Читать книгу Скандерия - Алёна Моденская - Страница 2

Агнесса вошла в холл Гимназии и сразу почувствовала, как на мраморных плитах пола занемели босые стопы. Сев на деревянную лакированную лавочку, морщась и тяжело вздыхая, нацепила свои «лодочки».

– Привет. – Рядом, устроив на коленях разноцветный рукодельный рюкзак, расположилась Тоня Остапенко, стипендиатка с музыкального факультета. Ей явно было некомфортно в форме, ведь обычно она приходила на занятия в длинных расписных платьях. Сегодня от фолк-антуража пришлось отказаться, но в косы-колоски Тоня всё же вплела ленты – красные, зелёные, кремовые, синие и бледно-фиолетовые, в цвета факультетов Гимназии.

– Как успехи? – Агнесса кивнула на левую руку Тони, до локтя унизанную разнообразными фенечками.

– Классно! Вот, смотри, это я летом съездила на фестиваль джаза, – Тоня перебирала браслетики, – а это скалодром. Правда, оказалось, что я боюсь высоты. Сплав на байдарках… А на этот год я загадала начать осваивать арфу. Видишь шарм?

Тоня указала на браслет с золотистым шармом в виде арфы, надетый на правую руку.

– Всё наглядно, – улыбнулась Агнесса.

– Точно, – кивнула Тоня. – Пока делаю браслеты, всегда представляю, что моё желание уже сбылось.

– Хороший метод. Идём?

Девочки поднялись и направились в коридор со шкафчиками, который почти опустел, потому что все собирались на торжественную линейку и концерт в Большой зале. Тоня приложила ладонь к дверце своего шкафчика и закинула в него рюкзак. Агнесса же никак не могла отвести взгляд от удобных тапочек подруги, поэтому не заметила, откуда взялся белый пластиковый листок, упавший на пол, как только её шкафчик открылся.

– Я помогу. – Тоня быстро наклонилась и подняла карточку. – Вот, держи. Это что?

Глаза подруги расширились, когда она рассмотрела на открытке лицо Агнессы, забранное в красный круг, от центра которого расходились четыре линии. Как будто кто-то нарисовал на фото прицел.

– Не знаю, – медленно проговорила Агнесса, рассматривая фотографию. – Наверное, психопат какой-то подсунул. Не обращай внимания. Тебе такой дряни никогда не приходило?

– Нет, ни разу, – покачала головой Тоня.

– Надо же, – вяло улыбнулась Агнесса.

– О чём это вы? – рядом материализовалась Ева.

– Тебя психопаты достают? – спросила Агнесса.

– Постоянно, – фыркнула Ева.

По коридору, бросив лишь мимолётный взгляд на девочек, пробежал высокий молодой человек. Он торопливо скрылся за дверью Общей залы вслед за редкими опаздывающими учениками.

– А я не хотела туда идти, – улыбнулась Ева. – Теперь придётся, нужно же узнать, кто это.

Девочки двинулись к Зале. Агнесса, не успевала за подружками, и, снова решив снять ненавистные туфли, опёрлась о первый попавшийся шкафчик, но тут же отдёрнула руку – ладонь угодила в нечто липко-влажное. Густая глянцевая жидкость тонкой струёй вытекала из-под дверцы одного из шкафчиков литературного факультета.

– Эй! – эхом раздался голос Евы. Выглядывая из-за двери Залы, она махала Агнессе рукой. Но увидев происходящее, лицо Евы вытянулось, и она, выскользнув из-за резной деревянной створки, вернулась к подруге.

– Это ещё что? – побледневшая Ева опасливо поглядывала на густую тёмную лужу, образовавшуюся на полу под шкафчиком.

– Даже имени нет. – Агнесса, пытаясь оттереть ладонь салфеткой, кивнула на дверцу с пустой табличкой.

– Я знаю, кто хозяин, – чётко проговорила Ева и коротко кивнула на вопросительный взгляд Агнессы.

Держа смятый комок промокашки в одной руке, Агнесса достала чистую салфетку и, обернув ей вторую, осторожно потянулась к безымянному ящичку.

– Может, не надо? – испуганно прошептала Ева.

– Отойди подальше.

Когда Ева отступила на пару шагов, Агнесса резко дёрнула за ручку и отскочила. Каблук, разумеется, подвернулся, и она под визг подруги повалилась на пол. Подняться сразу никак не получалось, и поэтому она просто перебирала руками за спиной, отползая от огромной алой лужи, растекающейся по мраморной мозаике.

