Читать книгу Скандерия - Алёна Моденская - Страница 4

4.

Оглавление

– Мой врач всегда проверяет, сочетаются ли мои лекарства, – рассказывала Астра в раздевалке после занятия физкультурой. – Причём сначала надо проверить, насколько они сочетаются между собой, и как организм будет реагировать на нагрузки. А ещё…

– И сколько у тебя лекарств в косметичке? – спросила Лиза, распуская из тугого пучка пышные кудри-пружинки. От ссадин на руках и ногах не осталось и следа, а из-за плотного графика учёбы и выступлений дело о подножке она даже начинать не захотела.

Астра смутилась и стала сосредоточенно искать расчёску.

– Да бросьте вы, – сказала Тоня, складывая форму. – Все глотают таблетки и все это скрывают. Кто снотворные, кто тонизирующие. А ещё…

Вдруг Тоня вскрикнула и отбросила свой мешок для формы на середину раздевалки.

– Фу-у-у! – Ева, брезгливо морщась, отступила на пару шагов. Девочка со ступени помладше, осторожно заглянувшая в мешок Киры, взвизгнула и вскочила на лавку.

По полу растекалась матовая чёрная жижа. Будто живая, она пульсировала, тихо чавкая, выползала из мешка и увеличивалась в объёме.

– Что это за… – Смачное ругательство девчонки с дредами утонуло в харкающих звуках и захлёбывающемся визге. По раздевалке распространялся едкий запах, сжимающий горло и заставляющий содержимое желудка проситься наружу.

Закрыв лицо футболкой, Лиза подбежала к окну и стала дёргать раму, но та не поддавалась. С криками и ругательствами девочки толпились у выхода, пихаясь и мутузя друг друга. Лиза, взобравшись на подоконник, мощным пинком выбила раму и первой вылезла на улицу, прямо под серый осенний дождь. Следом выбралась девчонка с дредами и прыгнула на спину Лизы, отчего та шлёпнулась прямо в лужу. Как будто ничего не случилось, девица встала и оправила форму.

– Мерзавка, – проговорила Лиза, поднимаясь и отряхиваясь.

Но вдруг девица стала резко заваливаться на Лизу, та быстро откатилась, и «мерзавка» сама оказалась в грязной луже, и её, секунду назад чистенькая, алая жилетка со скрипичным ключом стала бурой, пропитавшись грязной дождевой водой.

– Извини, – звонко пропела Ева, облокотившись сверху о спину брыкающейся девчонки. – Я тебя не зашибла?

Как только Ева нехотя выпрямилась, не забыв прижать затылок дредастой музыкантши, отчего лицо той хлюпнуло в лужу, следом приземлилась Агнесса. Она даже не стала извиняться, просто острыми коленками упёрлась в ягодицы девчонки.

– Эй! – Агнессу попыталась оттолкнуть тоненькая девочка в изумрудной форме художественного факультета. Но Агнесса быстро и плавно отстранилась, и защитница шмякнулась в лужу рядом со своей подругой, обдав ту ещё одной волной мутных брызг.

– Разойтись! – скомандовал Истомин. Увидев, что Ева снимала происходящее на камеру, он резко выхватил у неё коммуникатор. – Заберёте после занятия!

Пока Ева ошарашено хлопала ресницами, Истомин помог подняться девочке с художественного факультета, у которой длинная конская чёлка промокла и повисла одной грязной сосулькой. Её подруга встала без посторонней помощи. Распрямившись, она вдруг, как собака, резко замотала головой, согнав грязные капли с дред и веером разбросав их по лицам и одежде окружающих.

Лиза, и так по уши в грязи, только хмыкнула, Ева брезгливо захныкала, а Агнесса стояла, молча прожигая девчонку чёрным взглядом. Харкнув ей под ноги розовой слюной, та развернулась и пошла прочь.

– Расходитесь! – повторил Истомин.

Хорошая погода давно уступила место проливным дождям, трава стала мокрой, уточки и лебеди со школьного пруда исчезли.

Девочкам пришлось переодеваться прямо в спортивном павильоне, пока Федотов стоял у двери и не пускал в зал хихикающих парней. Лиза только стряхнула грязные брызги и умчалась на репетицию, Ева отправилась искать Истомина, чтобы вернуть коммуникатор, остальные разошлись по своим делам.

Агнесса, быстро пробежав под дождём через задний двор, прошла в левое крыло школы, где находилась кафедра литературы. Гриб задал сочинение ещё на втором занятии семестра, сдать его полагалось три дня назад, но Агнесса из-за непрекращающихся переговоров с издательством и творческого ступора к назначенному сроку не успела.

