Читать книгу Midian - Анастасия Маслова - Страница 28

Книга I
Лилии

Оглавление

Окна в замке Эсфирь зажглись огромными ужасающими янтарями. В них – огни, от которых не исходило тепла.

Артуру сдавило сердце, когда он обнаружил из гостиной, что логово Королевы ожило. Синдри обратился к нему услужливо:

– Присядь… Сейчас ты выглядишь неважно. Попросить Вильгельма приготовить тебе чай?

– Да, пожалуй, – и он сделал попытку улыбнуться.

В замок, по велению Вуна, съехался «легион» на обещанный праздник. Их не смутила столь неожиданная и зловещая локация. Ведь Андерс как мудрый предводитель и отец знает всё об их благе. Там, в огромнейшей зале были накрыты столы, приготовлены самые изысканные угощения. Посередине – широкая река бархатной дорожки. Она ровно стелилась от самих дверей до пустующего трона на возвышенности. Все шутили, без разбора улыбались друг другу, а Андерс прохаживался непринуждённо меж кукол со стеклянными глазами, заводил приятные разговоры, обменивался рукопожатиями, гладил по голове маленьких детей, которых матери держали на руках. Матери! Если бы кто-то из них точно знал, что их повзрослевшие чада потом будут противиться Андерсу, так предпочли бы лучше произвести на свет гнездо ехидн. Или они жестоко избавились бы от своих отпрысков, если бы приказал Андерс. А он бы приказал.

А пока – он велел веселиться, радоваться, торжествовать. Это же праздник: собрались избранные мужи и жёны человеческие, проповедующие истину, славящие Мессию, перечитавшие много раз его книгу и услышавшие сотни его проповедей. Вокруг всё искрится от счастья, расплывается радугами, озаряется ясным светом. Когда тот проникал сквозь стрельчатые окна на улицу, то разверзался янтарными столпами. В них – лёд лезвия, что предательски проскальзывает под ребро инакомыслящего. В них – тень сумрачного пламени.

Вун попросил тишины, встал на возвышенность рядом с троном. Гости поняли, что он хочет произнести речь, посему присмирели, устремив ликующие и трепетные взгляды на него.

Громким, отчётливым и приятнейшим голосом, с милейшей улыбкой он озвучил смертный приговор:

«Братья и сёстры, сегодня наш день! День триумфа и победы над ложью, над притворством религий, что ведут в пропасть. В мракобесии заблуждений, знайте, мы – истина, мы – будущее и свет. Сегодня к вам снизойдёт бог, к которому я, ваш спаситель, готовил вас. Вы этого удостоены!»

В толпе послышались шёпоты. Через короткое время прозвучал скрип петель двустворчатой тяжелой двери. Напряжение заставило каждого затаить дыхание. Люди разошлись по сторонам, оставив прямую дорогу к трону свободной.

Бог. Настоящий. Он вот-вот снизойдёт.

И тут произошло то, что заставило их упасть на колени, а некоторых и склониться ниц, точно некая сила подкосила их тела. Ожидание завершилось экстатическим преклонением, поскольку в залу вошла Эсфирь. Одним появлением она заставила толпу в сладострастном исступлении тянуть к себе руки и причитать, заливаясь слезами восхищения, ужасающего своей клокочущей страстностью. Единый взгляд на неё навсегда их ослепил.

Эсфирь возложила свою правую руку на подлокотник трона, на пальце её алел перстень. И все пришедшие поднялись с колен, по приказу Андерса, чтоб поочерёдно подойти и поцеловать ледяной камень, в сердцевине которого вспыхивали кровавые блески. На протяжении всего действа Эсфирь горделиво и монолитно восседала без движения, не моргнув нежнейшими веками, а мимо неё всё проносились тени, которые прикладывались к священному рубину. Так они бесповоротно признавали её своим единственным божеством, вручали Эсфирь права на сердце и волю. Среди них были отец и мать Рейна Авилона.

