Читать книгу Она уходит со мной - Алиса Ковалевская - Страница 4

Вероника

День я провела, стараясь не думать о том, что будет дальше. И дальше это не имело ничего общего с будущим в глобальном его понимании. Только с тем, что ждало меня в ближайшие часы, а именно ночью.

– Я хочу, чтобы наступило лето, – засыпая, сказал Платон. – Оно ведь уже скоро, правда, Ника?

Я погладила брата по голове.

– Скоро. Вслед за весной всегда приходит лето, – повернулась к занавешенному плотными шторами окну.

Да, за весной всегда приходит лето, за вечером – ночь. И этой ночью я собиралась сделать то, от чего как раз могло зависеть будущее.

Как только брат уснул, выключила светильник в отведённой нам гостевой и плотно закрыла дверь. Германа не было весь день. Вернувшись ненадолго, он снова уехал и приехал уже поздним вечером. Это и к лучшему: так у меня было время всё как следует обдумать и решить.

– Ты занят? – спросила, переступив порог его спальни.

На нём всё ещё были рубашка и брюки. Только пиджак лежал на краю широкой постели.

Не дождавшись ответа, я прошла в комнату и остановилась в полуметре от Германа.

– Чего хотела? – грубо спросил он.

Я проглотила и грубость, и его откровенное нежелание моего общества. Поправила распущенные волосы. Надетая на мне футболка едва ли предназначалась для соблазнения зажравшихся сволочей вроде него, но лучше у меня ничего не было.

– Я подумала, – сделала крохотный шаг и оказалась к нему почти вплотную. – Подумала, что, может быть… – дотронулась до рубашки кончиками пальцев.

Меня колотило от собственной смелости. Проведя пальцами вдоль ряда пуговиц, задержала ладонь на животе Германа.

Его тяжёлый взгляд остановился на лице. Смотрела на Германа всего несколько секунд, а потом поднялась на носочки и, скользнув ладонями по его плечам, обхватила за шею. Запах дорогого мужчины вскружил голову, сердце билось так сильно, что он наверняка чувствовал это.

– Если уж ты меня купил… – шепнула перед тем, как коснуться губами его губ.

Что толку строить из себя недотрогу? Для кого мне беречь себя? Если бы не Герман, прошлым вечером я пошла бы по рукам. Дружки старшего брата разодрали бы меня на части, трахали бы, как дворовую девку, пока им бы не надоело. А потом… Что было бы со мной потом? Потом не было бы ничего. Потому что вряд ли от меня осталось бы хоть что-то прежнее. Герман – красивый, опытный, и, что, самое главное, может защитить нас. Если уж мне суждено было уйти с, так называемого, аукциона, то пусть первым моим мужчиной будет он.

Губы Германа были жёсткими. Коснувшись его волос у линии роста, прижалась всем телом. Он и сам был каменным, как гранит. Секунды тянулись, но он и не думал отвечать. Вспышка смелости сменялась отчаянием. Дотронулась языком, потёрлась бёдрами. Снова языком по нижней губе.

– Если бы мне нужна была девка, – вдруг схватил меня за волосы. Дёрнул назад, сжимая пряди так, что у меня перехватило дыхание, – я бы снял толковую шлюху.

Говорил он тихо, но ощущение было, что голос громыхал.

Я вцепилась в его руку в попытке освободить волосы. Вскрикнула, когда он не то что не отпустил – намотал на ладонь и заставил меня задрать голову.

– Пусти, – тщетно пыталась освободиться. – Мне больно.

– Больно? Ты не знаешь, что такое больно, девочка.

– Пусти, – уцепилась за его рукав.

– Только что ты хотела другого, – циничная усмешка.

Он отпустил. Не отпустил – отшвырнул меня от себя.

По инерции пролетев пару метров, упала на постель. Прямо на его пиджак. Лежала и, сбивчиво дыша, смотрела, как он надвигается на меня. Сглотнула и отодвинулась назад. Взглядом Герман прошёлся по мне от шеи до бёдер. С показавшейся мне садистской издёвкой расстегнул верхнюю пуговицу рубашки.