Гриба она застала за проверкой тех самых сочинений. Он сидел в удобном кресле за массивным деревянным столом (тоже один из раритетных даров от благодарных выпускников). Рядом стояла чашка чая и горка домашнего печенья на блюдце.

– Пришли бы на час позже, я бы вашу работу не принял, – сказал Гриб, водя ручкой по строчкам, исписанным мелким круглым почерком.

– Прошу прощения, профессор. Больше не повторится, – улыбнулась Агнесса. Она знала, что он принял бы её сочинение, даже сели бы оно было сдано с опозданием в месяц. Гриб, как и многие, Агнессу втайне побаивался, но никогда бы этого не признал, а Агнесса слишком хорошо к относилась к профессору, чтобы злоупотреблять его слабостями.

– Раз уж вы провинились, сделайте полезное дело. Повесьте это на доску объявлений. – Гриб протянул Агнессе листок с сообщением о записи на традиционный осенний пикник.

Каждый курс Гимназии ежегодно устраивал осенний пикник, выпадавший на один из выходных дней октября или ноября, в Дубовом парке рекреационного кластера. В программе значились спортивные игры и здоровая пища. Агнесса вписала своё имя и прикрепила листок к доске объявлений.

В холле она увидела Еву, сидевшую на скамейке и рассматривающую цветные фотографии.

– Что это у тебя? – спросила Агнесса, усаживаясь рядом с подругой.

Ева протянула Агнессе несколько фото, на которых Самсон на фоне лазурного моря счастливо улыбался, обнимая миниатюрную блондинку кукольного вида.

– Это девочка с музыкального факультета?

– Да, на курс младше, – сказала Ева. Она выглядела подозрительно спокойно для девушки, только что узнавшей об измене бойфренда.

– А вы с ней чем-то похожи, – проговорила Агнесса, рассматривая фотографию.

– Что? Я и эта? Похожи? – Ева возмущённо округлила глаза.

– Ну, чисто внешне, – осторожно сказала Агнесса. – Наверное, она тебя копирует.

– Может быть. – Ева полезла в сумку за зеркальцем.

Моника Джелато (Марина Дрынкина) действительно походила на Еву, только внешность Евы лишь чуть-чуть подправили косметологи, а Моника была практически ожившей куклой. Процесс превращения девочки в манекена в своё время побил все рекорды популярности в Сети. Мама Моники снимала и выкладывала каждый свой шаг – фотографии до и после операций и визитов к косметологам, видео с выбором платья, нанесением макияжа, эпиляцией и всеми остальными «заботами матери о будущем девочки». И, разумеется, фотосессии, конкурсы красоты, милые чудачества маленькой куколки (тщательно отрепетированные и снятые с нескольких дублей).

Фото и видео набирали сотни тысяч лайков, члены Ассоциации Матерей «Жи́ва» были в ярости и даже пытались протолкнуть закон, запрещающий родителям делать пластические операции детям до пятнадцати лет. Закон отклонили, но он вызвал ожесточённые споры и шумиху, принесшую Монике, чьи фотографии активно тиражировались сторонниками и противниками, дополнительную славу и тысячи новых подписчиков.

В Гимназии Моника оказалась опять же благодаря стараниям мамы, решившей, что дочке подобает учиться в одной их самых элитных школ. А так как девочка никакими особенными талантами, кроме хлопанья ресницами и умения красиво ходить по сцене, не обладала, её записали в музыкальную школу и объявили талантливейшей певицей. Разумеется, девочку приняли, но, к великому разочарованию её мамы, без стипендии.

И теперь Моника разрушила личную жизнь Евы.

– Это они на Кипре? – спросила Агнесса, разглядывая очередную фотографию.

– Да. Она там в каком-то конкурсе участвовала. Ничего не выиграла, зато снялась в рекламе. – Ева презрительно фыркнула. – Как будто кому-то нужна ерунда, разрекламированная ходячим манекеном.

– А откуда у тебя эти фотографии?

– Представляешь, – оживилась Ева, – кто-то подбросил их в мой шкафчик.

– Кто и зачем? – пробормотала Агнесса, вспомнив о своей фотографии с пририсованным прицелом.

– О, писательские рассуждения о мотивах. Понятия не имею.

– У тебя завёлся доброжелатель.

– И прекрасно. – Ева изучала своё лицо в зеркальце.

– И ведь не поскупился на распечатку, – задумчиво проговорила Агнесса. – Да, ты знаешь, открыта запись на пикник.

