Читать книгу Мои Белые Боги 2. Твой Холодный Умар - Алиса Кортно - Страница 3

Меня зовут Кая Архара Форст.

«Архара» на риспийском языке означает «стык времен». День моего рождения ознаменовал конец седьмой эпохи и начало восьмой эпохи в мире Альмахатери Риспа. В этот день погибли трое моих единокровных братьев и тысячи драгети-вестников. В этот день погибла младшая вестница Никелла Уэарз . Отравленный ядом небыти отец жестоко расправился с дочерью, а когда рассудок вернулся к нему, не вынес тяжести вины и повесился на том же дереве. В этот страшный день моего появления на свет из чрева матери, на Риспу пришла небыть, а следом преследовавшие ее потомки монукени. Так себя называет раса светлокожих, светлоглазых хилами.

Монукени в их языке означает «боги». Потомки богов спасли Риспу и риспийцев, до которых не успел дойти яд небыти. Они преследовали небыть в мирах и случайно открыли жилой разумной жизнью мир. Горячо оплакивая потерю сыновей и бесславно павших братьев, Ральф Форст волею судеб стал драгети гроско – главным драгети на Риспе.

Мирное содружество Умара и Риспы пошатнулось после смерти моего отца в центральных секторах Умара двадцать два года назад по летоисчеслению Риспы. Совершив попытку покушения на повелителя Умара Дориана Агиба, Ральф Форст был заколот охраной повелителя.

Ральф Форст был кем угодно, но никогда глупцом. Разжигать войну между, обескровленной после прихода небыти, Риспой и куда более сильным противником чистейшее безумие. Даже если бы покушение закончилось удачно, долго бы он не прожил: на Умаре есть и другие сильные драгети. Длительная ложь превращается в правду. И даже я поверила в безумие отца, поскольку гибель трех сыновей и поражение перед небытью стало серьезным ударом для Ральфа Форста.

По соглашению двух империй, Риспа обязана продавать Умару дары своего мира по такой цене в золоте, что можно назвать это грабежом. Я погладила серебряную коробочку. В ней доказательства, которые очистят имя моего отца от клейма безумия и положат конец содружеству.

Сектор прибытия представлял собой сравнительно небольшое помещение с закругленными углами, куполообразным светлым потолком и светлыми стенами. Слева от нашего корабля-рейки располагался закрытый шлюз, соединяющий сектор с внешним пространством, а справа – выход в главный порт Умара. Помещение неуютное, холодное, вызывающее желание поскорее уйти отсюда туда, где нет этих холодных стен и обилия искусственного света. И пока сопровождающие меня служанки и немые покидали корабль-рейки, я спросила у Молис:

– Это человек?,– и кивнула на мужчину, одиноко стоящего у выхода из сектора прибытия. На нем брюки и строгий пиджак из плотной синей ткани, которая по всей видимости должна была спасти от холода и, судя по бледному цвету кожных покровов, с задачей не справилась. Дверь отъехала, спрятавшись в стене сектора, и на площадке прибытия появились потомки монукени, но я не могла оторвать глаз от первого увиденного мной человека. Событие невероятное, удивительное!

Мне хотелось запомнить каждую мелочь, каждую морщинку и впадинку на его лице. По возвращению на Риспе я буду рассказывать о человеке, и обитатели отцовского имения и гости с соседних имений будут внимательно слушать, боясь пропустить важную деталь, а человек точь-в-точь как риспиец, только синий и в синем костюме.

– Да, ясная. Человек. Люди непредсказуемы, – поджала она губы, и будто испугавшись своих слов, добавила: – и у них только одна жизнь.

А тем временем человек заметил внимание новоприбывших и направился к нам уверенным шагом, я тоже медленно, медленно пошла навстречу. «Добыча» совсем близко, я разгляжу его поближе. Трое риспийских суток назад этот человек что-то делал: может, стоял в этом самом месте или отдыхал – неважно – между нами лежали невозможно огромные расстояния и вот теперь мы встретились.

