий определить уровень искусственного интеллекта. Заключается в следующем: экспериментатор общается одновременно с компьютером и живым человеком в течение пяти минут, но они находятся в разных помещениях. По окончании теста каждый из испытуемых должен сказать, кто был человеком, а кто программой. Если компьютер сможет обмануть 30% собеседников, тест считается пройденным. [Примеч.]