– Что ты делаешь? – выдавила через силу.

От первой перешёл ко второй. Сняв часы, положил на подоконник и взялся за манжету.

– Ты зачем пришла? – голос был пропитан презрением.

Под взглядом Германа почувствовала себя не просто девкой – грязным ничтожеством. Даже на самых дешёвых шлюх дальнобойщики смотрели, наверное, не так.

Ещё несколько минут назад я готова была быть с ним, сейчас один его вид вызывал страх. Но и отвести глаз не могла. Сглотнула, когда он оказался рядом. Отодвинулась дальше. Одеяло под спиной скомкалось, проволочившийся за мной дизайнерский пиджак, скорее всего, измялся. Герман стоял надо мной, а я думала о том, что под задницей у меня дорогущий пиджак, что нужно убрать его. И ещё, что главное, не напугать Платона. Страх затягивался на шее петлёй. В окне отражался свет лампы и силуэт мужчины, по сравнению с которым я была пустым местом.

– Так зачем ты пришла, Вероника? – повторил он ещё тише, чем раньше.

Я не смогла выдавить и слова. Язык распух и прилип к нёбу.

– За этим, – опустил ладонь мне на ногу.

Повёл от колена выше по внутренней стороне бедра. Смотрел прямо в глаза до тех пор, пока пальцы не оказались у меня между ног. Провёл с нажимом. Я испуганно сдвинула бёдра, и в уголках его губ появилась призванная унизить усмешка. Коршуном глядя мне в глаза, провёл по завязанному бантом шнурку моих штанов. Двумя пальцами, надавливая, по шву между ног. Я не дышала. Не шевелилась, прикованная его взглядом к постели.

– Пошла вон, – вдруг процедил сквозь зубы. – Пошла отсюда, – дёрнул за шнурок и отпустил.

Секунды мне хватило, чтобы слететь с постели. Герман цепко следил за мной. Я налетела на косяк, ухватилась за него.

– Учти, – пока я, дезориентированная, искала выход из комнаты, заговорил он холодно, сдержанно, с леденящей кровь яростью, – в следующий раз ты получишь своё. И трахать я тебя буду, как течную суку. Десять раз подумай, прежде чем лезть ко мне в постель. Меня не интересуют дешёвые шалашовки вроде тебя, Вероника.

– Я не… – его слова хлестнули внутренним протестом. Но предупреждающий взгляд быстро заставил меня заткнуться.

– Пошла вон, – повторил он в третий раз.

Я не пошевелилась. И, только когда его губа по-звериному дрогнула, когда он сделал шаг ко мне, поняла: надо бежать.

Глотнула воздух и метнулась в коридор. Думала, он догонит меня и прикончит. И, только когда за спиной хлопнула дверь, а пятно света из спальни исчезло, остановилась.

Рыдания рвались из груди вместе с истеричным смехом. Прикончит? Идиотка! Зайдя в ванную, сунула руки под холодную воду. Намочила и прижала к щекам, стёрла слёзы. Зачем ему приканчивать меня, если дураку ясно: достаточно выставить на улицу – сдохну сама. Только какой ему толк от меня мёртвой, если он ещё не получил то, что ему нужно? Да и к чему пачкать руки, когда, чтобы заставить меня бояться, ему достаточно взгляда и нескольких сказанных тихим, предупреждающим голосом слов?

– Никуша, – тихо позвал меня Платон, заёрзав под боком.

– М-м?

– Почему ты не спишь?

– А ты почему не спишь? – спросила я в ответ и подтянула одеяло выше.

С детства папа приучил меня оставлять окно на ночь приоткрытым. Говорил, что спать лучше, когда прохладно. Сейчас оно было закрыты наглухо, а согреться всё равно не выходило.

