Читать книгу Беспризорники хаоса - Анастасия Семихатских - Страница 7

Когда Рандольф и Келемен учились в школе, уроки истории преподавала одна дотошная и странноватая учительница. Они даже не помнили ее имени, потому что ее личность была сокрыта за сотнями фолиантов по предмету истории и искусства. Кажется, даже когда она приходила на первый урок к своим новым ученикам, то не называла имени, а говорила: «Я буду преподавать наисложнейший и интереснейший предмет. И… и-сто…» И кто-то говорил: «Историю!» И учительница восклицала: «Правильно!».

Она была из тех преподавателей, для которых обязанность вкладывать знания в светлые головы учеников не была приоритетной задачей. Даже наоборот: глядя на сидевших перед ней подростков, безымянная учительница с чувством внутреннего удовлетворения приписывала их к разряду недотеп и в каждом неправильном ответе искала подтверждение уникальности собственных познаний, до которых другим людям – пускай это даже всего лишь дети – вовек не дотянуться.

И вот эта учительница очень уж любила устраивать устные опросы. Она поднимала на ноги любого ученика на свой выбор и задавала ему десять вопросов по любой пройденной теме. Если он отвечал плохо, ему ставили низкую оценку, если отвечал хорошо, то не ставили ничего. Учительница объясняла это так: «Знание истории своей страны не нуждается в поощрении: оно должно быть фактом само собой разумеющимся!» Так что к концу года у большей половины учеников были серьезные проблемы с оценками.

Так вот, Келемен и Рандольф были одними из тех «везунчиков», которых поднимали на ноги до трех раз в неделю. Рандольфа – потому, что он хорошо знал историю, чем даже раздражал преподавательницу, которая не теряла надежды завалить его. А Келемена она вызывала по причине диаметрально противоположной: он учебник открывал редко и к истории страсти не питал.

– Устин! – говорила безымянная учительница и наблюдала, как оба брата разом поднимаются из-за своих парт, стоявших в разных концах класса. Она была единственным из преподавателей, кто намеренно рассаживал близнецов. Даже директор школы, преподававший литературу, не делал этого. И вот учительница наблюдала, как Ранд и Кели встают, и только потом говорила:

– Келемен.

Рандольф опускался на свой стул.

– Сколько республик входит в состав нашего государства?

– Семь.

– Назови их все.

– Верлингор, – уверенно начинал Кели с того, что точно знал. – Центральный Залас. Озор. Фанагория. Нимбассадор. Паналпина. Королевство Берсия.

– Неверно! – восклицала учительница. – Назови правильно последнюю республику!

– Королевство Берсия, – смущался Кели и косился на Ранда, который шептал ему со своего места: «Берсингор! Бер-син-гор!»

– Неверно! – снова возмущалась учительница. – Разве может республика быть королевством?!

– Нет, наверное… – Кели начинал от волнения перекатываться с пяток на носки.

– Тогда говори правильный ответ!

– Но ведь Берсия и была королевством, пока Залас ее не завоевал.

Учительница так и раскрывала рот и начинала быть ладонью по столу.

– Низший балл! Низший балл! Залас не завоевывал, а заключил союз!

– Но наш отец был там… – начинал Кели, а учительница верещала:

– Низший бал! Ужасные знания!

И тут со своей парты поднимался Рандольф и громко говорил:

– Наш отец погиб в этой войне, поэтому ее не могло не быть.

Глаза учительницы метались туда и обратно, от одного лица к другому, почти такому же лицу.

– Сядь на место, Рандольф Устин!

И Рандольф садился.

– Это была гражданская война внутри Берсингора! И лишь потом он вошел в состав нашей страны! – авторитетно заявляла учительница, шлепая ладонью по столешнице.

– Тогда почему на этой гражданской войне были войска из Заласа? – угрюмо задавал вопрос Кели и ловил поддерживающий взгляд Ранда. А учительница, слыша это, распалялась еще больше.

