Читать книгу Букет из мать-и-мачехи, или Сказка для взрослых - Алиса Тишинова - Страница 8

Виктория

Все было не так, как надо… Виктория ехала с мужем и дочкой в темно-синей Ауди по извилистой узкой дороге к школе-интернату, расположенному в крошечном поселке за сорок километров от Лисовска. Буквально все шло наперекосяк: переезд затягивался по не зависящим от них причинам; сумма на покупку квартиры оказалась выше, чем планировалось, и окончательно это выяснилось уже в процессе. И как назло, именно в этом году в эту местную школу-интернат стали принимать всех детей без исключения, – и Асю тоже; а они уже собрались уезжать…

А главное: муж, когда-то влюбленный в нее, как последний романтик, охладел к ней. Вернее, – не именно к ней. А ко всему вообще, и даже к ней, – в том числе. Вот так было правильнее сказать. Теперь он был слишком озабочен выживанием в резко изменившемся за последние годы мире, а Виктории… ей просто хотелось жить. Конечно, и она делала все, что было в ее силах для бытовой, материальной стороны жизни, но – она никогда не умела жить только заботами. Она любила шутить и смеяться, петь и танцевать, читать и разговаривать, любить… Какой бы ни была жизнь. Иначе и жить не стоило, – для нее.

Ей хотелось заплакать; но внезапно она решила, что будет улыбаться. Улыбка получилась вымученная, натянутая, – но все же это была улыбка. "Ты больше не сделаешь мне больно", – заклинала она про себя. – "Я буду улыбаться всякий раз, как захочется плакать".

Несколько лет назад они перебрались в Лисовск, где Андрею предложили заведование исследовательским центром, интересную практику, и, – чего уж там, – неплохой заработок.

Местная, почти нетронутая людьми, полудикая природа потрясала воображение: с непривычки казалось, что ты попал в другое измерение, на другую широту…

Небольшие речки, пронизывающие весь городок, как артерии, – сверкали немыслимой, первозданной синевой; воздух был сиренево-прозрачным; невысокие, шарообразные горы, сплошь покрытые хвойным лесом, – казались каким-то инопланетным ландшафтом. Развалины готических замков хорошо дополнили бы этот пейзаж, вписавшись весьма органично (но их не было, кроме руин заброшенного туберкулезного диспансера). А когда пришла зима и выпал снег, – он оказался девственно белым, без малейших вкраплений какой-либо промышленной копоти, – удивительное зрелище для тех, кто привык жить в крупном городе.

Виктории нравилось даже то, что для нее здесь практически не было работы. Она лишь изредка она заменяла кого-то из терапевтов, – часа на два – на три, только чтобы не закрывать кабинет. Это была чистая символика – на самом деле прием вела опытная медсестра, а ей нужно было только расспросить, осмотреть пациента, да поставить подпись. Врачебные навыки она потеряла; да, собственно, настоящих она не успела еще и приобрести; нереально это за пару лет работы. Да, она так и не стала специалистом, – честно признавалась она сама себе. Но ведь всегда приходится чем – то жертвовать… Зато, в отличие от своих занятых подруг, с которыми она общалась теперь лишь письмами и звонками, она могла уделять больше внимания мужу и дочке, которой требовалось его особенно много. Ну и себе самой… когда Ася была в садике. Прогулкам, книгам, нарядам.

Только… Для кого и для чего, спрашивается? Андрей сутками пропадал на работе, друзей не было, «выходов в свет» не намечалось. Все лето можно проходить, – и дома, и на улице, – одинаково одетой в шорты и майку… Зимой приходилось кутаться так, что все равно виден один нос. Косметика стала бессмысленной, – уткам на озере, что ли, демонстрировать новые тени и помаду? Или дворовому одноухому псу? Собирая грибы или чернику прямо под соснами возле дома, тоже как-то мало смысла наряжаться…

Зато сосны были великолепные – величественные великанши, под которыми поднималась новая поросль молодых деревьев. Дом стоял на горе; слева открывался великолепный вид на озеро, – огромное, как море; справа, – если пройти по каменистой тропе в глубь соснового бора, – можно было выйти к лесному водопаду…

Два года она любовалась на сосны, озеро и водопад; а на третий ей уже хотелось выть, глядя на них. Особенно зимой. А главное – не приживались они здесь, интеллигенты хреновы… Не такие, как все, да ещё и с особым ребенком. Редко кто относился доброжелательно, да и сама она не смогла бы общаться с этими примитивными тетками, уж извините… как есть. Не то, чтобы она их презирала, скорее, – боялась. Всей кожей она ощущала, как ее не любят, сплетничают, шушукаются за спиной; грубые, наглые, совершенно чуждые ей. Как ни старалась она доказать и им и себе, что она такой же человек, что с ней можно общаться, – ничего не выходило. Лучше всего было, когда она не видела их, а они – ее.