– И ты молчала? – Ева вскочила и, забыв про фотографии Самсона и Моники, побежала к доске объявлений.

Агнесса собрала карточки и отправилась вслед за подругой.

В это время в Профессорской шла подготовка к внеочередному собранию педагогов Гимназии. Известно о нём стало только вечером предыдущего дня, и многим пришлось пересмотреть свои планы. Однако, учитывая срочность, пришли все.

– Я собиралась начать проверку контрольных работ шестого курса, теперь придётся сидеть до полуночи, – жаловалась Калерия Марковна Тяпкина Виктору Семёновичу Мозгову, преподавателю скульптуры.

Мозг, как его называли ученики, с выбритыми висками и светлыми волосами, забранными на затылке в узелок, и с шеей, покрытой татуировками, не очень вписывался в общий портрет преподавателей. Он получил место, потому что был выпускником Гимназии.

Мозг вежливо слушал Тяпку Большую, иногда кивал, а сам листал что-то в своём планшете.

Тяпка Маленькая сидела в углу Профессорской, бросая быстрые взгляды то на Мозгова, то на Истомина, примостившегося у окна. Грибницкий листал бумажную книгу в старинном переплёте, Федотов с заинтересованным видом слушал рассуждения Москвиной-Котовой о среднеазиатской живописи.

– О, я не опоздал, – радостно прокричал запыхавшийся Лёва, врываясь в Профессорскую. Он плюхнулся на стул и, бросив перед собой папку с нотами, взъерошил густые тёмные кудри.

– Да, вы как раз вовремя, – сказал хореограф Линник, сбрасывая невидимую пылинку со своего идеального костюма. – Кстати, кто-нибудь в курсе, что у нас на повестке?

– Ничего не знаю про повестку, – выдохнул Лёва, – но я только что видел мадам МакГрайв.

В этот момент дверь открылась, и в Профессорскую вошла Тамара Александровна в сопровождении Жюстины Викторовны. Все преподаватели расселись вокруг длинного стола, который использовался только для общих собраний. Почему-то, несмотря на его удобство, в обычные дни никто за ним не сидел, даже если места больше не было. Многие предпочитали проверять контрольные, расположившись на подоконниках, а не сидя за «столом демагогии».

– Итак, коллеги, – официальным тоном произнесла Тамара Александровна, – сегодня мы вынуждены собраться на срочное совещание, чтобы обсудить ряд острых вопросов, о которых нам сообщит Жюстина Викторовна. Надеюсь, это не займёт много времени.

Тамара Александровна уступила место во главе стола мадам МакГрайв.

– Добрый день, уважаемые профессора, – начала Жюстина Викторовна. На слове «профессора» кто-то не то хмыкнул, не то фыркнул. – Итак, Комитет поручил мне обсудить с вами некоторые обстоятельства. Во-первых, Ассоциация «Жи́ва» снова пытается протолкнуть так называемый «закон о защите детей от произвола родителей». Как вы понимаете, шум вокруг закона связан с одной из студенток – Моникой Джелато. Дамы из Ассоциации хотят заручиться поддержкой преподавателей и родителей гимназистов.

Жюстина Викторовна сделала паузу, ожидая реакции.

– Моника – это ведь девочка, похожая на куколку? – спросила Изольда Петровна Москвина-Котова.

– Да, с музыкального факультета, – отозвалась Тамара Александровна. – Сложный случай.

– Ещё какой, – усмехнулся Лёва. – Миллионы просмотров – это вам не глухота Бетховена.

– Вы сами-то поняли, что сказали? – спросила Тяпкина-старшая под смешок своей дочери.

– А что по этому поводу думает Родительский комитет? – громко спросил Грибницкий.

– Комитет против, – ответила Жюстина Викторовна. – Единогласно. За жизнь и здоровье ребёнка до восемнадцати лет отвечают родители, соответственно, нельзя им запрещать обращаться к врачам. Пластические операции – это личное дело каждого родителя и ребёнка.

– Поддерживаю, – произнёс Мозгов, листая планшет под столом.

– Кто ещё поддерживает право родителей резать своих детей? – громко спросила Тяпкина-старшая.

Все взгляды обратились на неё.

– Из-за славы и денег они кладут ребятишек под нож, выставляют их напоказ, как в публичных домах, – выпалила Калерия Марковна.

– Ну и что? – спросил Лёва. – Это их право.

– Продавать детей? – Тяпкина-старшая даже вскочила. – Ну, знаете…

– Послушайте, не перегибайте. – Мозгов оторвался от экрана планшета. – Никто не говорит о продаже…

– А что же это, если не самая гнусная торговля? Фотосессии, съёмки всякие. А гонорары кто получает? Не родители? – не сдавалась Тяпкина-старшая. Тяпкина-младшая прикрыла глаза ладонью.