– Это была гражданская война, дети! Слышите вы все? Берсингор ослаб после нее, и Залас предложил ему помощь. Кто, кто мне скажет полное определение гражданской войны? Может ты, Рандольф, который любит говорить, когда не спрашивают?!

Рандольф поднимался со стула, они вместе с Кели в упор смотрели на учительницу с разных углов класса, и Ранд говорил:

– Это такая война, когда воюют граждане Берсии, но выигрывает почему-то Залас.

Наступала нелепая тишина, когда все ученики сидели, вжав головы в плечи, и смотрели то на братьев, то на учительницу, лицо которой становилось пунцовым.

– К директору! – кричала она, пытаясь схватить Ранда за ухо, но он уворачивался, через два ряда перепрыгивал к Кели, и они вдвоем выходили из класса под крики безымянной учительницы.

А вечером Агата Устин получала из рук сыновей записку, оповещавшую ее об их бессовестном поведении. Безымянная учительница всегда писала очень живописно и яростно, с такой точностью описывая происшествие, что ее таланту можно было только позавидовать.

Ранд и Кели стояли рядом с матерью, пока она читала записку, и ждали своего наказания. Агата, сидевшая в кресле, поднимала на них глаза и говорила:

– Мальчики, больше никогда не повторяйте то, что сказали сегодня в школе.

– Но почему? – восклицал Рандольф, а Кели добавлял:

– Она ведь говорила неправду!..

– … в Берсии была не гражданская война…

– … ее развязали власти из Центрального Заласа, чтобы присоединить…

– … Верлингор тоже присоединили! Как и все остальные республики!

– И папа… – на этих слова Келемена Агата, поднимая руку, останавливала сыновей и ждала пару секунд, пока они успокоятся. Потом она говорила:

– Мальчики, кто вам рассказал все это?

Братья непонимающе смотрели на мать, и один говорил:

– Но ведь ты же и рассказывала.

– Да, – невозмутимо отвечала Агата Устин. – Для того, чтобы вы знали, где и при каких обстоятельствах погиб ваш отец. Но никак не для того, чтобы вы при всем классе вступали в этот глупый спор с учительницей и говорили ей такие дерзкие вещи.

– Но ведь мы же не лгали и не выдумывали, – хмурился Ранд.

– А она говорила не так, как есть на самом деле, – соглашался Кели.

– А все остальные ученики думают, что то, что говорит она, было по-настоящему.

– Но только не мы. Мы-то знаем.

Мальчики умолкали, а Агата Устин смотрела на них печальными глазами. Все матери в определенные моменты смотрят так на своих детей, когда те начинают понимать больше, чем нужно или раньше, чем полагается.

– Вы еще недостаточно взрослые для того, чтобы осознать, какие дела творятся в мире, – она делала глубокий вдох, чтобы продолжить. – Ваша учительница не виновата в том, что говорит. Это ее обязанность, она не может иначе. Сейчас сложно объяснить вам это, но когда-нибудь вы все и сами поймете. Мне, наверное, не стоило так рано посвящать вас в столь серьезные вещи. Я хочу, чтобы вы больше никогда и никому не говорили то, что сказали сегодня в школе, хорошо?

Агата Устин поднималась с кресла, расправляя складки платья на коленях, по очереди целовала сыновей в виски, прикрытые потемневшими со временем пепельно-русыми волосами и шла накрывать на стол.

Ранд и Кели не понимали, почему мама считала их «недостаточно взрослыми». Им было почти четырнадцать, и они считали себя чуть ли не самыми старшими на этой земле.

Но вот теперь, по прошествии шести с лишним лет, уже подплывая к городку Юзань, утопающему в густых лесах Фанагории, они до конца осознали весь размах того, что же «происходит в мире». В мире, который будто возвратился на двадцать лет назад и снова был на грани катаклизмов.

