Читать книгу Крещатик № 93 (2021) - Альманах - Страница 14

Хотелось пить.

Константин Хан сидел на табуретке перед холстом и потирал щетину. Недорисованный ангел скалился с полотна. Он был творением его рук, и был явно этим фактом недоволен.

Десять минут назад Малик позвонил и сообщил, что ему удалось договориться с Андрэем, с человеком, которого он должен был нарисовать. Он радовался тому, что сможет наконец приступить к работе, но что-то грызло изнутри.

Хотелось пить.

Он вздрогнул, когда трель домофона разлилась по квартире, и пошёл открывать.

– А?

– Реклама, – раздался незнакомый молодой голос.

– К – какая реклама?

– Интернета.

– Мне?

– Нет, просто листовки по ящикам разложить.

Хан недоумённо почесал затылок.

– Ну заходи.

Разочарованный, вернулся к созерцанию картины. Вдруг понял, что ухо в этой перспективе выглядит странно оттопыренным и портит всю композицию. Да и вообще контур лица следовало бы подправить…

Резко зазвенело в голове. Он опустил голову и стал массажировать шею, восстанавливая кровоток. Хотелось пить. Пальцы левой руки ещё плохо слушались. Ангел с картины недовольно скалился. Хотелось пить.

Стук в дверь. Костя подпрыгнул на стуле.

«А это кто?»

Встал, подошёл к двери.

– Костя, открывай!

Искажённый линзой Малик стоял в подъезде и пытался докричаться. Позади него, опёршись на стену, покачивался человек, при взгляде на которого у Хана снова зазвенело в ушах.

– Привет, Костя. Я уж испугался.

– Привет, Малик, – он пожал ему руку. Повернулся к его спутнику. – Здравствуйте…

– Андрэй. Через «э».

Хан поймал его неуклюже вытянутую, впустую шарящую в воздухе руку, стиснул в ладонях.

– Проходите, проходите.

Слепец побрёл по коридору, поддерживаемый с двух сторон. Сморщил лоб.

– Как ты сказал? Малик?

– У меня много имен, – уклончиво отозвался Бродяга.

Костя не понял, о чём идёт речь, но промолчал, подставил табуретку и помог натурщику на ней разместиться. Тот облегчённо выдохнул.

– Ну… погнали, чё.

– Всё готово, Костя? – уточнил Малик.

– Да, да, сейчас.

Хан принёс второй стул с кухни и устроился на нём. Нервно облизал губы.

– Андрэй, верно?

– Можно Рэй, – кивнул он.

– Хорошо, Рэй. Нужно будет немного посидеть неподвижно. Скажешь, когда устанешь.

* * *

Ночь настала резко, за считанные минуты серый осенний день сменился сырым прохладным вечером. На кухне, в тусклом свете лампочки, этот вечер заползал в сердце, наполнял душу полубезумной горячечной хмарью.

Хотелось пить.

Рэй осторожно поднёс ко рту ложку с рисом – паби мури[12], как называл его Хан. Проглотил, запил горячим густым чаем.

– Слушай, Костя, – он стукнул чашку о стол, вытер ладонь о штаны. – Зачем ты рисуешь?

Тот с трудом проглотил последний ком риса, отложил пустую тарелку в сторону.

– Ну, есть талант, потому и рисую.

Андрэй ощерился.

– А если б у тебя талант был говно качать?

– Качал бы говно, – пожал плечами Хан. – Значит, сверху так решили.

– Сверху? – не понял Рэй. – Серьёзно?

– Серьёзно, – Костя кивнул и отпил чая.

– Нет, подожди, – он махнул рукой, – ты действительно перекладываешь ответственность за себя на какие-то высшие силы?

– Да.

– Но это же просто отказ от принятия решений! Это… глупо.

– Я принимаю решения, – возразил Хан. – Решение следовать высшему плану – это тоже решение. Я принимаю его каждый день. И я несу за него ответственность.

– Ха, – Рэй откинулся на спинку. – Интересно. Знаешь, Костя, если бы я поступал так же, я бы остался хилым больным мальчиком, каким я был в детстве. Но именно я выковал из себя… себя. Где б я иначе был?

– Твоя слепота – тоже результат твоих действий?

Андрэй осёкся. Когда заговорил вновь, голос его был полон тихой угрозы.