– Это ещё что? – раздался где-то рядом грозный голос завхоза Пал Палыча.

– Это не мы! Это как-то само случилось, – тараторила Ева, пока Агнесса поднималась на ноги. Ева мастерски умела использовать наивно-плаксивое выражение лица, хлопая длинными ресницами, что играло ей на руку – такой вид мог очаровать кого угодно. Поэтому оправдания, выдуманные Агнессой, озвучивала обычно Ева. Разумеется, ей верили охотнее, чем подруге, взиравшей на собеседников слегка отстранённо. Взгляд больших чёрных глаз Агнессы одновременно приковывал и вызывал отторжение. Она смотрела человеку не прямо в глаза, а как будто сквозь, на его затылок.

Только выпрямившись, Агнесса наконец увидела полную картину – забрызганные алыми каплями стены, испачканные ошмётками дверцы шкафчиков и пузырящееся багровое озеро на полу. По зеркалу в сверкающей раме медленно сползал бесформенный сгусток, оставляющий за собой мокрый красный след.

Шлёпая прямо по вязкой луже, Пал Палыч подошёл к шкафчику, где взорвалось жидкое красное нечто, и осторожно подвинул дверцу, чтобы рассмотреть имя.

– Ясно, – коротко произнёс завхоз. – Идите в зал.

– Но… – подала голос Ева.

– Идите, я сказал.

Девочки двинулись в сторону Зала, но свернули в туалет.

– Это шкафчик Леры, – прошептала Ева, поближе наклонившись к Агнессе, запястьем нажавшей на дозатор бутылочки с жидким мылом. Розовые струи, смешанные с душистой пеной, исчезали в сливе белоснежной раковины.

– Но ведь она…

– Пойдём. – Агнесса, отмыв руки, с тяжким вздохом снова подняла свои туфли за пятники и босиком направилась к выходу.

Проскользнув в Зал, девочки добрались до свободных мест, занятых для них друзьями. Речи директора и остальных уже закончились, и теперь шёл концерт: умильно улыбающиеся родители аплодировали и снимали выступления своих отпрысков на камеры.

– Где вы были? – шёпотом спросила Тоня, но Агнесса только отмахнулась.

А вот Ева уже переключилась (свойство, которому Агнесса никак не могла научиться). Она кивком указала на мужчину, что пробежал мимо них в коридоре. Он занял самое дальнее место на скамье для педагогов, в углу, и казалось, старался выглядеть как можно незаметнее, что ему, разумеется, не удавалось.

– Даниил Юрьевич Истомин, двадцати шести лет, не женат. – Астра, устроившаяся в переднем ряду, развернулась на все сто восемьдесят градусов, при этом сохранив идеальную балетную осанку.

– Откуда информация? – быстро спросила Ева.

– Мама рассказала, – пожала плечами Астра и отвернулась к сцене. Центральное место, предназначенное для председателя Родительского комитета, заняла Жюстина Викторовна МакГрайв. В идеально скроенном костюме цвета бордо и изящной миниатюрной шляпке в тон, она с грацией античной статуи восседала в ложе, бросая внимательные взгляды на дочь. Время от времени недовольно поджимала губы, очевидно, заметив, что Астра опять ссутулилась, говорит слишком громко или её коленка открыта.

– М-м-м, симпатичный, – улыбнулась Ева, сузив глаза.

– У него в предыдущей школе какая-то история случилась, – шёпотом сказала Астра, повернув голову в профиль и откинувшись назад.

– Наверное, что-то неприличное, – хихикнула Ева. – Первое сентября начинает удаваться.

В это время хор младшей ступени закончил петь «Прекрасное далёко», и зал взорвался аплодисментами.

Даниил Юрьевич заменил ушедшего на пенсию Мячикова, преподававшего валеологию десять лет. Бывший заместитель Мячикова Апрель Вениаминович Федотов стал заведующим кафедрой, а младшим педагогом – Истомин, который упрямо не хотел замечать заинтересованных взглядов и неподвижно смотрел на сцену.

– Всем привет! – голос Хуберта Подпорожского прозвучал чуть громче, чем следовало бы – на сцене как раз разыгрывали отрывок из «Вишнёвого сада». Но Хуберт, не обращая ни малейшего внимания на грозные шипения, спросил: – Слышали про Леру Вавилонову?

– А что с ней? – спросила Агнесса, одновременно с ахами и охами других девочек.