Теперь, когда прелести Лисовска исчерпали себя до дна, а Асе нужно было начинать по-настоящему учиться в школе, – Виктория с Андреем решили, что пора уезжать. Скорее всего, – обратно в Н-ск, поближе к родным и знакомым.

Виктория с замиранием сердца предвкушала возвращение в город юности; представляла, как вновь будет ходить мимо университета, в котором училась, гулять по тем же улицам, что и в студенчестве. Город постоянно снился ей, в приукрашенных розовой грезой ярких красках, он просто звал к себе…

Но и страха было не меньше. Во снах город представлял собой причудливую комбинацию из прошлого и каких-то сказочных мечтаний. Она отдавала себе отчет, что на самом деле все будет не так. Не совсем так… Город наверняка уже не тот, что прежде, да и отвыкла она от ритма большого города. Квартиру придется подбирать по принципу близости к Асиной будущей школе, а не по душевному порыву… Андрей превратится в рядового хирурга, пусть даже замечательного, – но лишь в одного из многих. А она сама… сможет ли она вернуть себя прежнюю? Скорее всего нет, – в прошлое вернуться невозможно, да и не нужно то… Наверное, не надо об этом думать, и пытаться вернуть вчерашний день; а вот попробовать вернуть себе профессионализм, – стоит.

А пока что неумолимо приближалась осень, начинался учебный год. Поскольку они еще не уехали, не решили почти ничего, кроме самого факта переезда, – Асю определили учиться в местную школу-интернат. И даже Виктории предложили там работать помощником учителя за мизерную, конечно, но все-таки, – зарплату, раз уж она все равно собирается сопровождать Асю во время учебы. Туда они и направлялись сейчас.

Они прошли по длинному коридору старого деревянного здания интерната; каблучки Виктории громко стучали по старым скрипучим половицам, как ни старалась она ступать тише.

Класс был светлый, уютный. С учительницей она уже была знакома, – ее тоже звали Виктория Юрьевна; и это обстоятельство их сразу рассмешило и сблизило. Она была приятной круглолицей блондинкой, из тех, что при умело нанесенном макияже, могут выглядеть очень привлекательно.

За столами сидело трое разновозрастных ребят.

– Это – Олег, 16 лет, – представила Виктория первая крупного, темноволосого, отрешенного от всех и всего парня. – Это – Арсен, 14 лет, – худенького, улыбчивого. – Это – Павел, 10,5 лет, – смешного, с надутыми красными щечками, мальчугана. – Вот ваше место, – указала она на парту в ближнем к двери ряду. Раздеться можно прямо здесь, в классе; одежду повесить в шкафчик. Располагайтесь, как вам удобно; можете выпить чаю с дороги, – она ласково улыбалась. Вот так. Хоть и не уезжай никуда…

Конечно, учительница обрадовалась новой молодой сотруднице, да еще такой интересной. В поселке Нижний все знали всех, и давно надоели друг другу; как, впрочем, и в Лисовске. Несмотря на полученное образование, большинство сотрудников были все теми же старыми деревенскими знакомыми, а тут такая… случайно – залетная, практически столичная, – для них, – пташка… Появившаяся здесь лишь по прихоти судьбы, – врач, интеллигентка до мозга костей. Которая теперь никуда не денется, станет подругой, – думала Виктория-старшая (она была старше всего на пару лет). Она старалась, чтобы будущей подружке все понравилось: работой не нагружала, предложила общаться на ты, угощала чаем с собственноручно приготовленным крыжовенным вареньем…

Атмосфера была совсем домашняя; и, конечно, Виктория-вторая не могла не плениться этим, зная, что скоро это окажется в прошлом, что уютное деревенское очарование, – временно. Тем дороже и милей оно казалось. Но если бы ей вдруг сказали, что в этом унылом, в общем-то, поселке, – она проведет всю оставшуюся жизнь, – интернат мгновенно показался бы ей тесной и душной клеткой. Пока же ей было спокойно и радостно.