Братья сошли с теплохода вместе с остальными пассажирами. Они помогли женщине спустить по трапу ее неугомонных тройняшек и остановились возле фонарного столба, чтобы решить, как действовать дальше.

– Тут такая глушь, что даже поезда не ходят, – сказал Ранд, глядя в карту. Кели смотрел по сторонам, находя подтверждение словам брата в каждом ветхом строении, каждой дорожке со сползшим асфальтом и каждом разбитом фонаре.

– Ну и занесло нас! – проговорил он. – Даже когда мы ездили в Берсингор в прошлом году, я не чувствовал, что мы настолько далеко от дома.

Стоял глубокий вечер, нужно было в обязательном порядке отыскать место для ночлега.

Юзань была с трех сторон окружена лесами. Республика Фанагория вообще славилась своими чащами, которые, сколько ни вырубай их на производство, восстанавливались с какой-то дикой, пугающей быстротой. Верующие считали, что это именно те леса, которые первыми создала Вита в дар своим потомкам. Другие считали, что первыми были плодородные земли Паналпины и Нимбассадора. Но Ранд и Кели в тот момент никак не считали, только думали, что ночевать в чаще леса для них не самый лучший вариант. Однако они допускали возможность, что этой ночью им все-таки может понадобиться палатка, которую тащил на себе Кели.

Братья взвалили на плечи рюкзаки и пошли по разбитой дороге прочь от порта. Никаких таксистов здесь не было – настолько поселение было мало. Оно смогла бы трижды вместиться даже в Варре, который тоже не впечатлял масштабами. Кели с Рандом прошли за теми пассажирами, которые ехали вместе с ними и, отойдя на пятьсот метров от порта, оказались в центре Юзани. Да, шутниками были те, кто назвал ее городом. Это был самый обыкновенный поселок с двухэтажными домиками, расположенными на десяти или двенадцати улицах. Света было мало: многие фонари либо погасли, либо были разбиты. Людей на улицах почти не наблюдалось, но братьям все же удалось высмотреть одинокого горожанина, шедшего им навстречу. Они спросили у мужчины, где здесь можно переночевать. Прохожий махнул рукой в конец улицы.

Там располагалось двухэтажное здание, отличавшееся от остальных лишь тем, что оно было немного шире и с большим количеством окон. С первого этажа доносились звуки музыки и говор людей. А над дверьми красовалась вывеска «Трактир Катерины и Катерины».

Похоже, это было единственное место, где можно было остановиться, и братья никак не могли пренебречь такой возможностью, хоть трактир и не внушал доверия.

Они вошли внутрь. Видимо, сегодня тут проходили сельские танцы, а трактир был чем-то вроде клуба. Люди танцевали под веселую, незамысловатую музыку. Метались кто вдвоем, кто втроем, а кто целой гурьбой от стены к стене в каком-то странном танце, главный принцип которого заключался в том, что чем выше задираешь ноги, тем лучше ты танцуешь. Многие танцевали со стаканами пива или какого другого пойла в руках, а кто – с бутылками. Здесь были как мужчины, так и женщины, но женщин было меньше, и все они были уже порядком пьяны.

Заняв пустой столик, братья заказали суп и баранину с брусничным соусом, а также спросили, есть ли свободные номера. Женщина-хозяйка, которую, наверное, звали Катериной, сказала, что после ужина даст им ключ. Пока Рандольф и Кели молча дожидались своего заказа, танцующие и выпивающие придумали новую забаву. Они мелом нарисовали на земле круги, и все, кто входил в них, должны были выпить по стакану пива. Кто-то намеренно пересекал черту, кто-то, уже изрядно напившийся, старался ее обходить. И все продолжали плясать, высоко поднимая ноги. От громкой музыки у уставших Ранда и Кели гудело в голове.