– Ты что, не знаешь? – Астра снова развернулась, чем вызвала грозный взгляд Жюстины Викторовны.

– Нет, не знаю, – солгала Агнесса. Ева, уже набравшая воздух, чтобы рассказать про Лерин шкафчик, длинно выдохнула.

– Она спрыгнула с крыши дома в «Монолите», прямо на эстакаду. Ужас. – Астра покачала головой.

– Говорят, это из-за того, что её отчислили, – произнесла Тоня, перебирая свои разнообразные фенечки.

– А не надо было в пошлых пьяных позах сниматься, – хмыкнул Хуберт.

– Не надо было палиться, – хихикнула Ева и звонко шлёпнула ладонью по подставленной пятерне Хуберта.

Вокруг снова раздалось шипение и злобные просьбы не мешать смотреть концерт.

– Вам не стыдно? Человек погиб. – Астра хмуро глянула на ребят через плечо.– Она ещё писала какие-то письма в администрацию, угрожала, что если её не восстановят, она покончит с собой.

Раздался кашель профессора Грибницкого, заглушивший музыку для фрагмента из балета «Спящая красавица». Все взгляды разом обратились на ложу для педагогов. Гриб виновато кашлянул, сбив с ритма фуэте юную балерину. Его толкнула в бок Магдалена Оскаровна Третьякова, прямая и высокая, как жердь, возглавляющая кафедру лингвистики и прозванная Мышьяком за строгий нрав. Грибницкий и Третьякова были старыми друзьями, работавшими в Гимназии больше тридцати лет, с самого её основания. Кроме них со «времён Потопа» в школе оставалась лишь сидевшая в центре ложи директор – милая седая семидесятилетняя Тамара Александровна Михайловская, доктор педагогических наук, заслуженный учитель, учитель года, трижды лучший педагог десятилетия и так далее, и так далее.

Балет закончился, и на сцену вышли студенты университетской ступени с отрывком из «Горя от ума». Тоня приложила палец к губам и произнесла довольно громкое «Тс-с!». Ясное дело, её бойфренд Тимур исполнял роль Чацкого, а Тоня, встав в полный рост и не обращая ни малейшего внимания на возмущённые реплики окружающих, снимала спектакль на камеру коммуникатора.

– А этот новенький ничего, – прошептала Ева на ухо Агнессе.

– Ты кого имеешь в виду? – спросила Агнесса, стараясь производить как можно меньше звуков.

– Валеолога, кого же ещё, – скучающе вздохнула Ева. Она достала пудреницу и поправляла макияж. – Других новеньких вроде нет.

Сцена из Грибоедова подходила к кульминации, когда из-за сцены отчётливо послышались резкие возгласы. Как обычно, спорили хореограф Марк Андреевич Линник (о нетрадиционной ориентации которого знали все, но вслух не говорил никто) и Лев Артёмович Штоцкий, преподаватель вокала и руководитель хора Гимназии (на его занятиях трижды происходили диверсии, но Лёва, как его между собой называли студенты, как-то умудрялся всё замять и своего места не покидал). Номера этих двоих будто специально ставили в программу друг за другом, что неизбежно приводило к шумным конфликтам между факультетами музыки и танца.

– Может, они когда-нибудь подерутся, – улыбнулась Лиза Сухарева, смуглая танцовщица-стипендиатка, которую хореограф Линник недолюбливал, потому что современный танец ей удавался куда лучше классического.

– Было бы круто, особенно если это будет битва стенки на стенку, – подал голос Арнольд Степной, потомственный режиссёр с театрального факультета. В прошлом году на первое сентября он поставил «Грозу», которую потом выдвинули на премию для молодых деятелей искусства. Критики высоко оценили Катерину в образе яблони, Кабаниху, в роли которой выступала живая свинья, и Варвару в набедренной повязке, гремевшую цепями. Особенно значимым символом было признано место действия – системный блок старого компьютера. Но в этом году Арнольд остался на «скамейке запасных», потому что правила Гимназии не позволяли студентам участвовать в концерте-открытии два года подряд.

Студенты театрального факультета под громкие аплодисменты закончили свой номер, трижды вышли на поклон и уступили сцену пианисту и барышне в кринолине. Пока она, заламывая руки, исполняла партию Татьяны из «Евгения Онегина», из-за кулис доносились частые дробные постукивания – это репетировал степ танцевальный дуэт, который вышел на сцену следующим и ещё десять минут ждал, пока укатят рояль.