…

Поздним вечером, когда Ася уже спала, Виктория сидела за компьютером, с упорством маньяка перебирая сайты специальных школ в разных городах, где применялись новые и старые методики, одна лучше другой, – если верить сайтам. Методика Марии Монтессори, Вальдорфские элитные школы, Прикладной Поведенческий Анализ или метод Ловааса, и прочие… Все это было замечательно, но все они находились слишком далеко, чтобы доехать до каждой, и проверить, а кроме того, – туда сперва надо еще попасть, пробиться. Нереально… Но все же она изучала методики. Директриса Н-ской школы уверяла, что они тоже работают по новым технологиям, сотрудничают с заграницей… На сайте же было слишком мало информации, чтобы сделать выводы. Виктория зевнула, выключила компьютер и села перед зеркалом. Вынула заколку из волос, заплела толстую косу, допила остывший мятный чай, и, вздохнув, принялась изучать газеты с объявлениями о купле – продаже недвижимости.

Когда в зеленоватую спальню, напоминающую аквариум в мягком свете ночника, вошел вернувшийся с дежурства Андрей, – она уже дремала на широкой тахте, рядом с ворохом газет. Андрей наклонился убрать газеты, и Виктория открыла глаза.

– Привет, – улыбнулся он.

– Привет. Ты поел? Нашел все там, на плите?

– Да. И помыл тоже. Что там пишут? – кивнул он на газеты.

– Ничего лучшего, чем наш вариант. Есть четырехкомнатная, подозрительно дешевая, с ней явно что – то не так… Завтра позвоню туда…

– А в школе как?

– В школе так замечательно, что хоть не уезжай никуда, – вздохнула она, разглядывая его худую, мускулистую спину, сильные, красивой формы руки, и всю его изящно-удлиненную, хотя и крепкую, фигуру, – пока он стягивал, отвернувшись, черную футболку. Волосы его были пепельно-русые, с серебристым отливом; сейчас они смешно взъерошились… Он нырнул под одеяло…

– Теперь думаю уже, – продолжала она, – правильно ли мы делаем, будет ли в той школе лучше…

– А разве есть варианты? Ты же задыхаешься здесь, – он нежно провел ладонью по ее плечу. – Там ты сможешь реализовать себя, восстановить диплом и работать по-специальности, а не младшим воспитателем… И ты всегда хотела вернуться туда.

– Зато тебе там не нравилось, – улыбнулась она.

– Привыкну, милая. Это когда у меня машины не было… – он рассмеялся, и лицо сразу стало мальчишеским, – как велосипеда – у почтальона Печкина…

Она хихикнула.

– И все-таки я беспокоюсь… это ты сейчас так говоришь, ну и хорошо… Но и я уже не та, ты же знаешь, как я привыкаю ко всему. И Ася…

– Все равно, это неизбежно. Здесь мы бы не прожили всю жизнь, только представь такое… Ты же первая завопишь. Расслабься и постарайся получить удовольствие, – с этими словами он закрыл ей рот, пытающийся что – то возразить, поцелуем…

…Позже она лежала на его плече с открытыми глазами, и еще долго не могла уснуть. Если бы он всегда был таким, как сегодня; если б они по-прежнему были так близки постоянно, а не время от времени, – она бы, наверное, ничего не боялась, просто была бы счастлива. Но с годами это счастье стало исчезать.

Раньше, еще до рождения Аси… тогда он буквально чувствовал ее душу. Когда ты ощущаешь чью – то душу, как свою, – тебе просто не может прийти в голову – раздражаться на что-то, спорить по пустякам, сорвать какую-то досаду, обидеться… А теперь он все больше отдалялся от нее.

Возможно, это было, – незаметно для обоих, – связано с чувством вины, из-за рождения особенного ребенка. Врожденная интеллигентность обоих не позволяла даже в мыслях винить в этом другого, но все-же постепенно нарастало какое-то отчуждение. Жизнь была теперь подчинена – в какой-то мере всегда, – поиску лекарств, специалистов, обследований, методик.

Андрей все чаще предпочитал молчать у телевизора, иногда ворчал и срывался по мелочам; все реже появлялась его мальчишеская улыбка, и эта бесшабашность, пусть деланная (на самом деле он всегда просчитывал и обдумывал каждый шаг), за которую она и влюбилась когда-то… лет десять назад…

Но, как бы то ни было, – уезжать надо. Здесь она больше не может.

Виктория встала, нащупала в темноте тапочки, и прошла на кухню, которая напоминала рабочий отсек космического корабля: металлическая мойка, четыре маленьких и один огромный бойлер, – для горячей воды и для отопления; насос, светящиеся в темноте красные и зеленые глазки лампочек-индикаторов регуляторов управления всей системой… Ее придумал и установил Андрей, – иначе в этом доме пришлось топить бы печку с дровами или углем. Жаль покидать все это, но, с другой стороны, – как же оно надоело!

Она достала из шкафчика настойку валерьянки, отсчитала тридцать капель, выпила и вернулась в кровать, привычно сокрушаясь, что снова не выспится к утру…