Читать книгу Поэтическая Бразилия. Стихотворения и проза бразильских поэтов - Ана Шадрина-Перейра - Страница 7

Как черны твои глаза,

Словно ночь в часы затменья…

В них – бескрайние глубины,

В них и страсть, и наслажденье;

И в своей любовной лодке

Говорит себе: «Плыви!»,

Видит глаз твоих сиянье

Гондольер в реке любви.

Голос твой как каватина*

В золотых дворцах Сорренто,

Когда пляж целует волны,

Ветер носит комплименты.

Итальянской ночью слышно,

Как рыбак поёт вдали.

Ждёт своей любимой песен

Гондольер в реке любви.

Как заря твоя улыбка,

Пламенеющий рассвет.

Красной птицы, алой розы

Уст твоих прекрасней цвет;

Среди жизненного шторма,

Жгучей ярости в крови

Дожидается рассвета

Гондольер в реке любви.

Твоя грудь – волна златая,

Что сияет, как луна…

Воплощенье сладострастья,

Предо мной обнажена.

Томность шёлковых коленей

Восхитительных яви;

Тонет в сладостных мечтаньях

Гондольер в реке любви.

Твоя любовь – звезда во тьме

И словно песня в тишине;

Как бризом лёгким овевает,

Укрытье от тайфуна мне;

Поэтому люблю тебя, родная,

Поэтому люблю тебя, родная,

Меня любимым мужем назови…

Тебе всегда петь будет серенады

Твой гондольер в реке любви!

В тропическом небе

Звёзды блистают.

Роскошная ночь,

Океан не стихает.

Вечной любви

Светом сияя,

Ночь как подруга

Вечера мая.

Звёздное небо

Словно картина.

И белоснежны

Цветы апельсина.

Невеста красуется,

Счастьем блистая.

Невеста прекрасная

В месяце мае.

Пляж золотится,

Волны вздыхают…

Устами дрожащими

Берег ласкают.

Радость и веселье

Меж высоких пальм;

Томные лобзанья,

Прочь ушла печаль.

Я зелёным джунглям

Оду воспеваю,

Небу и природе

Сказочного мая.

А луна купается,

Ведь она в потёмках

Ярко отражается

В водах Амазонки.

Чело её из мрамора,

И вся она сверкает

Короной диамантовой

Нежной ночью мая.

Звёзды загораются,

Золотом сияя.

Ты – наша сообщница,

Ясная ночь мая!…*

«Я словно грустная цапля,

Живущая на берегу реки.

Я замерзаю в росы каплях,

Дрожу от холода, тоски.

Дрожу от холода, тоски,

Как тростники я у пруда.

Счастье птицы арапонги —

В полёте вольная всегда.

В полёте вольная всегда

И в сторону гнезда летит.

Она среди огней заката

Поёт, свободная, в пути.

Поёт, свободная, в пути,

Где троп пастушьих пыль.

А если хочет отдохнуть —

Есть пальма, есть ваниль.

Есть пальма, есть ваниль,

И есть болото, где стирают.

Есть цветущие равнины,

Ветвь лиана оплетает.

Ветвь лиана оплетает…

Есть у всех семья и кров.

А у меня – ни дома, ни детей,

Ни матери, ни брата, ни цветов».

Моя Мария так прекрасна,

Прекрасней нежного цветка;

Над нею кружится колибри,

Решив, что видит манака*.

Моя Мария – яркая брюнетка,

Как тёплый летний вечерок;

А её косы – словно пальмы,

Который ласкает ветерок.

Друзья! Вы знаете, моя душа

Раньше гнездом пустым была;

Теперь в ней поселилась птица

И о любви петь песни начала.

Я вас прошу, о трубадуры леса,

Не говорите никому про это!

Мария – как ванильная лиана,

Что крепко сердце обвила поэта.

Когда умру я, меня похоронят

Под пальмами высокими в долине;

И буду знать, что милая Мария

Грустит среди бамбука ныне.

Приди, ветер полевой

Слушать пенье моих лир.

В душе моей пустыня,

Пустынен целый мир.

Где сейчас моя сеньора?

Я о ней петь не устану.

Плачь, играй, моя виола

Виолиста из сертана*.

Она днём ушла куда-то,

Чайкой упорхнула прочь.

Как росинка, что спустилась

По цветку в прохладну ночь.

Моя песенка грустна,

Сердцу грустно постоянно.

Плачь, играй, моя виола

Виолиста из сертана.

Я сказал: она вернётся,

Да с цветами сапукайи*.

Много времени прошло,

Уж цветы давно увяли.

Птица, что вдали летает,

Где любовь моя румяна?

Плачь, играй, моя виола

Виолиста из сертана.

Не могу жить без любимой,

Мне уже не милы степи.