Брат опять заёрзал. Поспать мне удалось совсем недолго. Только провалилась в сон, воображение начало закидывать меня хаотичными картинками, центральным персонажем которых была я сама. Понимая, что это сон, всё равно никак не могла отделаться от них. Насмешливо скалящийся старший брат, отец, жестом приглашающий меня на лёд. В какой-то момент вдруг поняла, что стою перед заполненными трибунами, готовая представить свою программу на чемпионате мира. Только программы у меня нет. И платья у меня нет: футболка и домашние штаны с болтающимся шнурком. Повернулась к борту, чтобы сказать отцу, что не могу кататься. Но отца не было. Зато был он – мужчина, от взгляда которого мне стало холодно и жарко одновременно. В этот момент я распахнула глаза и больше уже уснуть не пыталась. Знала – бесполезно.

– Так почему ты не спишь? – снова спросила брата.

– Ты горячая, – он окончательно высвободился из моих рук.

Без него стало ещё холоднее. Похоже, босоногая прогулка под водяной пылью не прошла для меня бесследно. Брат дотянулся до моего лба маленькой ладошкой. Как будто мог что-то понять.

– И? – тихонько усмехнулась, поймав его ручонку.

– Ты так делаешь, когда говоришь, что я горячий, – сумничал он.

На сердце стало светло и одновременно грустно. В свои шесть Платон заботился обо мне со всей детской искренностью. Каждый раз, когда Лёня начинал придираться или пытался поднять на меня руку, он бросался мне на защиту. А я… Я даже не смогла добиться внимания мужчины, покровительство которого значительно облегчило бы нам жизнь, пусть и ненадолго. И что из того, что от его взгляда у меня мурашки по коже? Полезла к нему, как…

– Ника, – брат усердно потеребил меня за рукав. Пришлось дотянуться до тумбочки и включить свет. – Ты заболела?

– Ничего я не заболела, – ответила с раздражением, о котором сразу же пожалела. Платон уж точно ни в чём не виноват. – Спи, – я снова щёлкнула выключателем. Посмотрела на брата, похожего на всклокоченного воробья. Дальше мне нужно быть умнее.

Услышала, как он со вздохом устраивается в постели, а сама встала. Приложила ладонь ко лбу, но понять, есть температура или нет, не смогла. Мама всегда понимала это с первого раза. Папа – нет, а мама – всегда. От неё мне достался цвет волос и маленькое родимое пятно на ягодице. Только и всего. Ни её врождённой утончённости, ни умения находить выход в безвыходных, казалось бы, ситуациях, ни мудрости. Пятно в форме сердечка на жопе и длинные белые патлы.

Выйдя на кухню, я налила стакан прохладной воды и встала у окна. Опять прижала руку ко лбу.

– Привыкла к ночной жизни? – вкрадчиво прозвучало прямо над ухом.

От неожиданности и испуга я вздрогнула, вода расплескалась по подоконнику, по руке. Сердце чуть не выпрыгнуло.

Я бы могла поклясться, что секунду назад Германа тут не было. Не было даже его отражения в стекле. Или, может, он из тех, кто ни в стёклах, ни в зеркалах не отражается и тени тоже не отбрасывает?!

– На себя посмотри, – огрызнулась я.

Хотела было уйти, но он придержал меня за локоть. Между нами были считанные миллиметры, и я чувствовала исходящее от него тепло. Может быть, это не у меня температура, а у него? Он дотронулся до моего лица, и я отклонилась. Стоящий на подоконнике стакан повалился на бок, вода струйкой потекла вниз. Ударяющиеся о пол капли застучали вначале быстро, потом медленно. Герман убрал волосы от моего виска, ото лба.

– Нужно померить температуру.

Внезапно до меня дошло, что он прижимает пальцы тыльной стороной к моему лбу. Его бёдра соприкасались с моими, пах был твёрдым, а пальцы касались лица с издевательской нежностью.

Я сглотнула, начисто перестав понимать, что происходит.

– Волосы, – теперь он самыми кончиками разгладил несколько локонов.

– Волосы? – эхом повторила я, с трудом разобрав свой голос через шум в ушах.