Наконец им принесли ужин. Его на подносе доставила официантка в отутюженном белом фартучке. Ранд до того измотался, что даже не взглянул на девушку, только сказал ей спасибо. А вот Кели, верный своим замашкам вечно влюбленного повесы, тут же посмотрел на официантку и обрадовался. Он всегда радовался, когда встречал красивых незнакомок, а эта была одной из них.

У нее были прямые светлые волосы по плечи, скрытые под белой косынкой, и темно-синие глаза. Брови от переносицы взлетали ко лбу и на конце немного загибались вниз. Маленький подбородок с пухлыми губами смотрелся очень аккуратно на ее миниатюрном лице с серыми тенями под глазами. Эти тени наверняка были побочным эффектом постоянного пребывания в помещении, наполненном сигаретным дымом.

Пока девушка выставляла тарелки на стол, Кели так и смотрел на нее, не отводя глаз. Официантка сначала не реагировала на это, но потом сердито сказала:

– Что?

– Нет, ничего, – не смутился Кели. – Просто вы очень красивы.

– Спасибо, – ничуть не польщено ответила девушка. Ей, видимо, было привычно слышать комплименты от пьяных посетителей, и ее взгляд так замылился, что в братьях она не сразу разглядела обычных молодых парней, да еще и трезвых.

– Вы не заказали пива, – напомнила она Ранду и Кели, наверное, решив, что они просто забыли об этом важном атрибуте любого трактирного ужина.

– Мы не пьем.

– Вообще? – удивилась девушка и уже внимательнее присмотрелась к Келемену.

– Это настолько странно? – подал голос Ранд. Он поднял взгляд на официантку, и их глаза встретились.

– Просто здесь все пьют. Всегда, – сказала девушка, кивнув головой на пляшущих завсегдатаев трактира. – А вы близнецы, да?

– Да.

– Приехали издалека?

– Из Верлингора.

– Ох, и далеко же вас занесло! – воскликнула девушка. – Но вы тут слишком не задерживайтесь.

– Почему?

– Юзань – не самый живописный город на свете, вам здесь не понравится, – объяснила девушка. – А когда будете ложиться спать в номере, не кладите подушки под голову: в них клопов больше, чем пуха.

– Спасибо за то, что предупредила, – с недоумением сказал Кели и покосился на Ранда.

– Я пойду, – девушка опустила поднос и добавила: – А вы, кстати, совсем не похожи. По вам сразу понятно, кто есть кто. Вот ты, – она обратилась к Ранду, – очень уж серьезный.

Она развернулась и пошла от столика.

Спустя несколько секунд – Ранд успел только взять в рот ложку супа, а Кели заговорчески сказать:

– Ты ей понравился, – как вдруг раздался возглас:

– Не буду я пить! Уберите от меня свое пойло!

– Нет-нет-нет, дорогуша, ты заступила за линию. Пей!

Кели и Ранд повернулись на голос и увидели, как трое пьяных мужчин попытались всучить официантке стакан пива, но она лишь отмахнулась от них и пошла дальше. Тогда мужчины схватили девушку под локти и попытался влить пиво ей в рот. Официантка крутила головой и старалась вырваться из рук пьяных мужиков, которых очень забавляла эта ситуация. Со всех сторон звучало: «Пей! Пей! Пей!» – и собравшиеся дубасили кулаками по столу. И мужчины, и женщины.

Пиво выплескивалось из стакана и лилось на белый фартучек, косынка сбилась в бок. Один из пьянчужек схватил девушку за подбородок и так и норовил влить пойло ей в рот. Он делал это с такой силой, что мог сломать девушке зубы.

Кели и Ранд поднялись со своих мест и бросились в меловой круг, в центре которого разворачивалось действие. Келемен растолкал двух державших, а Ранд оттащил третьего. Тот не удержал равновесие и рухнул на землю вместе со стаканом, который тут же опрокинулся ему на рубашку. Мало что соображая, мужчина так и остался лежать на полу и таращиться в потолок. Двое его товарищей, смекнув, что дело принимает буйный оборот, сжали пальцы в кулаки, готовые ринуться в драку. Кели с упреком сказал им:

– Да что ж вы ведете себя как звери?