Далеко за ней пойду я,

Далеко, за горны цепи.

Грустно, что я словно раб,

И на сердце моём рана.

Плачь, играй, моя виола

Виолиста из сертана.

_{*Сертан – засушливая бразильская степь.}

_{*Сапукайя – бразильское дерево}

О Бог! О Бог! Поговорить пытаюсь я с Тобою….

В каком Ты мире, под какою скрыт звездою

Небесный Твой чертог?

В течение двух тысяч лет кричала Тебе в вечность,

Но голос мой напрасно убегает в бесконечность…

Где Ты, Господь Бог?…

Как Прометея приковал меня к скале однажды

В пустыне Ты, где так страдаю я от жажды,

Навеки став рабой…

И дал мне солнце раскаленное вместо орла,

Земля Суэцкая поверх ступней моих легла,

Цепь заменив собой…

Изнемогающая в муках лошадь бедуина

На спину падает, ударами кнута гонима,

И умирает посреди песка.

Мой кровоточит круп, и боль бежит сквозь поры,

Вместо кнута – самум*, безжалостный и скорый,

Им бьёт меня Твоя рука.

Мои родные сёстры счастливы, прекрасны…

Спит Азия в тени спокойно, сладострастно

В гаремах султана.

Или на спины четырёх белых слонов*

Укладывает ценный бриллиантовый покров

На берегах Индостана.

Там Гималаи… Настоящий сказочный пейзаж…

И любящая Ганг-река целует нежно пляж

В кораллах цвета ягод…

А небо пламенеет под мизорскими* ветрами.

Спит Азия во храмах, посвящённых Браме* —

Внутри огромных пагод…

Европа, вечная Европа – славою окружена!…

Ослепительная женщина… капризная она,

Куртизанка и королева.

Художница – творит из мрамора Каррары*

И поэтесса – гимнами поёт красу Феррары*,

Стремясь во всём быть первой!

Сияет в лаврах славы, и победы все в её руке.

Глава её в короне, словно во фригийском колпаке*,

Венчает её шею.

Мир после неё – лишённый разума влюблённый;

Безумным шагом, словно чарами пленённый,

Следует за нею.

Но я, Господь! Грустна, оставлена доныне…

Я заблудилась посреди большой пустыни,

Потеряна в пути…

Если я плачу, слёзы пьёт пылающий песок.

Зачем мой плач, скажи мне, милостивый Бог!

Ответа не найти…

Страдаю от жары, мне не хватает тени леса.

И здесь нет храма, нет церковного навеса.

Лишь знойная земля…

Когда в Египте к пирамидам я взойти хочу,

Напрасно, к небесам взывая, плачу и кричу:

«Господь, укрой меня!..»

Мой лоб посыпан пеплом, как чело пророка,

А голова в песке, что подымает ввысь сирокко*,

С песчаной бурей я борюсь…

Иду я по Сахаре, на мне – саван погребальный.

Увы! «Там Африка! – вещает путник дальний, —

Одетая в белый бурнус*…»

Не видит, что пустыня – саван, а не платье,

Что в тишине сильнее одиночества проклятье,

Живущее в моей груди.

А в почве той чертополох лишь расцветает,

И Сфинкс огромный каменный зевает,

В небо безразличное глядит.

Из Фив* среди разрушенных колонн

Аисты задумчивые смотрят в небосклон,

За бесконечный горизонт…

Где вдалеке белеет странствующий караван,

Верблюды медленно уходят прочь от египтян —

То Эфраимовых сынов* исход…

Разве не достаточно мне боли, грозный Бог?!

Неужели Ты теперь всегда будешь жесток,

И вечна Твоя месть?

А что я сделала, скажи? Какое преступление

Я совершила, если Твоё вечное отмщение

Терзает меня здесь?!

После Всемирного потопа Хам*, устав идти,

Был мрачен, бледен, слаб и задыхался в том пути:

Дорога с Арарата так трудна…

Сказала я изгнаннику: «Да, ты мне нужен,

Ведь станешь для меня любимым мужем,

И я теперь – твоя жена…»

С того момента ветер бедствий в этом бытии

Несётся с воем постоянно через волосы мои,

Анафема навеки мне…

Племёна по волнам песка теперь блуждают,

Изголодавшийся кочевник берега пересекает

На быстроногом скакуне.

Исход евреев из Египта видела когда-то…

Как мой народ идёт – народ проклятый —

Путём погибели, несчастья.

Потом беднягу – своего потомка я узрела

В когтях Европы. Она хищной птицей налетела —

Как ненасытный ястреб!..

Христос! Хоть смерть Твоя спасительна была,

Она, увы, не смыла с моего несчастного чела

Первородный грех.