Человек очень похож на риспийца: у него есть руки, и ноги, и голова. И пять пальцев на руке! Единственное – цвет кожи более светлый, если не считать того, что сейчас почти синий, но клянусь, попади он на Риспу, никто бы сразу и не догадался, что это – человек. Такие же черно-коричневые глаза и темные волосы. Вот была бы потом шумиха: проглядели человека.

Он остановился за два шага от меня, чуть склонился и на общем языке с нотками услужливости спросил:

– Госпоже нужна помощь?

Слухи не врали: человек умеет говорить. В наше почти бессловесное общение неожиданно вмешался другой человек со словами:

– Госпожа укажите на вашу поклажу, и я доставлю ее туда, куда нужно и во сколько нужно.

Этот человек оказался крупнее первого, румянее и ставлю все золото Риспы – наглее. Он плечом закрыл первого, завел руку за спину, сжал пальцы в кулак, а потом резко вытянул вниз указательный палец и перенес руку вперед. Скоро нашлось объяснение этому движению: повторяя движение руки, появилась тележка для багажа. Никаких колесиков, ни других элементов, связывающих данный предмет с поверхностью, не было: она парит в воздухе. Совершенно напрасно второй человек ожидал, что парящая над полом тележка удивит меня – в экспедициях мне подобные встречались. Как и все грузовые тележки она была красного цвета с черными полосками наискосок, чтобы выделяться во внутренней нежно-невнятной окраске умаровских кораблей. Сколько я не пыталась на нее наступить – не выходило, доска увиливает, столкнуться с ней невозможно: она быстро уходит в сторону. К сожалению, и прокатиться на ней не получится: если твердо сказать «Стой! Я сяду на тебя» и подкрепить слова жестами, доска позволит на себя загрузиться, чтобы тут же запищать: «Перевозка живого груза запрещена». Будет повторять, пока не слезешь. Если любишь кататься, надо хорошенько запомнить важное правило – кататься можно только на серых тележках.

Второй человек развел руки в стороны – тележка увеличилась вширь, поднял руку вверх – тележка последовала за ней вверх:

– Некоторые госпожи находят это забавным и развлечения ради просят научить управлять ею. Это, конечно, отнимает рабочее время, но очень трудно отказать прекрасным госпожам, – во все зубы улыбнулся румяный.

– Это всего лишь тележка для багажа, – холодно ответила я и взмахом руки, велела ему отойти.

– Можно потрогать тебя, – сказала я первому.

В глазах человека вспыхнули огоньки радости, на губах заиграла победная улыбка. Замершее лицо преобразилось в нагловатую физиономию. Но он быстро себя одернул, вернулся в образ и, потрепав пуговицу на пиджаке, ответил: – Какая часть тела интересует госпожу?

– Рука и лицо. Сколько?

– О, ну что вы? Какие деньги…, – недоговорил он и сильно закашлялся.

Кашель был самый настоящий. Прокашлявшись, он загнул рукав пиджака и протянул правую конечность ко мне. Неожиданно мой интерес отпугнул его, он резко одернул руку и с недоверием спросил: – Вы случайно не из тех?

– Нет, конечно, – ответила я, ожидая, что он не поверит, развернется и уйдет, поэтому отстегнула от пояса мешочек с золотыми. Человек снова протянул мне руку. Я погладила его по ладони и улыбнулась, давая понять, что всё в порядке. Человеческая кожа на ощупь более жесткая и чуть более тонкая. Пальцы такие же, как у риспийцев. Дело дошло до лица: человек чисто выбрит, волосы на голове короткие. Я развернула его голову вбок, чтобы разглядеть уши. Шея у человека оказалась слабая, послышался хруст, и он громко проглотил слюну.

– Да госпожа, – отозвался человек и нервно пошутил, – чистые уши: только прошу не проверяйте.