Из толпы сделал шаг еще один мужчина, от которого за версту несло перегаром. Ранд заметил его, повернул голову и грозно сказал:

– Только сунься.

Мужчина остановился. Его, даже пьяного, пугало не столько то, что парни были высоки и хорошо сложены, сколько то, с какой интонацией говорил Рандольф.

В это время официантка, пережившая публичное унижение, смотрела в пол, прикрывая ресницами выступившие слезы. Ранд, больше никому и ничего не говоря и ни на кого не смотря, вывел ее из трактира. Келемен забрал оба рюкзака и тоже вышел на темную улицу. Они втроем отошли от притихшего здания и подошли к поломанному забору. Девушка облокотилась о него и закрыла глаза руками.

– Не вернусь больше сюда, – плача, сказала она и, сорвав фартук, бросила его на землю. Туда же полетела и косынка. – Не вернусь больше.

– Не плачь и не вспоминай об этом, они тебя больше не тронут, – пообещал Кели и потрепал девушку по плечу.

– Где ты живешь? – спросил Ранд.

– За городом, возле леса.

– Как тебя зовут?

– Лэелия.

– Означает лунный цветок, так ведь?

– Да, меня мама так назвала, – вытирая слезы, ответила девушка.

– Очень красивое имя. И необычное. С ним связана какая-то история? – Поинтересовался Келемен.

– Я родилась ночью, когда в окно светила полная луна. Мама решила, что это добрый знак. Мол, само небесное светило захотело взглянуть на меня в первые секунды моей жизни, – Лэя постаралась улыбнуться. – А как вас зовут?

– Я Келемен, но можешь называть меня Кели. А это Рандольф. Ну, тот, который серьезный.

– Меня зовите Лэей. – Сказала Лэя, а потом взволнованно спросила: – И где же вы теперь остановитесь? Обратно в трактир вам нельзя, вас могут зарезать ночью. Тут люди злые живут, злопамятные. Они вам не простят.

– Ничего, у нас с собой палатка, можем переночевать в лесу, – сказал Ранд, Кели добавил:

– А консервы куда вкуснее того супа, который готовится в этом трактире.

– Да уж, суп у них дрянной. – Лэя робко улыбнулась. – Но ночевать в лесу вам не придется: останетесь на ночь в моем доме.

– Нет, – отрезал Ранд. – Мы только проводим тебя, а остальное – наша забота.

– Да нет же, вы не поняли! Я живу с дядей, тетей и их шестью детками. Дядя – лесник, так что наша хижина стоит на окраине леса. А дом-то большой, так что вам точно хватит места.

Ранд и Кели подумали с минуту и уточнили:

– Мы точно никого не потревожим?

– Ну что вы! Как можно потревожить кого-то в доме, в котором и без того шесть детей?

Путь до хижины лесника, при том что она находилась за городом, составил всего пятнадцать минут. Но идти пришлось в такой кромешной тьме, да еще и между сгущающихся деревьев, что Кели и Ранду было не по себе. А Лэя уверенно шагала вперед, светя себе неярким фонариком.

– И как ты не боишься тут ходить?

– Сама не знаю, уже привыкла.

– А зачем ты вообще работаешь в таком ужасном месте? – Спросил Кели.

– Нужно же приносить деньги в семью, – откликнулась Лэя. – Дядя с тетей и так многое для меня сделали после смерти родителей. Не хочу сидеть у них на шее.

Ранд и Кели по привычке переглянулись, но почти не увидели лиц друг друга в темноте. А Лэя продолжала:

– И, вообще, я коплю деньги, чтобы уехать их этого места. Вы бы знали, как оно опротивело мне за те семнадцать лет, что я живу здесь!

– Тебе семнадцать? – удивился Кели. – Я думал, ты старше.

