Читать книгу Молодильные яблочки. Фантастическая киноповесть - Амвросий Светлогорский - Страница 7

Тогда он с Машенькой брал билет в железнодорожных кассах. Он уезжал один, и Машенька его провожала. Но хотя всё уже было решено, он медлил перед открывшейся кассой, будто предчувствуя, что, взяв билет, потеряет Машеньку. Хотя откуда он мог знать тогда, что они расстанутся навсегда! Не мог он знать! Но появился этот улыбающийся дед-птицелов с птичьей клеткой, с деревянным посохом-клюкой и завязал с ними разговор прямо у кассы. И начал он разговор именно с этой фразы.

– Вы – ослепительно молодая пара, и так походите друг на друга.

Кассирша посмотрела на Фому и на Машеньку, улыбнулась и остановила взгляд на старике.

– Так вам один билет? Или два? Или три? Как сладко медок пахнет!.. Как в детстве!

Старичок тоже широко улыбался и сквозь мягкий прищур глаз наблюдал за Фомой и Машенькой.

Машенька же улыбалась едва-едва, как Джоконда; и её улыбка была так же окутана туманной дымкой в манере сфумато, как улыбка Моны Лизы. И в этой улыбке Фома прочитал отрешенную удивленность, граничащую с жаждой ложного прозрения. Осязаемый воздух, подернутый легким маревом, существовал лишь в воображении Фомы – он видел Машеньку точно, как на портрете знаменитого флорентийца, открывателя сфумато, да и фоном для портрета служили не аллегории людских страстей, а классический пейзаж Леонардо – скалистые холмы с открывающейся голубой далью неба, пронизанного чистотой вечности. Именно эта неразгаданная улыбка на протяжении всех последующих лет и останавливала Фому от возвращения – служила своеобразной преградой, барьером, преодолевать который не было времени, да и страшновато было возвращаться в прошлое. Ведь возвращаться пришлось бы в детство, и в поступках своих и помыслах стать таким же чистым, как в детстве, а эта загадочная, окутанная тайной апокалипсиса Машина улыбка назойливо заставляла его думать, что возвращение в детство невозможно. О! Сколько раз Фома внутренне вопрошал себя:

– Ну почему невозможно?

Но всякий раз эта таящая улыбка выплывала из памяти, безмолвно вопия в туманной дымке эффекта сфумато. И вот как-то раз, глядя на плывущий перед ним образ Машеньки, он, не выдержав, прокричал сам себе в ответ на свой же вопрос о невозможности возвращения в детство:

– Почему невозможно? – А не почему!

Прокричал и смирился. Смирился. Смирился с этим Фома – понял, а точнее убедил себя, что так ей надо было самой; что так ей легче было самой. Вот именно: ЛЕГЧЕ!

Да, значит, Машенька сама виновата, что выбрала более легкий путь; нашла ответ на вопрос: как жить дальше? Счастливо или как все?

†

Есть такое понятие – счастье. И каждый понимает его по-своему, но это понимание не делает человека счастливым. Мы узнаем о счастье только через его потерю! Это закон человеческой жизни! Это отправная точка движения человека по жизни: потеряв счастье и осознав через эту потерю, что он потерял, человек начинает искать его! Он пытается вновь обрести его! А как можно обрести счастье? – Счастье ведь не материально, хотя и спрашивают у счастливых людей: какова цена вашего счастья? Значит некоторые думают, что у счастья есть цена – так пошли бы и купили! Но нет, счастье не продается в магазине – счастье нельзя купить. Но счастье человеку необходимо – без обретения счастья человек не выполнит свою миссию на земле – ведь человек и рожден, чтобы быть счастливым! То есть человек уже рождается счастливым и ему надо только сохранить это счастье, но как он узнает, что счастлив, пока не потеряет его?

Это сейчас Фома уже мог ответить на вопрос, что такое счастье, а тогда вопрос казался даже не нелепым, а провокационным, как стол, ломящийся от яств в Страстной Пяток…

†

Кассирша всё улыбалась, глядя на деда. И улыбка кассирши не была «загадочной», но – простой и искренней – такой, какой всегда ранее одаривала Машенька Фому, приговаривая при этом: «Фомушка, ты мой!»

Наконец, кассирша все-таки спросила про билеты – спросила мягко нараспев.

– Так сколько билетов будем брать, медовые вы мои?

– Какие, какие? Медовые? Почему медовые?

– Я сказала: Молодые люди!..

– А!..

– Так, сколько билетов: три?.. два?.. один?

– Один!

Фома выпалил это «один» так, что дед-птицелов и певучая кассирша перестали улыбаться – уловили в интонации Фомы краски трагедийного финала.

А Машенька так «загадочно» и улыбалась, правда, глядела на Фому уже не исподлобья, а слегка склонив голову на бок.

– Фомушка не мой!

Сказала едва слышно и посмотрела сквозь Фомушку, сквозь деда и сквозь кассиршу. Куда она смотрела? О чем думала?

Пытаясь разрушить незримый барьер, возникший между Машенькой и Фомой, дед открыл клетку и выпустил птаху. Расправив крылья, птица взмыла вверх и стремительно облетела весь вокзал, точно оценивая размер этой новой бетонной клетки с окнами, затем на несколько секунд зависла над Машенькой и Фомой и, сделав пару кругов над ними, поднялась под самый купол да и вылетела в форточку плафона на волю.