Как вдруг подбежала Молис, впилась руками в подаренный кошелек и закричала: – Что это такое происходит?! Вестница только прилетела на Умар, как ее уже ограбили! Я сдам тебя властям мелкий жулик! Позовите охрану!

– Напомните мне кто-нибудь, почему я ее терплю, – предостерегающе сказала я.

Немой оттолкнул ни в чем не повинного человека, и я подняла руку вверх, призывая всех замолчать.

– Добро пожаловать на Умар, – на общем языке поприветствовала женщина расы потомков монукени в мужской военной, традиционно серой форме и грубо обратилась к человеку, – что ты опять наделал?!

– Ничего. Я подарила ему золото. Идемте, – сказала я и вышла из сектора прибытия и даже не взглянула что там с человеком, потому что потеряла интерес. Молис испортила всю прелесть момента. В этом она мастер.

Обратившаяся ко мне женщина расы потомков, пошла следом за нами. Она красивая. Многие представители этой расы имеют правильные черты лица, светлые волосы и глаза…глаза от светло-серого до насыщенно зеленого. Это один цвет глаз: когда они испытывают неприятные эмоции цвет глаз становится светло-серым, когда приятные – бархатно-зеленым. Сами потомки считают такую особенность слабостью, и большим достижением считается всегда «ровный» цвет глаз.

– Если вы хотите чего-то особенного, – зачем-то заговорила со мной женщина-потомок, – нужно подтверждение. Мориспен часто просят людей, в качестве их права на традиционную кухню. Им отказывают.

– Людей?, – удивилась я, – нет!

– Согласна. Люди суетливы, крикливы и хитры. Чтобы отбить запах тела выливают на себя ароматы. Фу. Просто вы должны знать…

– Я знаю инструкции, – оборвала я, и пристально посмотрев на нее, как можно более неприятно, взглядом попросила отстать. Женщина приложила правую руку к груди – жест извинения, и осталась позади.

Сектор ожидания огорожен от прохода свободным пространством и прозрачной стеной, и увиденное за этой прозрачной стеной производило сильное впечатление. Каждый ищет богов, как может. Потомки сделали упор на разум и развитие технологий, мой родной мир осознанно ограничил «развитие» самым необходимым, желая сохранить миры первозданными как можно дольше. Потомки – скитальцы в мирах, вестники не отходят далеко от миров Альмахатери, за исключением Тарса, но там совсем иная история.

Бесконечные стены упирались в сводчатый куполообразный потолок, выложенный маленькими глянцевыми треугольниками красного, желтого, коричневого, синего и зеленого цветов, под ним идет полоса белого цвета, которая плавно переходит на стены. Наполовину утопленные в стену колонны выложены такими же разноцветными треугольниками. На зеленом полу прямоугольные вставки повторяют орнамент потолка и колонн. Цвета перетекают из одного в другой, перетекают и дополняют. Это место еще лучше, еще интересней, чем мне рассказывали. Здесь особая атмосфера величия перекрестков миров. Смешались языки; в наполненном, живом, гудящем секторе риспийцы, потомки и люди проходят рядом друг с другом и не обращают внимания на столь удивительное соседство. Неподалеку за стеклом три сэвильи с Риспы смеялись над шуткой носильщика, за несколькими установленными в секторе круглыми стойками, в которых плавали риспийские рыбки отправляющиеся в полет потомки забирали браслеты-билеты и бирки и отвечали на вопросы говорливых риспийцев. Воздух пропитан незнакомым, тонким запахом, который отчего напоминал о роскоши. По правую руку, вдали видны пункты приема пищи, так на Умаре называется любое место, где можно поесть – ППП – огорожены прозрачными стенами, чтобы запах еды не портил общий аромат сектора. Потомки жутко носасты: их раздражают резкие ароматы. Прелестная цветочная риспийская поляна способна довести представителя этой расы до приступа удушья.

