Читать книгу Ахматовские зеркала - Алла Демидова - Страница 11

Анна Ахматова
Поэма без героя
Часть вторая
Решка

Оглавление

…Я воды Леты пью,

Мне доктором запрещена унылость.

Пушкин

In my beginning is my end.

T.S. Eliot[29]

Место действия – Фонтанный Дом. Время – 5 января 1941 г. В окне призрак оснеженного клена. Только что пронеслась адская арлекинада тринадцатого года, разбудив безмолвие великой молчальницы-эпохи и оставив за собою тот свойственный каждому праздничному или похоронному шествию беспорядок – дым факелов, цветы па полу, навсегда потерянные священные сувениры. В печной трубе воет ветер, и в этом вое можно угадать очень глубоко и очень умело спрятанные обрывки Реквиема. О том, что мерещится в зеркалах, лучше не думать.

…жасминный куст,

Где Данте шел и воздух густ.

Н.К.

I

Мой редактор был недоволен,

Клялся мне, что занят и болен.

Засекретил свой телефон

И ворчал: «Там три темы сразу!

Дочитав последнюю фразу,

Не поймешь, кто в кого влюблен,


II

Кто, когда и зачем встречался,

Кто погиб, и кто жив остался,

И кто автор, и кто герой, —

И к чему нам сегодня эти

Рассуждения о поэте

И каких-то призраков рой?»


III

Я ответила: «Там их трое —

Главный был наряжен верстою,

А другой как демон одет, —

Чтоб они столетьям достались,

Их стихи за них постарались,

Третий прожил лишь двадцать лет,


IV

И мне жалко его». И снова

Выпадало за словом слово,

Музыкальный ящик гремел.

И над тем флаконом надбитым

Языком кривым и сердитым

Яд неведомый пламенел.


V

А во сне все казалось, что это

Я пишу для кого-то либретто.

И отбоя от музыки нет.

А ведь сон – это тоже вещица,

Soft embalmer[30], Синяя птица,

Эльсинорских террас парапет.


VI

И сама я была не рада,

Этой адской арлекинады

Издалёка заслышав вой.

Всё надеялась я, что мимо

Белой залы, как хлопья дыма,

Пронесется сквозь сумрак хвой.


VII

Не отбиться от рухляди пестрой.

Это старый чудит Калиостро —

Сам изящнейший сатана,

Кто над мертвым со мной не плачет,

Кто не знает, что совесть значит

И зачем существует она.


VIII

Карнавальной полночью римской

И не пахнет. Напев Херувимской

У закрытых церквей дрожит.

В дверь мою никто не стучится,

Только зеркало зеркалу снится,

Тишина тишину сторожит.


IX

И со мною моя «Седьмая»,

Полумертвая и немая,

Рот ее сведен и открыт,

Словно рот трагической маски,

Но он черной замазан краской

И сухою землей набит.


X[31]

Враг пытал: «А ну, расскажи-ка»,

Но ни слова, ни стона, ни крика

Не услышать ее врагу.

И проходят десятилетья,

Пытки, ссылки и казни – петь я

В этом ужасе не могу.


XI

И особенно, если снится

То, что с нами должно случиться:

Смерть повсюду – город в огне,

И Ташкент в цвету подвенечном…

Скоро там о верном и вечном

Ветр азийский расскажет мне.


XII

Торжествами гражданской смерти

Я по горло сыта. Поверьте,

Вижу их, что ни ночь, во сне.

Отлучить от стола и ложа —

Это вздор еще, но негоже

То терпеть, что досталось мне.


XIII

Ты спроси у моих современниц,

Каторжанок, «стопятниц», пленниц,

И тебе порасскажем мы,

Как в беспамятном жили страхе,

Как растили детей для плахи,

Для застенка и для тюрьмы.


XIV

Посинелые стиснув губы,

Обезумевшие Гекубы

И Кассандры из Чухломы,

Загремим мы безмолвным хором,

Мы увенчанные позором:

«По ту сторону ада мы…»


XV

Я ль растаю в казенном гимне?

Не дари, не дари, не дари мне

Диадему с мертвого лба.

Скоро мне нужна будет лира,

Но Софокла уже, не Шекспира.

На пороге стоит – Судьба.


XVI

И была для меня та тема,

Как раздавленная хризантема

На полу, когда гроб несут.

Между «помнить» и «вспомнить», други,

Расстояние, как от Луги

До страны атласных баут[32].


XVII

Бес попутал в укладке рыться…

Ну, а как же могло случиться,

Что во всем виновата я?

Я – тишайшая, я – простая,

«Подорожник», «Белая стая»…

Оправдаться… но как, друзья?


XVIII

Так и знай: обвинят в плагиате…

Разве я других виноватей?

Впрочем, это мне все равно.

Я согласна на неудачу

И смущенье свое не прячу.

У шкатулки ж тройное дно.


XIX

Но сознаюсь, что применила

Симпатические чернила,

Я зеркальным письмом пишу,

И другой мне дороги нету, —

Чудом я набрела на эту

И расстаться с ней не спешу.


XX

Чтоб посланец давнего века

Из заветного сна Эль Греко

Объяснил мне совсем без слов,

А одной улыбкою летней,

Как была я ему запретней

Всех семи смертельных грехов.


XXI

И тогда из грядущего века

Незнакомого человека

Пусть посмотрят дерзко глаза,

И он мне, отлетевшей тени,

Даст охапку мокрой сирени

В час, как эта минет гроза.


XXII

А столетняя чаровница[33]

Вдруг очнулась и веселиться

Захотела. Я ни при чем.

Кружевной роняет платочек,

Томно жмурится из-за строчек

И брюлловским манит плечом.


XXIII

Я пила ее в капле каждой

И, бесовскою черной жаждой

Одержима, не знала, как

Мне разделаться с бесноватой:

Я грозила ей Звездной Палатой[34]

И гнала на родной чердак[35].


XXIV

В темноту, под Манфредовы ели,

И на берег, где мертвый Шелли,

Прямо в небо глядя, лежал, —

И все жаворонки всего мира[36]

Разрывали бездну эфира,

И факел Георг[37] держал.


XXV

Но она твердила упрямо:

«Я не та английская дама

И совсем не Клара Газуль[38],

Вовсе нет у меня родословной,

Кроме солнечной и баснословной,

И привел меня сам Июль.


XXVI

А твоей двусмысленной славе,

Двадцать лет лежавшей в канаве,

Я еще не так послужу.

Мы с тобой еще попируем,

И я царским моим поцелуем

Злую полночь твою награжу».


5 января 1941

Фонтанный Дом;

в Ташкенте и после

29

В моем начале мой конец. Т. С. Элиот (англ.).

30

Soft embalmer (англ.) – нежный утешитель. См. сонет Китса «To Sleep» («К сну»).

31

Пропущенные строфы – подражание Пушкину. См. «Об Евгении Онегине»: «Смиренно сознаюсь также, что в “Дон Жуане” есть две пропущенные строфы», – писал Пушкин

32

Баута – маска с капюшоном.

33

Романтическая поэма. – Примеч. Ахматовой.

34

Звездная Палата – тайное судилище в Англии, которое по-мещалось в зале, где на потолке было изображено звездное небо.

35

Место, где, по представлению читателей, рождаются все поэтические представления. – Примеч. Ахматовой.

36

См. знаменитое стихотворение Шелли «To a Skylark» («К жаворонку»).

37

Георг – лорд Байрон.

38

Клара Газуль – псевдоним Мериме.

Ахматовские зеркала

Подняться наверх