– Мне девятнадцать, первые два года своей жизни я жила в Паналпине. Потом там началась война, маму убили, отец погиб в бою, и меня забрал к себе дядя. Я очень благодарна ему за это, но… Всемогущая Чета, как же я ненавижу Юзань и вместе с ней всю Фанагорию! Когда-нибудь я уеду отсюда… И больше никогда не вернусь.

Она помолчала немного, а потом спросила:

– Куда вы едете? Кажется, что в поход.

– Да уж, в поход. До Берсингора, – сказал Кели.

– Ух ты! Там, должно быть, очень красиво, – воодушевилась Лэя. – Может быть, когда-нибудь я переберусь туда. Говорят, там прекрасный климат и много фруктов.

Она ожидала одобрения, но Ранд сказал:

– Никогда не думай ехать в Берсингор.

– Но почему? – разочарованно спросила Лэя.

– Потому что плохие вещи творятся в этом королевстве.

– Республике, ты хотел сказать.

Ранд промолчал, за него ответил Кели:

– Да, республике.

Безымянная учительница была бы рада тому, что он наконец запомнил это.

Они шли через пролесок по очень ненадежной дороге, заваленной хвоей и упавшими ветками. Но тут лес расступился, показалась полянка со стоявшим посреди нее деревянным домом, вокруг которого был дощатый забор. У его основания под острым углом были вбиты колья.

– В прошлом году к нам вышел медведь, так что дядя сразу после этого поставил частокол, – пояснила Лэя.

– Опасные места.

– Еще бы! Зато воздух свежий, чистый. Оттого что я все дни проводила в трактире, даже начала кашлять. А сюда прихожу – и дышать всей грудью хочется. Слышите?

Пахло смолой, хвоей и ягодой. Влажный аромат земли мешался с чистым, опьяняющим воздухом и затхлым запахом перегноя. В горной местности Верлингора пахло абсолютно иначе. Здесь же воздух был очень влажным, приятным, но тяжелым для не привыкших к нему легких.

Стоило Лэелии открыть перед братьями калитку, как тут же распахнулась дверь хижины, и из нее вышел могучий мужчина, здоровенный, как шкаф. В руках он держал газовую лампу.

– Ты сегодня рано… – начал он, а потом заметил двух незнакомцев. – Кто это такие?

– Дядя, это Ранд и Кели, они сегодня помогли мне, и из-за меня им негде ночевать. Я пригласила их к нам на одну ночь.

– Чем же это они тебе помогли? Что, к тебе кто-то приставал? Так я живо этих подонков…

Лэе пришлось обрисовать сложившуюся ситуацию. Ранд и Кели все это время стояли у подножия лестницы из трех ступенек. Дядя Лэелии выслушал историю, провел ладонью по аккуратной причесанной бороде и вынес решение:

– Что ж, заходите. Отчего ж мне вас не пустить? Мы рады гостям, если они люди добрые. Я Давид, кстати говоря.

– Спасибо за гостеприимство. Если бы не вы, мы бы отправились спать в лес, – сказал Ранд, пожимая леснику руку.

– Это вы зря задумали. В наших лесах нужно быть поаккуратнее: порой выходят медведи да волки.

Братья прошли в дом, и Кели не удержался, чтобы не заметить:

– У вас роскошная борода.

Давид улыбнулся из-за густых усов и довольно сказал, точнее, прогромыхал:

– Ну уж задобрил так задобрил!

В сени вышла жена лесника, миниатюрная женщина, а вместе с ней выбежали трое ребят от пяти до восьми лет. Еще трое затерялись где-то в доме. Они гостеприимно поприветствовали Ранда и Кели, не сильно удивившись их приходу. Наверное, в дом лесника часто забредали путники, не нашедшие крова на ночь.