И до сих пор в сетях безрадостной судьбы,

Дети мои в мире – вьючные животные, рабы,

Я – пастбище для всех…

Уста Америки моею кровью обагрились,

И кондоры* её в стервятников оборотились,

Став символами рабства.

Сестра-предательница, что живёт за океаном,

Как братья те, продали что Иосифа измаильтянам,

Разрушив узы братства.

Хватит, Господь! Могущественная Твоя рука,

Я знаю, простирается сквозь звёзды, через облака.

Прости грехи мои, не будь так строг!

На протяжении двух тысяч лет, почти что вечность,

Кричу и плачу… Крик услышь мой в бесконечность,

Мой Бог! Господь, мой Бог!!…

Земля трепещет в ужасе и страхе. Торопливо

Лошадь моя прискакала, растрепавши гриву,

Чёрная и мрачная, в поту вся, с ужасом глядит.

Трепещет небо… О, погибель! О, грядущая беда!

Потому что негр-бандит пришёл опаснейший сюда,

Потому что крикнул кровожадный негр-бандит:

Капай, капай, кровь несчастного раба,

И лицо палача орошать продолжай.

Созревай, созревай, беспощадная месть,

Зрей, зрей, кровавый урожай.

В пучине чёрной бури, в угнетённых сих рядах,

Среди нас, негров, назревает сильный молнии удар,

В этих сердцах, покрытых раньше страхом.

В когорте за свободу слышен крик нетерпеливый

И ветра смерти далеко разносятся порывы,

В сеньора кандалы тяжёлые летят с размаху.

Капай, капай, кровь несчастного раба,

И лицо палача орошать продолжай.

Созревай, созревай, беспощадная месть,

Зрей, зрей, кровавый урожай.

Да, эта раса тебя раньше абсолютно не пугала,

Она теперь для воина шатёр тенистый основала

Безлунной тёмной ночью на большом просторе.

Четыре горизонта восстают теперь. Вперёд, вперёд!

Из кратера, где кондор начинает свой полёт,

Вулкана извержение опасное начнётся вскоре.

Капай, капай, кровь несчастного раба,

И лицо палача орошать продолжай.

Созревай, созревай, беспощадная месть,

Зрей, зрей, кровавый урожай.

Сеньор, который на пиру спокойно отдыхает,

Пускай опустит кубок, уж наполненный до краю,

Увенчанный цветами синими. Поднимет взгляд,

Прошепчет тихо, в своих мыслях гневно осуждая:

«Что там за демоны ужасные нас отвлекают,

Раздетые, голодные, сюда приходят и стоят?»

Капай, капай, кровь несчастного раба,

И лицо палача орошать продолжай.

Созревай, созревай, беспощадная месть,

Зрей, зрей, кровавый урожай.

А это мы, сеньор! Но не трепещем теперь боле.

Разбили мы железные оковы и хотим на волю,

Идём к тебе, чтобы потребовать жён, матерей.

Это – сын старика, которого убил ты и молчал,

Это – брат женщины, которую ты запятнал.

Не трепещи, сеньор, от псов твоих, как от зверей.

Капай, капай, кровь несчастного раба,

И лицо палача орошать продолжай.

Созревай, созревай, беспощадная месть,

Зрей, зрей, кровавый урожай.

Они ведь твои псы, которые замёрзли, хотят есть.

Десять веков от сильной жажды их потерь не счесть,

Желаю кровожадного большого пира я сейчас…

Давай мне мантию, что твои плечи покрывает.

Багряная порфира вас, господ, на праздник украшает

И мантия из крови сделана для всех рабов, для нас.

Капай, капай, кровь несчастного раба,

И лицо палача орошать продолжай.

Созревай, созревай, беспощадная месть,

Зрей, зрей, кровавый урожай.

Мои африканские львы, мне внимайте! Не спите!

Вместе тёмной ночью на равнину все бегите,

Когда луна скрывается, и яркий свет её не блещет.

Рёвом отнятой жизни будьте, рёвом нашей боли.

На пир кровавый смерти выпущен на волю

Вместе с чёрным вороном и брат его зловещий.

Капай, капай, кровь несчастного раба,

 И лицо палача орошать продолжай.

Созревай, созревай, беспощадная месть,

Зрей, зрей, кровавый урожай.

Долина, трепещи теперь! Дрожи, скала крутая,

И сотрясайся небо громогласно, молнией сверкая.

Смело движутся вперёд герои, нагоняющие страх.

На быстрых лошадях погибели, преград не замечая,

Они пойдут, размахивая острыми опасными мечами,

Которые наточены ещё дедами их, рабами, на полях.

Капай, капай, кровь несчастного раба,

И лицо палача орошать продолжай.

Созревай, созревай, беспощадная месть,

Зрей, зрей, кровавый урожай.