Издалека женский голос закричал: – Смотрите, смотрите, тут вода бьет прямо…оттуда. Как красиво! Ох, там что-то плавает…

– Ее, наверное, на Риспе слышно, – недовольно заметила Молис, поморщилась и первая вышла за стеклянную стену. Там Молис принялась живо крутить головой из стороны в сторону в поисках вестников, как будто создаваемые вихри могли как-то ускорить процесс их появления.

– Если госпожа желает, можно покинуть порт отдельным входом. Вас никто не увидит, – предложил потомок с черными нашивками.

Меня ожидание не утомляло: наоборот. Врага надо знать со всех сторон, поэтому я скупо сказала: – Подождем.

– Смотри, смотри, – кричала в секторе все та же риспийка и толпа так удачно расступилась, что можно было увидеть и риспийку и вызвавший восторг фонтан. Вода бьет из чаши и разливается в ограниченной стенками емкости. Большой емкости с низкими стенками-ограждениями из серого-розового камня. По кругу установлены прозрачные фигуры рыбок, от которых тонкими струйками льется вода, и весь этот поток множества струек создает узор паутинкой. Вода из фонтана стекает под пол и пол в том месте прозрачный, так что под ногами видны разноцветные, уже живые, рыбки, кораллы и водоросли. Несколько потомков, проходя мимо, недовольно глянули на шумную риспийку.

– О, кто появился!, – эмоционально выпалила Молис, с досадой на свою эмоциональность, огляделась и желая оправдаться сказала: – опоздал. Значит, всё по плану.

Разрезая пеструю толпу, спешил исправить оплошность драгэти Рон Уэарз – один из моих любимых братьев. Так как все вестники – потомки по крови Альмахатери, когда у нее было живое тело, то все вестники – мои братья пусть и далекие по родству. С собой Рон взял десяток других вестников, теряющихся на фоне его большого, улыбающегося лица в веснушках. Рон любитель поесть, не сказать, что он толстый, поскольку много двигается, но его любовь к вкусной и сытной еде заметна. Рон без меры активен, когда в последний раз он гостил в моем имении, несмотря на множество других гостей, уставала я только от него: он мог задумать массу разных дел и каким-то неведомым образом успевал все их сделать: не всегда удачно правда.

– Прости меня, ясная!, – закричал он издалека и раскрыл руки, как для объятий, чем привлек внимание половины сектора, – вы должны были прибыть в другой отсек, – и подойдя ближе поцеловал поданную правую руку и приложил ко лбу.

– Прощаю, – милостиво сказала я, – Алиохаро. Вы все в здравии.

– Ты опоздал, – прошипела няня.

– А…. дорогая Молис, – кисло сказал Рон и снова «вернулся» ко мне, – Ясная, я так рад тебя видеть! Как тебе порт?

– Нормально, – ответила я, ступая вперед: туда, откуда пришли вестники, уводя за собой всю свою свиту.

– Как полёт?

– Нормально.

– Хорошо. Твое жилье готово.

– Вот это хорошо, – с улыбкой ответила я.

– На всякий случай. На всякий! Я нашел дом. Большая территория, есть место для нас, нет соседей. Самый безопасный окружной сектор.

– Тебе не надо думать милый братец – надо делать, что я прикажу, – подумала я, – меня окружили таким плотным кольцом родственной заботы, что она напоминает удавку. Или я преувеличиваю, потому что хочу сделать кое-что не очень …правильное?

Рон понял по-своему и заискивающе сказал: – Ну квартира, так квартира. Центральный сектор. Там еще человеческая женщина. Я нанял, она знает, что где достать, следит за жильем и прочее.

– Ты не нанимал. Она там была, – сказал один из вестников.

– Ты что мне врешь?, – от удивления я даже остановилась.

– Боги да сохранят, ясная. Я не вру, просто забыл. И да – если хочешь, то рассчитаю ее. В том плане: позволил остаться, считай, принял на работу. Что вы мне тут опять начинаете? А?! Не слушай их, слушай меня.