Дети кричали и рыдали. Чтоб они не мешали, Андерс увёл их в одну из комнат, что запер на ключ. Родители не противились: им было всё равно. Они будто и не слышали надрывного плача страха и беззащитности.

Когда все собравшиеся приняли присягу, то Королева поднялась с места, сея в воцарившейся тишине шелест платья, плавно воздвигла руки к толпе, как бы дирижируя своим оркестром. Головы томно запрокидывались назад, пальцы сами стягивали одежды, губы тянулись к губам, вздохи разгорячалось. Они готовы были сорвать с себя и кожу. Вскоре пол превратился в живой ковёр из обнажённых тел, сплетавшихся комками змей. Ногти оставляли багровые следы на спинах и бёдрах, зубы с каннибалической жадностью впивались в солёно-горькую кожу. Месиво из человеческого мяса продолжало движение, напоминая склизких червей в падали. Все принадлежали всем, и все принадлежали единому наслаждению. Они считали своё состояние высшим счастьем, изливая кровь, изливая семя и пот.

Видя это, Андерс понял, что хорошо выполняет свою работу: «легион» был всецело подвластен Эсфирь.

Королева возвышалась над морем разврата ледяным изваянием, пребывая в задумчивости. Вун поинтересовался, довольна ли она праздником.

– Праздник? – с отвращением переспросила она. – Для меня изысканная еда не имеет вкуса. Неутомимая пылкость мужчин стала скучной. Сладострастие дев меня уже не забавляет. Власть? Это слово не томит слух. Мне могут воздвигнуть храм, но слава меня лишь потешает. Меня станут восхвалять на полотнах – но они для меня не имеют цвета и глубины. Мне будут посвящать арии – но в этой музыке я не услышу гармонии. Всё это было миллионы раз. И повторится.

Её голос стал ниже и глуше. Лицо замерло, на губах скользнула горечь:

– Но сегодня я видела душу, в которой цветут лилии. Я видела глаза, в которых свет рая, навсегда для меня потерянного. Это был юноша – дитя, крылатый божий пасынок. Перед ним однажды склонятся все земные короли. И кто бы знал, что такое блистательное, прекрасное, лучшее создание когда-то появится в проклятом и обречённом городе? Видя его перед собой, я вспомнила о недосягаемом сиянии и блаженстве. И из-за этого возникла злоба – несравнимая с той, что я испытывала целые эры. Срезать такие цветы, пронзить каблуком их смятые бутоны, разбить отражения неба – не стоило бы это многих прежних утех и забав?

– Так заставьте его любить Вас, – тихо предложил Андерс, склонившись к ней.

– Я приду к нему вместе со снегом. Мой Кай… – шёпотом произнесла Эсфирь, погружаясь в мрачные метели своих грёз.

…Даниэль, смотря в темноту, ощущал, словно кто-то ждёт его там. Волшебное, очаровывающее и пьянящее чувство появилось на миг и развеялось. К тому моменту они с Рейном подъехали к дому, где Диксы были квартиросъёмщиками. Это старая постройка, которая медленно и верно разваливалась, а трещину на одной из стен сегодня утром закрыл плакат с изображением Вуна. Кристиану он, конечно, не понравился, но Скольду пришёлся кстати: из щелей не так дуло.

Причина, по которой Скольд не слышал звонков Даниэля, оказалась очень простой: он спал. Только грохочущие стуки в дверь смогли его поднять на ноги. Они и мёртвого способны были разбудить.

Сначала Скольд подумал, что пожаловал Иен, хотя ему было рано возвращаться с работы. Он на цыпочках подкрался к двери в нижнем белье в цвет своих волос, взглянул в глазок и, разумеется, тут же отворил. Он даже зевнуть не успел, как осыпал Авилона вопросами, что с ним на этот раз случилось. Рейн выругался и прошёл на кухню. Незамедлительно Даниэль решил выяснить то единственное, что его всё ещё волновало: не знает ли Скольд, где можно найти Адели.