– Слышь, Хан. А я тебе и без зрения могу рожу поломать.

Костя прошёл к ящичку, вытащил из него коробку с таблетками.

– Наверняка сможешь. Не сомневаюсь.

Он выдавил из блистера таблетки, бросил в рот.

Хотелось пить.

– Что, будешь стоять и не сопротивляться? Отдашься высшим силам?

Костя налил в рюмку горькой жидкости из бутылки, махом выпил.

– Я не настолько святой, к сожалению. Сопротивляться я буду.

– Ну вот. Всё же ты не безнадёжен.

Хан тяжело опустился на стул, выдохнул.

– А ты не думал, что мы с тобой сейчас тут сидим только благодаря череде совпадений? Только поэтому у меня появилась возможность закончить картину.

– Мы тут сейчас сидим только благодаря Алану, – Рэй указал пальцем в соседнюю комнату, где лежал задремавший Бродяга. – Это его ты должен благодарить за свою сраную картину.

– Я ему благодарен. Но откуда тебе знать, что и он не Его посланник?

– А откуда тебе знать обратное? Откуда тебе вообще знать, чего этот самый Он от тебя хочет?

В ушах зазвенело. Хан наклонился и стал растирать шею.

На самом он и сам не был уверен. Сам не знал, как трактовать последние события. Как понять, чего от него хотят. Хотелось пить.

– Ниоткуда, – только и смог ответить. – Я просто делаю, что мне кажется верным. Сейчас мне кажется верным закончить наконец портрет.

Андрэй махнул рукой и встал, чуть не опрокинув стул.

– Ну пошли, закончим твой портрет. Меня уже обрыдло с тобой спорить.

– Да. Давай заканчивать.

* * *

За окном уже начало светать, когда Хан в последний раз коснулся холста кистью и отодвинулся, чтобы придирчиво оценить результат.

Надо заметить, повязка добавила ангелу на картине выразительности. Правда, теперь уже оскал не соответствовал выражению лица. Тот, кто сидел на стуле напротив него, был более спокойным и мягким, более… человечным.

Может, перерисовать портрет полностью?

Он зевнул. Смахнул с глаз слёзы, вцепился в картину взглядом.

Всё-таки блики на волосах не вышли так, как задумывались. Кое-где заметно, что повязка рисовалась сильно позже. Хотя, если не вглядываться… Хотя, если вглядываться…

Опять зашумело в ушах, захотелось пить. Он закрыл глаза, растёр шею. Неожиданно обнаружил, что второй шейный позвонок несколько искривлён. Остальные вроде бы на месте, но этот… Наверно, он пережимал сосуды, защемлял спинной мозг. Хан попробовал надавить на него пальцами, поставить на место, но ничего, разумеется, не вышло.

Вот он, несовершенный человек, собственной леностью доведший себя до такого состояния.

Он открыл глаза и увидел её. Ленивая, сонная, одна из последних осенних мух, она сидела на щеке нарисованного Рэя и взирала на Хана красными выпученными зенками.

Он прикусил губу. Хотелось пить. Шумело в ушах. Отвратительно выпирал шейный позвонок. Скалился с картины несовершенный ангел.

По подбородку из прокушенной губы потекла тёплая влага, отдающая металлом на вкус. Очнувшись, он с удивлением стёр кровь, посмотрел на неё, на картину. Резко махнул рукой, спугнув муху. Та взмыла куда-то к потолку, покружила немного и пристроилась в углу.

– Всё, – сказал Хан. – Готово.

– Ну наконец-то, – Рэй зевнул, потянулся. – Буди Алана, и давай уже заканчивать.

– Я слышу, – Бродяга сел на кровати, потёр кулаком лицо, смахнул волосы с глаз. Уставился на картину. – Прекрасно. Прекрасно, Костя. Ты… уверен?

– Да, да. Продавай её скорее, – Хан чистил кисть и складывал всё в ящик, стараясь не смотреть на портрет.

– Не хочешь ничего поправить?

– Малик, Бога ради, – поморщился он. – Никаких поправок.

– Хорошо, – Малик хлопнул по бёдрам, встал. – Сейчас я отведу Рэя и позвоню Жарылкасыну.

– Подожди, – прервал его Андрэй. – Я хочу поговорить с Жорой.

Бродяга сонно посмотрел на него.

– Хорошо. Сейчас, только умоюсь.