– Послушайте, давайте будем обсуждать не морально-этическую сторону, – громко сказала Москвина-Котова, – а суть вопроса.

– И в чём, по-вашему, суть? – с вызовом спросила Тяпкина-старшая. Её дочь сквозь зубы прошипела что-то вроде «сядь уже».

– В навязывании людям правил. Нет, подождите, дайте мне сказать, – Москвина-Котова даже подняла ладонь, звякнув множеством браслетов. – Этим, с позволения сказать, дамам из Ассоциации просто не нравится, что есть люди, живущие не так, как они. Вот и всё. Они стремятся переделать мир под себя, ломая других, и прикрываются какими-то якобы благими намерениями. Каждый волен делать с собой всё, что сочтёт нужным. Я против поддержки законопроекта.

– Аплодисменты, – сказал Лёва.

– Но… – подала голос Калерия Марковна.

– Давайте голосовать, – перебил её Лёва.

– Вы всё равно ничего не добьётесь, – тихо обратилась к Тяпкиной-старшей Тамара Александровна. Затем, уже громко, произнесла: – Голосуем. Кто за то, чтобы поддержать инициативу Ассоциации «Жи́ва»?

Руки подняли Тяпкина-старшая, Грибницкий, Третьякова и две бледные учительницы младших курсов.

– Кто против? – спросила Михайловская.

Руки подняли почти все присутствовавшие. Истомин, Федотов и Мозг воздержались.

– Спасибо, я подсчитала, – сказала Жюстина Викторовна, записывая результаты голосования. – Далее. Эко-амазонки из движения «Экама»…

– О нет, – закатил глаза Лёва.

– Союз бездетных матерей, – пробормотала Тяпкина-младшая.

– Вот, даже женщины их не любят, – ухмыльнулся Мозгов, Тяпка Маленькая кокетливо улыбнулась.

– К порядку, – звучно произнесла Тамара Александровна.

– Итак, – продолжала МакГрайв, – их штаб уведомил нас о готовящемся пикете возле Гимназии. Они уже отправили запрос на разрешение в мэрию.

– Вряд ли им что-то перепадёт, – сказал Лёва, закидывая руки за голову. – Обе дочки мэра учились здесь, это все знают.

– А чего они требуют? – спросила Третьякова.

– Ликвидации бассейна и пруда.

Повисла пауза.

– Апрель Вениаминович, что скажете? – обратилась Третьякова к Федотову.

– Ну… – протянул Федотов, краснея, как всегда, когда ему нужно было выступить на публике. Пауза затянулась, стало тихо. Все смотрели на Федотова, отчего он ещё больше растерялся.

– А чем они это мотивируют? – пришёл на выручку Истомин.

– Недостатком пресной воды. – МакГрайв смотрела на него так, будто только что узнала о его существовании. – Новое назначение? – спросила она, забыв об эко-амазонках и обращаясь к Тамаре Александровне.

– Да, валеология, – тихо пояснила директор. – Мы же присылали вам документы на одобрение.

– Ах, да. Итак, пресная вода, – МакГрайв вернулась к повестке. – Могу вам зачитать их открытое письмо. «В то время как планета испытывает острейший дефицит пресной воды… так-так… высочайшая стоимость фильтрования… загрязнение окружающей среды… непригодные реки-озёра… так-так… Вот. Некоторые учебные заведения позволяют себе растрачивать драгоценную влагу на такие совершенно излишние объекты, как плавательный бассейн и открытый пруд. Тонны воды, расходуемые для удовольствия отпрысков привилегированных слоёв общества, можно было бы использовать для орошения сельскохозяйственных угодий, раздачи детям муниципальных школ, устроения общедоступных бассейнов…» И так далее. Смысл, я думаю, ясен.

– Чего они хотят? – громко спросил Лёва. – За воду и очистку платит школа, из бюджета мы денег не берём. Только если родители вдруг передумают оплачивать бассейн и пруд… – он вопросительно посмотрел на Жюстину Викторовну.

– Родительский комитет против ликвидации пруда и бассейна, – сухо отозвалась она. – Бассейн необходим для поддержания формы и снятия стресса, а пруд, как мы считаем, помогает детям почувствовать ценность окружающей среды и ближе её понять. Ну, и некоторые черпают в нём вдохновение. В определенном смысле.

