Читать книгу Нравы от времён - Алла Уланова - Страница 13

В старших классах я всегда сидела за первой партой с любимой подругой Милочкой Б. Девочка была тихой, неконфликтной, отличницей. Я же не была круглой отличницей. У меня в конце года всегда выходили две четверки по русскому языку и русской литературе. Я не ладила с пунктуацией.

Итак, до восьмого класса нас вела моя любимая учительница математики Татьяна Ильинична. Она не имела права вести предмет в старших классах, так как у нее был только диплом педагогического училища, не дающий право препадовать в старших классах. В восьмом классе к нам пришел мужчина учитель математики, очень плохо говорящий по-русски и не очень хорошо знавший математику. У класса начались конфликты. Приходилось часто вступать в спор с ним. Он еще и руководил нашим классом. Учитель не обращал на нас внимания. Ему было все равно, как мы учимся. Успеваемость класса резко упала. Пытаюсь вспомнить его имя и отчество, но не могу. Помню только фамилию Енукидзе. Вот что делает неприязнь к человеку. Помню только хороших, умных знающих свой предмет учителей.

Елизавета Антоновна вела биологию, Валентина Ивановна – географию, русский язык и литературу вела Галина Ивановна. Мери Соломоновна вела грузинский язык. Я ей очень благодарна. Она научила меня грузинской каллиграфии и литературному грузинскому языку. Хорошо помню учителя черчения Михаила Спиридоновича, которого мы называли Михаилом Пирамидоновичем (пирамидон в те времена был лучшим лекарством от головной боли).

Историю преподавал отставной военный, который прошел всю войну. Очень милым мягким был наш историк. Мы его любили, но не боялись. Мальчишки нашего класса как-то узнали, что у учителя нет половины ягодицы, вместо нее резиновый протез. На стул у учительского стола мальчишки-шалуны подложили гвоздь, вбив его шляпкой вниз в сиденье стула. Что случилось, когда учитель сел на стул, можно предположить. Протез лопнул и раздался звук. Случился вселенский конфуз. Всем было очень стыдно. Мальчишек вызывали к директору. Дело дошло до исключения, но сам Дмитрий Васильевич простил мальчиков. Он много рассказывал нам о Великой Отечественной войне 1941–1945 гг. Все с большим вниманием слушали его рассказы.

Ребята-мальчишки нашего класса не особенно любили учиться и часто срывали уроки. Уходили «на шатало», от слова «шататься». Мы с моей подругой Милочкой не хотели уходить с уроков, однако мальчишки связывали нас нашими же косами и силком выводили на улицу. Основная масса одноклассников шла в кино, да и нас насильно затаскивали в кино. На следующий день в классе нас ругали, стыдили как хороших учениц, но мы не могли признаться, что нас насильно вывели с уроков. Это считалось предательством.

Часто срывались и контрольные работы. Мы в те времена писали ручками с перьями, а учителя хранили чернильницы-непроливайки в специальном ящике с замком. Ящик хранился в запертом шкафу. Однако мальчишки ухитрялись вытащить ящик, открыть его и сбросить с третьего этажа в бочку с водой, которая стояла внизу под окнами. Управляли нашим классом и не давали нам учиться два второгодника, которые пришли к нам в восьмом классе. Это были рослые ребята, которых мы боялись. Как еще срывались уроки?

Мы учились в третью смену. Она начиналась в 15 часов дня, а заканчивалась где-то в 18–19 часов. Зимой рано темнело. Мальчишки расстреливали электрические лампочки металлическими пульками из рогатки. Но учителя приносили керосиновые лампы или свечи и продолжали вести уроки. Дело в том, что часто в школе не было электричества, и поэтому учителя всегда имели запас керосина и свечей. Школа наша отапливалась зимой углем или дровами. В настенные печи шалуны бросали киноленту и поджигали ее. Она горела удушающим запахом, вот тогда отпускали нас домой. Шалунов переводили в другие классы или отправляли в вечерние школы. Несмотря на все это, многие из наших одноклассников благополучно окончили школу и поступили в высшие учебные заведения.

Я в подростковом возрасте была гадким утенком. Худая, голенастая, высокая. В классе все мальчики были влюблены в Нату С. Вот она была действительно хороша собой: небольшого роста, ладная, с красивыми карими глазами, с румяным лицом и вьющимися волосами, заплетенными в две косы вокруг головы. Хотя и у всех девочек были косы с бантами, но у нее все было особенным. Мне казалось, что она похожа на Венеру Милосскую.

Скульптура Венеры Милосской из белого мрамора, найденная на греческом острове Милос в 1820 году, считалась эталоном женской красоты. Ее пропорции долгое время принимались за идеал. Высечена она в полный рост – 164 см. Плечи – 86 см, талия – 69 см, а бедра – 93 см. Но к великому сожалению, у нее нет рук. Скульптура восхищала всем: великолепной осанкой, тонкими чертами лица, аккуратной прической. Автор неизвестен. Вспахивая свое поле, крестьянин Иргос с сыном откопали эту статую.

Эта прекрасная находка была найдена на небольшом острове Милос в Эгейском море, то есть в Греции. Крестьянин Иргос, зная, что иностранцы интересуются древними вещами, предложил эту статую французскому послу Бресту за определенное вознаграждение. После долгих выяснений о ценности скульптуры французское правительство выделило деньги для ее покупки. Но статую перехватили турки, управляющие греческими островами. И когда французский корабль прибыл на Милос, скульптуру уже грузили на турецкий корабль. Французы бросились в погоню и отбили у турок верхнюю часть туловища Венеры Милосской, а позже ими была выкуплена и нижняя часть. После реставрации статую преподнесли в дар королю Людовику XVIII.