Через час братья были накормлены и уложены спать на расправленных раскладушках в кухне. Раскладушки были узкими, но настолько мягкими, а одеяла – такими пышными, что братья тут же заснули, не слыша, как на втором этаже скрипят половицы. Это Лэелия расхаживала по своей небольшой комнате, которую делила со старшей дочерью лесника. Лэя знала, что девочку не разбудят ее шаги, поэтому не боялась быть обнаруженной. Выждав некоторое время, пока весь дом уснет, она зажгла свечку и спустилась на кухню. Тихо встав в дверном проеме, она смотрела на смутные фигуры Кели и Ранда, которых во сне сложно было различить даже Агате Устин.

Насмотревшись и убедившись в своих намерениях, Лэелия поднялась в комнату и уселась за шаткий деревянный столик писать записку для дяди и тети.

Кели и Ранд еще с вечера предупредили Давида, что уйдут рано, никого не потревожив. Жена лесника принесла им будильник, который они завели на пять часов утра.

Когда братья проснулись, обнаружили на круглом кухонном столе хлеб, накрытый ситцевым полотенцем, масло и молоко. Вчера всего этого точно не было. Видимо, хозяева дома незаметно оставили завтрак своим гостям. Ранд и Кели наскоро перекусили, умылись, оделись, собрали вещи и пошли к дверям.

Тут-то их и застал звонкий шепот:

– Доброе утро!

Это говорила Лэя.

– Доброе. Зачем ты поднялась так рано?

– Решила, что нужно проводить вас. – Ответила девушка и спустилась с лестницы, взмахом руки предложив Ранду и Кели первыми выйти из дома. Прежде чем шагнуть за порог, Ранд успел заметить, что Лэелия была одета в брюки – редкость для женщин и тем более для девушек, которые предпочитали красоваться в юбках.

Брюки были походные, темно-зеленые, стянутые на щиколотках широкой резинкой. Помимо брюк Лэя надела черную просторную кофту из легкого материала. Кофта была великовата ей и заправлена в штаны. В своем странном одеянии Лэя выглядела на удивление славно и даже бойко, будто брюки придавали ей уверенности в себе.

«Странно они тут одеваются», – заметил Ранд Келемену, когда они спускались по трем ступенькам и шли к калитке. «Я никогда не видел, чтобы девушки надевали такие вещи», – кивнул Кели, которому одеяние Лэи, вообще-то, пришлось по нраву. Он привык, что все представительницы женского пола носили платья, а видеть штаны на худенькой фигуре девушки было очень интересно, хоть и в диковинку.

Подумав, что Лэя не спешит их обогнать, Ранд оглянулся и увидел странную картину: девушка тащила в руках дорожную серую сумку.

– Куда это ты собралась? – спросил он и остановился. Кели, уже положивший руку на калитку, тоже притормозил. Лэя непринужденно пожала плечами:

– Провожу вас до остановки. Она на отшибе, с другой стороны города, вам самим ее не найти, а в такой ранний час не у кого попросить помощи.

Она обошла братьев стороной и первой вышла за калитку, прошлась еще немного и оказалась под плоскими и беспросветными ветками сосен. Затем она развернулась и уперла руки в бока:

– Ну что, вы идете или так и будем стоять на месте?

Кели и Ранд с подозрением смотрели на Лэю, наблюдая, как ее правая рука из-за тяжести сумки не удержалась на бедре и соскользнула вниз.

– Значит, у девушек в Юзани дамские сумочки выглядят так?

Лэелия глянула на свой багаж, будто до этого его не замечала, но на слова Рандольфа никак не отреагировала.

– Идемте, – всего лишь сказала она и повела братьев в город. Лесная тропинка больше не казалась зловещей, напротив, утренний свет делал ее похожей на картинку из сказочной книги. Было приятно идти и смотреть по сторонам, выискивая глазами маленьких птичек, громко щебетавших и ловко прячущихся в колючих ветвях можжевельника.

Лэя, вчера очень живо разговаривавшая с братьями, сейчас почему-то молчала и смотрела вперед, крепко сжимая в руке лямки сумки.