– Про таких на Риспе говорят: из любого пекла сырым вылезет, – подумала я.

Пройдя фонтан и прозрачный пол с рыбками, мы остановились возле полупрозрачных дверей, за которыми в золотистом сиянии плавали белые шары. Двери распахнулись. Первым в шар прошел Рон, показывая, что это безопасно, потом я, и следом все остальные. Шар увеличился под количество пассажиров. Появились покатые сидения.

– Нижний уровень. Приятного полета, – раздался женский голос, и шар плавно полетел вниз.

Мелькали уровни. Пассажиры в шарах виделись призрачными силуэтами. Внизу и вверху огромного пространства, в котором плыли шары, клубились белые облака. Меня начало подташнивать: насколько это красиво, столь же пугающе. Шары-кабинки летели вверх-вниз, на одном уровне, по кругу – если кто не успевал попасть на рейки, это здорово сокращало путь до нужного сектора, некоторые кабинки летели вверх и наискосок, вниз и тоже наискосок и как-то всё это тошнотворное благолепие не сталкивалось.

Я достала из-за пояса масло, вылила каплю на руку и растерла, а потом вдохнула, приложив руки к лицу. И если вестники приняли это действие спокойно, то Молис с удовольствием вылила на меня порцию ненужной заботы: – Не бойся. Тут нечего бояться. Я много раз летала и всегда всё отлично. Можно закрыть глаза и думать о чем-нибудь приятном и так спуск пройдет незаметно.

Спуск занял немного времени, уже скоро он «впился» в мерцающую стену и открыл нам дорогу в нижний сектор, в котором было еще более шумно. Тут угадывалась и спешка некоторых пассажиров, и раздраженные шумными риспийцами потомки, и ждущие возможность подзаработать люди, и пункты питания, закрытые прозрачными стенами. Звенели колокольчики. Плыли тележки с багажом. Возле стены сидела риспийка и плакала. Тихо смахивала слезы и с отчаянием смотрела на движущиеся шары, будто не надеясь, что кто-то ей поможет.

Рон тоже ее заметил. Мы переглянулись и я сказала: – Узнайте, что у нее случилось, и приведите сюда.

Мы остановились возле стекающего со стен потока голубой воды. Рон подошел и заговорил с ней, а сэвилья кивала и пожимала плечиками, как мое внимание привлек высокий мужчина в длинном умаровском плаще и зеленом бархатном костюме. У него высохшее лицо, кожа темная, оливковая, нос длинный и с горбинкой. И пальцы такие тонкие, будто его с рождения не кормили.

– Это же Оки, – выдохнула я.

– Да. Красавец, – подтвердила мою догадку Молис.

–Смотри, какое платье на той госпоже. Надо тебе тоже похожее подобрать, с рисунком.

– Ты так и будешь с папкой ходить. Отдай сэвильям, – не отрываясь от Оки, сказала я.

Оки – третья раса совета. Самая немногочисленная на Умаре, они не любят покидать родную Заоссию. Они выше потомков на голову, очень худые, и говорят, терпеть не могут несправедливость. Их называют совестью совета рас. Когда Умар в своих скитаниях открыл Заоссию, Оки приняли предложение о контакте двух рас, прямо скажем, прохладно. Сложность состояла еще и в том, что Оки не могут говорить на той частоте, на которой говорят люди и остальные расы хилами. Уже позже было разработано специальное устройство, преобразующее их голос в понятный для потомков. Отец очень хорошо отзывался об Оки, он столько хороших слов даже в адрес братьев-вестников не говорил. Незнакомый и таинственный Оки уходил всё дальше, как передо остановился потомок в коричневом кожаном жилете и непривычном, для выглаженного Умара, помятом костюме. Вероятно, он в нем спал. У потомков не растет борода. У этого же фальшивая, накладная борода рыжего цвета и совершенно лысый череп, на котором отражается свет. А глаза! Помню, как долго привыкала к потомкам: сложно смотреть в разумные глаза, в которых отражается какой-то другой, совсем не твой разум. А этих глазах этот разум еще и недоразвит, дик и излучает опасность.