Затем Венера была помещена в Лувр. Разгорелся спор о ее руках: были ли они отбиты до или во время захвата корабля? Но эксперты вынесли окончательное решение, что руки у статуи отбиты задолго до ее обнаружения. В греческом варианте это Афродита – богиня любви. Во всех веках статуя считается живым символом прекрасного. Многие поэты посвящали стихи Венере Милосской. Российский поэт Афанасий Фет посвятил ей такое стихотворение. Привожу два четверостишия:

В 2002 году я была в Париже и побывала в Лувре. Посмотрела статую Венеры. Эта прекрасная скульптура меня не впечатлила и вот почему. Много людей толпилось возле нее, все возбужденно фотографировались. Эта суета не дала мне возможности рассмотреть ее достойно.

Все девочки носили школьную форму: коричневое платье и черный фартук. Кто был побогаче, носил шерстяное платье и фартук из маркизета, а кто победнее – платье из сатина и фартук из ткани неизвестного мне названия. А на праздник все девочки надевали белые фартуки из батиста или из ситца.

У меня была любимая подруга, Милочка. У нее была русскоязычная семья. Отец Милочки работал начальником на железной дороге, и они жили в отдельном домике с садом, за закрытыми воротами на улице Калинина. Я очень любила к ним ходить. Мама Милочки – русская, полная женщина, очень приветливая – всегда радостно принимала нас, детей. У них дома всегда пахло пирогами и фруктами. Но больше всего я любила мороженое, которое готовила мама моей подруги. Деревянная небольшая кадка заполнялась льдом, в середину вставлялась емкость цилиндрической формы, которая заливалась молоком, добавлялся сахар, сливки и ваниль. И все это крутилось руками, как мельница. Получалось очень вкусное мороженое. Особенно я любила приходить к ним на Новый год. Елку украшали самодельными игрушками, так как покупные не всем были доступны.

У нас дома в моем детстве никогда не ставили елку: не на что было купить и нечем украсить ее. Но однажды, помню, мама принесла небольшую, пушистую елку и украсила ее мандаринами, завернутыми в фольгу для красоты. Когда она ушла на работу, я повалила елку, сняла с нее все мандарины, содрала с них фольгу. Все мандарины очистила от шкурки – благо они были мягкими, хорошо чистились, – затем разобрала их на дольки и разложила на столе рядами. Мне за это досталось: мама побила меня. А мне было лет шесть или семь.

В пору моего детства в магазинах не было многих бытовых вещей. Например, не было красивых клеенок на стол, а вот скатерти из натуральных тканей были всякие. И вот мама купила красивую клеенку для стола, простояв в очереди долгое время. Постелила, в комнате стало красиво, а я, маленькая дурочка, привела после школы подруг со двора, и мы играли в школу. Писали перьевыми ручками и нечаянно пролили чернила на клеенку. Вот это было великим несчастьем.

До прихода мамы с работы я пыталась удалить пятно и дотерла клеенку почти до дырки. Мама расстроилась очень и, конечно, побила меня веревкой. Но мне не было обидно, мне было стыдно за то, что я сотворила с клеенкой, которую мама с таким трудом купила.

Еще случай. Мама сшила мне красненький сарафанчик в мелкий цветочек, с крылышками, с кармашками – такой, какой я всегда мечтала надеть. Но в первый же день надев красивый сарафанчик, я влезла на дерево и повисла на суку. Когда меня сняли с дерева, клок ткани сарафанчика остался на дереве. Можно догадаться, как мне попало за это. Видимо я была шалунья, бездумная, бесшабашная.

Мама моя какое-то время работала на лимонадном заводе, который находился рядом с нашим домом. Даже стена завода прилегала к нашему двору, и во дворе всегда очень ароматно пахло. Лимонад был очень вкусным, готовили его по рецептам Митрофана Лагидзе[2]. Этот напиток готовился на натуральных настоях трав и фруктов, концентратах соков, на натуральных ароматизаторах. Мама часто приносила домой лимонад, особенно когда я болела. Когда мама спрашивала, что я хочу поесть, ответ всегда был один и тот же: лимонад и жареную картошку.

Недаром на проспекте Руставели, сколько себя помню, всегда был магазин «Воды Лагидзе», где можно было выпить прекрасную газированную воду за очень небольшие деньги, примерно 10–12 копеек. Особенно мы, дети, любили сливочный сироп с лимонным сиропом. Маленькими мерными стаканчиками в большой граненый стакан наливали два сиропа, а затем добавляли холодной газированной воды. И это был чудесный вкус! Или три мерки: шоколадного, сливочного и лимонного сиропа в один стакан. Это было дороже, 15 копеек. А еще там же, рядом в помещении, пекли чудесные слоеные хачапури и выносили в зал вод горячими, сочными и вкусными. Они стоили 30 копеек. За ними всегда была очередь.

Позже в подвале того же здания подавали аджарские хачапури, а воду приносили графинами в любом составе сиропов. Там стояли столики, за которыми хачапури ели с помощью ножа и вилки, но такое кафе открыли, когда я училась в университете.