Он поглаживал меня. Одной рукой по талии, по бедренной косточке, второй перебирал прядки. Пах стал ещё твёрже. Меня знобило всё сильнее, но вместе с этим было жарко. Как во сне, когда я стояла на льду перед заполненными трибунами и смотрела на него. Его отражения в стекле не увидела, зато сейчас в глазах Германа отражалась ночная темнота.

– Я предупреждал тебя про волосы, – провёл по подоконнику рядом со мной.

Кое-как я заставила себя взглянуть на его руку. Между его пальцев был длинный светлый волос. Метнула взгляд к лицу Германа.

– Предупреждал?

Предупреждал. Оцепенение, охватившее меня, граничило с первородным и противоестественным ужасом. Разумом понимая, что он просто играет у меня на нервах, не могла отделаться от этого леденящего ощущения. А что, если не играет?

Ничего больше не сказав, он подошёл к раковине. Тщательно вымыл руки. И снова не могла заставить себя сдвинуться с места. Герман выдвинул ящик столешницы. Слух резанул звон столовых приборов. В свете кухонной лампы блеснуло широкое лезвие ножа.

Я вжалась в подоконник так сильно, что угол врезался в поясницу. Под ладонью хлюпнула вода. Герман взвесил нож в руке, едва заметно усмехнулся, и блеск отразился в его глазах.

– Ты что…

Он сделал шаг в мою сторону. Я от него. Наткнулась на стул.

– Бывает иногда, – открыл он холодильник. – Никак не могу уснуть без хорошего куска мяса,

Достал кусок запечённой говядины. Прошёлся по мне взглядом. Губы дрогнули в усмешке. Подойдя к столу, положил на него и мясо, и нож. Острый стальной кончик коснулся моего бедра. Герман включил телевизор. Я молчала, не зная, что говорить и стоит ли говорить.

– Дай мне хлеб, – приказал он.

По телевизору шёл ночной выпуск новостей. Всё то же, что было в вечернем. Стараясь больше не смотреть на нож, достала из бумажного пакета ржаной, присыпанный семечками хлеб и подала Герману.

Кончики наших пальцев соприкоснулись, и я поспешно отдёрнула руку. Его новая усмешка вызвала гнев и желание оказаться подальше от этого мужчины. Почему из всех навороченных тачек, транзитом проезжающих через нашу заправку, я выбрала именно его? Почему?! С другой стороны, если бы этого не случилось… Да, если бы этого не случилось, может быть, меня бы уже не было в живых.

Вздохнув, я заправила за ухо волосы. Завтра же найду резинку. Никогда больше не показываться ему на глаза с распущенными волосами. Никогда!

«Срочное сообщение», – появившаяся на экране корреспондентка заставила меня прислушаться.

Позади девушки была заградительная лента, темноту рассеивал свет фар полицейских машин и больших фонарей.

«Около двух часов назад примерно в километре от города было найдено тело…» – продолжала журналистка.

Герман отхватил кусок мяса. Сообщение не то что не отбило у него аппетит – он даже не отреагировал на него. Я поёжилась.

«Это уже третье убийство за последний месяц, – продолжала девушка на экране. – Детали пока не известны. Предположительно, погибшая – пропавшая три дня назад девятнадцатилетняя Ирина Комарова. Напомним, что девушка ушла из дома и…»

– Что застыла? – разрезав хлеб на несколько ломтей, Герман положил на него ещё один кусок мяса. Развернулся на стуле, широко расставил ноги.

Я так и смотрела на экран. Когда убили первую девушку, город загудел. После второго убийства люди стали настороженнее. Но третье…

– Как ты можешь есть, когда такие вещи, – не найдя слов, я просто показала на телевизор.

Герман равнодушно проследил мой жест. Откинулся на спинку стула.

– Ночные жительницы часто плохо заканчивают, – прожевав кусок, сказал он.

Констатация, не более. На этом тема для него, очевидно, была исчерпана.

– Возьми в коробке градусник, – очередной приказ. – И приготовь чай. Мясо всухомятку так себе. Даже если оно сочное, – и опять он прошёлся по мне взглядом. Как будто слова его относились совсем не к мясу. Или к мясу, это как посмотреть.