– К сожалению, нет… А чего это ты так интересуешься, Велиар? – с оглушительным хохотом изумился Скольд, пока Авилон в кухонной раковине (в своеобразном ужасе для чистоплотной домохозяйки) мыл руки от засохшей осыпающейся крови. Рейн замер, медленно обернулся и переспросил, поглядывая то на Даниэля, то на Скольда:

– Велиар? То есть Ве-ли-ар?

– Моя фамилия, – отозвался Дани.

Рейн нацелил на него удивлённые глаза и быстро проговорил:

– Ты… Подожди! Разве?! Ах, богатенький мерзавец! Послушай! Я сегодня видел твоего родственника. Не знаю точно, кто он тебе. Его зовут Синдри. Знаешь Синдри? Так вот. Он днём встретился с Вуном. Они говорили про какой-то яд. Будь осторожен!

Даниэль беззвучно и страшно усмехнулся и повторил с содроганием:

– Яд.

Он выбежал на улицу, завёл машину, с рёвом мотора сорвался с места. Его предчувствие по поводу Артура разрешилось одним только словом. Яд. Он мчался молнией. На ладони лежало злодеяние, что должно свершиться, и мотив казался ясным как божий день.

Синдри поставил поднос с чаем на столик возле Артура, приказав Вильгельму куда-нибудь уйти и не путаться под ногами.

– Тебе не следует так обращаться с Вильгельмом, – строго сказал Артур, поднося к губам полную горячую чашку.

– Ах да, Вильгельм! – поправился невинно Синдри. За каждым жестом Артура он внимательно следил. Положив ногу на ногу, наследник как бы ненароком проговорил:

– Но мы – Велиары. Так ты учил меня всегда. Мы – вторые после божества, приближенные к нему. Мы – величайшие. Нам всё позволено. Разве не твои это заветы? Я восхищаюсь своим родом и фамилией, ведь династия чистокровных господ – это редкое явление. Я же знаю, у нас есть власть, а она даёт силу и привилегии.

Артуру становилось дурно от этих слов, поскольку Синдри не преувеличивал и не врал. Но скоро должен был приехать Даниэль – единственная его отдушина. Старик обнимет его, прижмётся к его груди. Какое там бьётся дорогое сердце! Как он не хотел, чтоб оно не становилось каменным. И Артур верил, что Даниэль не изменит себе. С этими мыслями, вдохновляющими на счастье, он приник к чашке и чуть отпил. Совсем немного, полглотка.

Синдри подсел к нему и на ухо проговорил, задыхаясь:

– А знаешь, почему ещё я так сильно горжусь Велиарами? Они создали совершенный яд, чтобы убивать своих врагов. Ты – мой враг.

Артур взглянул на Синдри, безукоризненно колко рассмеявшись:

– А ты не Велиар! Ты никакого отношения к Велиарам не имеешь. Нет в тебе и капли моей крови! Я тебя усыновил и взял из грязного детского дома. Но твоё счастье, что ты не наш!

По телу Артура прошлась мелкая судорога, что-то внутри резко сжалось от боли, он лишь успел поставить чашку на край стола. Синдри не пожалел яда. Зато он пожалел свои нервы и оставил Артура, которого обуяла агония. Он сбежал по лестнице и встал на крыльцо. Его сердце бешено билось: он сделал то, что планировал годами! Свершилось! И плевать на последние сомнительные проклятия несчастного безумца! Но не прошло и пяти минут, как подъехал Даниэль.

Синдри видел, как к нему подносится Вильгельм, пытается с комом у горла что-то сказать. Но тот всё уже понял. Он молча прошёл мимо Синдри.

Артур сидел на том же месте, как и в первый вечер их знакомства. Так же пылали сотни свечей. Но его уже здесь не было. Дани стоял некоторое время на пороге гостиной. После он закрыл веки Артура дрожащей рукой, сел возле его ног, положил голову на его колени.

«Мы же остановились на самом интересном и не договорили… Прости меня. Я не успел», – произнёс он чуть слышно.

Midian

Подняться наверх