– Эй, что вам надо?! – сказал вестник.

А сзади появились еще трое в коричневых, кожаных жилетах и фальшивой бородой.

– Трад уранга дрома, – прогремел голос того, что стоял передо мной, и, поняв, что его не понимают, выдавил знакомые слова на общем языке: – Кто главный?

– Я, – сказала я. Некоторые приписывают вестникам матриархат, в то время, как все остальные расы таким похвастаться не могут. Я читала, что такое патриархат и матриархат, и не смогла определить к чему относится вестничество, потому что в разное время в разных ситуациях важные решения принимали как драгэти, так и вестницы в Гружно. Мой ответ повеселил здоровяка. Глаза стали зелеными-зелеными. И тут подскочил Рон и заявил: – Я. Что надо?

Незнакомец указал на меня и на мою служанку, снял с ремня кошелек и протянул.

– Что? Ничего не надо. Мы уходим, – твердо сказал Рон.

Но незнакомец что-то протараторил на незнакомом языке, и из всей речи знакомым было только слово «аналэносы». Аналэносы – это камень, на котором построен Умар. Крайне ценный и очень редкий, при расщеплении этого камня выделяется много энергии. Он открыл кошелек и достал три мелких, прозрачных камня, а кошелек вручил растерявшемуся Рону.

– Да, аналэносы, – подтвердил драгэти и протянул кошелек обратно незнакомцу, но тот вместо того, чтобы забрать свои вещи вложил в раскрытую ладонь аналэносы и резко схватил меня за руку. И моя служанка вскрикнула, потому что другой потомок тоже схватил ее за руку. За мою недолгую жизнь никто не хватал меня за руку, и хотя в голове уже сложилось один плюс один, я еще думала, что скандал может помешать моему делу и всё это лучше замять. А Рон так не думал. Он бросил кошелек в лицо незнакомца-работорговца. На Умаре запрещено продавать и покупать рабов, здесь нет рабства, но некоторые гости из других миров потомков, вроде Норбы, считают, что вопрос в цене.

– Урраса, тактомэ иджова, – прорычал «покупатель», больно сжал моё запястье и даже попытался его выкрутить. Моя рука тянулась к кинжалам на поясе, как мелькнула сталь. В нос ударил запах крови. Рука незнакомца все еще сжимала меня за запястье, как шлепнулась вниз, на пол. Рон отрубил ему руку ниже локтя. Служанки закричали, Молис завизжала. Я же так не люблю крики, что разозлилась и приказала: – Убейте их.

Как легко это происходит. Красота момента. Я не успела сделать вдох, как мой кинжал легко вошел в череп, лишившегося руки «покупателя», окончив его страдания. Пассажиры останавливались, кричали, не верили своим глазам, шепотом надеясь, что мы проиграем. Рабство развращает и раба, и хозяина. Потомки приняли правила своего повелителя Дориана Агиба о том, что Умар свободен, но не забыли и пока живы, не забудут. Они полны высокомерия во взгляде, намеке, слове и молчании.

Работорговцы привыкли иметь дело с беспомощными рабами и кнутом, и хотя вестники на фоне громил кажутся физически слабее, это не так. Воспитанные в постоянных тренировках и суровой жизни в скитаниях, они мастерски владеют оружием и своим телом. Ломались кости, лилась кровь. Я не обернулась. Расправа была быстрой, и вестники окружили меня кругом.

По сектору разнесся голос силы. Этот голос ни с чем не перепутать, он разносится волной и невозможно определить его источник.

– Разойдитесь! Немедленно разойдитесь! Следуйте по своим делам! Золотая служба Умара разберется в происшествии.

А значит, в дело вмешались драгэти потомков монукени, которых здесь называют сокровища.