– А нас становится всё меньше, – ближе к концу концерта задумчиво проговорила Ева, положив локти на спинку впередистоящих кресел.

– Ты о чём? – спросил Хуберт, отрываясь от планшета.

– О Лере, о ком же ещё, – пожала плечами Ева. – За последние пару лет нас стало как-то заметно меньше.

– Точно, – подхватила Лиза, расстегнувшая форменную перламутровую жилетку. В зале становилось душно. – Сейчас Лера, в прошлом году – Андрюха и Катюха с художественного.

– Ага, пошли на дно под тяжестью собственных корон, – проговорила Тоня, кончиками пальцев порхая по экрану коммуникатора – видимо, выкладывала видео с игрой Тимура в Сеть.

– Зачем же так грубо, – тихо произнесла Астра, снова поворачиваясь в кресле.

– Зато правда, – подала голос Ева, тоже расстёгивая форменную жилетку. – Двойное самоубийство непризнанных гениев. Шумиха-то поднялась…

– Может, если бы их не исключили, они были бы живы, – тихо проговорила Валя Евсеева, тощая прямоугольная художница-стипендиатка с угловатым лицом, прямой чёлкой на половину лба и вьющимся каре. Она весь концерт сидела так тихо, что некоторые ребята заметили её только сейчас.

– И продолжали бы свои похабные перфомансы, да? – скривилась Ева.

– Ты просто не можешь им забыть, что их чаще упоминали, – вскинулась Валя.

– Тихо, тихо, – примирительно прошептала Астра.

– О, кажется скоро конец, – картинно вздохнул Арнольд.

Действительно, после исполнения гимна Гимназии первокурсниками все участники концерта вышли на поклон, и зрителям позволено было разойтись. Ева не утерпела и рассказала ребятам о красном взрыве шкафчика Леры Вавилоновой, так что теперь там как бы случайно собралась целая толпа студентов. Но, к их разочарованию, все следы диверсии уже были уничтожены завхозом – зеркало снова сверкало чистотой, как и полы, и дверцы всех шкафчиков. Правда, сам шкаф, принадлежавший когда-то Лере, отсутствовал.

Шумные группки студентов и родителей выходили из Залы по отдельности, но в холле все скучивались у стены напротив главного входа.

– Что это там? – вытянул шею Хуберт.

Огромный герб школы в круге оказался перечёркнут красным косым крестом. Поверх него чёрной краской кто-то написал «Правда восторжествует!!!».

– Этого не хватало, – пробормотал Грибницкий, надевая очки с прямоугольными линзами. Видимо, он хотел сказать это тихо, но из-за врождённого трубного голоса его слова разнеслись эхом по коридорам корпуса. Толпившиеся вокруг студенты разом притихли. – Экххм… Позвоню завхозу.

Гриб отошёл от студентов, достал коммуникатор и стал сосредоточенно тыкать пальцем в экран.

– Ладно, пошли, – сказала Агнесса, подхватив Еву под руку. – Мой водитель уже приехал, если хочешь, подвезём.

По дороге Ева, не умолкая, восхищалась новым валеологом.

– Ты же его даже не знаешь, – заметила Агнесса, выбрав редкую паузу в трескотне подруги.

– Ну и что, – пожала плечами Ева. – Первое впечатление – самое верное.

– А как же Самсон? – наконец спросила Агнесса.

Это был вопрос, который занимал её с самого утра. Самсон Бурливин, художник с университетского курса, уже год считался официальным бойфрендом Евы.

– Он ещё даже не вернулся с Кипра, – сухо ответила Ева, отвернувшись к окну.

Последний год прошёл для Евы как мелодрама с ночными свиданиями, ссорами, жаркими примирениями, подарками и их уничтожением в пылу размолвок, письмами, разговорами до утра и остальными атрибутами любовных приключений.

А в начале лета Самсон уехал работать на Кипр, где его папа построил гостиницу и предложил сыну оформить холл. И вроде бы всё складывалось неплохо – Самсон регулярно звонил и писал, но дату возвращения откладывал уже трижды, ссылаясь на занятость.

– Может, образуется? – нерешительно протянула Агнесса.

– Может, – пожала плечами Ева, строча что-то в коммуникаторе. – Кстати, как ты думаешь, что за правда должна встор… вострорже… тьфу, ненавижу такие слова.

– Слишком длинно?

– Слишком тупо.

– Правильно, – кивнула Агнесса. – Написали бы лучше «Правда всплывёт». Ближе к истине.