– Да-да, совершенно верно, – подхватила Москвина-Котова. – Знаете, большинство рисунков, песен и стихов младших гимназистов связаны с нашим прудиком, лебедями и водой вообще. Так что нельзя лишать студентов этих радостей. Да что там радостей – необходимостей.

– Думаю, вы правы, – сказал Мозгов. – Дело здесь, наверное, в том, о чём вы раньше говорили – одни живут не так, как другие.

– Правильно, – кивнул Лёва. – Просто их дети не попали в нашу школу, вот и всё.

– А вы что думаете? – спросила Тамара Александровна валеологов.

Пока Апрель Вениаминович чесал затылок, Истомин сказал:

– Не вижу смысла их поддерживать. На содержание пруда и бассейна идут частные взносы, а не деньги налогоплательщиков. Питьевой воды вроде бы достаточно, если не ошибаюсь, она течёт из каждого крана. В муниципальных школах и бассейнах вода тоже есть.

– Она-то и оплачивается нашими налогами, – вставил Мозгов.

– Но мы же у них не отнимаем, – поддакнула Тяпкина-младшая.

– Верно, – улыбнулся ей Мозгов.

– А что вы думаете, Калерия Марковна? – спросил Лёва. – Не желаете запретить девочкам откровенные купальные костюмы?

– Лев Артёмович, держите себя в руках, – сказала Тамара Александровна, прежде чем Тяпкина-старшая успела ответить. – Как директор Гимназии, я против удовлетворения названного требования. Надеюсь, коллеги меня поддержат.

Все закивали.

– Прекрасно. – Жюстина Викторовна сложила листы в папку. – Вот ещё что. До комитета дошли слухи… Что это за происшествия в душевой и физкультурной раздевалке?

В Профессорской повисла тишина. Все взгляды снова обратились на валеологов. Федотов совсем сник и только беззвучно шевелил губами, уставившись в стол.

– Чья-то провокация, вероятно, – пророкотал Грибницкий.

– Да, не первая и, скорее всего, не последняя, – поддержала Москвина-Котова.

– Это ещё не самое страшное, что здесь бывало, – закатил глаза Лёва. – Дети, что поделать.

– И опять же, вопрос дисциплины, – начала было Калерия Марковна, но её перебила сама мадам МакГрайв.

– А кто такая Лера Вавилонова? – спросила Жюстина Викторовна.

В Профессорской снова повисла тишина. Все молча смотрели по сторонам, некоторые заёрзали.

– Это наша бывшая студентка, – тихо, но чётко произнесла Тамара Александровна. – В прошлом году её отчислили за неуспеваемость и непристойное поведение. Вне школы. Запрос по восстановлению комиссия педагогов отклонила.

– И она, кажется, повесилась? – спросил Лёва. Его интонация сплетника, обсуждающего жёлтую прессу, заставила почти всех отвести взгляды.

– Она уже не являлась нашей студенткой, когда это произошло, – быстро проговорила Москвина-Котова. – Но почему вы спрашиваете о ней?

– Вы, что, не видели? – удивлённо спросила Жюстина Викторовна.

На экране планшета, который она передала Тамаре Александровне, красовался баннер, изображающий тощую бледную девушку со стрижкой-каре. Одетая в белый балахон, она поднимала руки к небу, а между ладонями мигала надпись «Лера Вавилонова: вся правда о загубленной жизни».

– И что это? – спросила Тяпкина-старшая.

– Как что? Сайт Гимназии. – Жюстина Викторовна нажала на баннер и высветилась статья, сопровождаемая красочными фотографиями Леры Вавилоновой. – Некий Правдоруб пишет, что девочка покончила с собой из-за непонимания и неприятия её в школе. И что отчислили её несправедливо.

– Она за год пришла на занятия всего два раза, – сказал Лёва, с интересом разглядывая статью. – А её пьяные выходки и голые пляски…

– Мы с этим разберёмся, – твёрдо пообещала Тамара Александровна.

– Прекрасно. – Жюстина Викторовна убрала планшет. – Тогда на этом всё.

– Всё? Ради этого нас собирали? – спросил Лёва тоном человека, которого облапошили.

– Да, – кивнула МакГрайв. – Поймите, вопрос с амазонками так просто не решится. Мэр им откажет – они пойдут дальше, к губернатору.

– Его жена, сын и племянница – наши выпускники, – вставила Москвина-Котова.

– Верно, – согласилась МакГрайв. – Но близятся выборы. И потом, «зелёные» партии сейчас популярны, так что пикет эти дамочки всё равно устроят. А может, и ещё что-нибудь придумают.

Скандерия

Подняться наверх