– Давай я помогу тебе? – предложил Кели, нагоняя ее и уже протягивая руку.

– Нет-нет, она совсем легкая, – отказалась от помощи Лэя, и Кели осталось только сравняться с братом и мысленно сказать ему: «Странно она себя ведет».

Ранд не ответил, но продолжил исподлобья наблюдать за девушкой. Когда они вышли к городу, внезапно появившемуся перед глазами, Ранд окликнул Лэю и требовательно спросил:

– Ты собираешься уехать вместе с нами?

Девушка несколько смущенно посмотрела на него из-за плеча и сказала:

– Да.

– Нет, ты не поедешь.

– Поеду.

Кели и не заметил, как Ранд стремительно отделился от него, подошел к Лэе и взял ее за локоть, останавливая. Заглянув ей в глаза, он жестко сказал:

– Ты останешься здесь.

Лэя посмотрела на его ладонь, держащую ее руку, собралась с духом и выпалила, как на духу:

– У меня здесь ничего нет и никогда не будет.

– У тебя здесь семья.

– Приютившая меня на время. Им я оставила записку, они меня не потеряют.

Темно-синие глаза смотрели и умоляюще, и решительно, но Ранд не отступил.

– Куда ты поедешь? Ты еще слишком молода для этого!

– Не моложе вас, – самонадеянно заявила Лэя, но руку почему-то не отдернула.

– Мы не можем взять тебя с собой, потому что очень спешим, – сказал Кели. – Прости, но нам правда не до того, чтобы везти тебя куда-то.

– Меня и не нужно никуда везти! – возмутилась Лэя. Ранд отпустил ее локоть и сурово поинтересовался:

– И куда же ты собралась одна-одинешенька?

– В Паналпину, – уверенно ответила Лэя.

– И что ты будешь делать там?

– Найду работу, сниму квартиру и буду жить. Все лучше, чем здесь.

В ее голосе слышались дерзкие интонации, свойственные одной только молодости. Молодости, которая всегда уверена в своей правоте и которой мечты застилают разум, заставляя верить в реальность абсолютно несбыточных фантазий. Рандольф, только-только собравшийся отчитать Лэелию за ее неосмотрительность и глупость, осекся. Он посмотрел девушке в глаза и вдруг понял, что у него нет таких слов, которые могли бы вразумить ее. Поза, в которой стояла Лэя, выражение ее лица, взгляд – все твердило о серьезности ее намерений и полном нежелании прислушаться к голосу рассудка.

– Не отговаривайте меня, пожалуйста, – попросила она. – Я все равно поеду.

– Но ты ведь девушка! – воскликнул Кели.

– Быть девушкой, по-твоему, – это приговор?

– Нет, но девушка – это беззащитность. Ты не сможешь противостоять многому, что встретишь на своем пути. Случись что, тебе не к кому будет обратиться! И тебе всего лишь девятнадцать! – Кели искренне негодовал: он уже вообразил себе целое море несчастий, которые могли настичь одинокую путницу.

– Вам двадцать, но вы же не боитесь путешествовать одни.

– Мы парни! И нас двое, – Келемен развел руками, будто ища поддержки у незримой публики. – А ты защитить-то себя не сможешь.

Лэя опустила голову и тихо сказала:

– Это ты про вчерашнее?

– И про вчерашнее тоже.

«Как нам ее отговорить?» – бессильно спросил Кели у Ранда. «Понятия не имею». – «Но нельзя же ей одной в чужую республику!» – «Вот только ей этого не объяснить». Лэя, конечно, не слышала того, о чем переговаривались братья. Она достала из-под кофты часы, висевшие на цепочке у нее на шее, и сказала:

– Если не поторопимся, опоздаем на утренний автобус до Дивного.

И она покосилась на братьев, как смотрит ребенок, знающий, что только что сказал нечто дерзкое. Ранду и Кели ничего не оставалось, кроме как пойти следом за ней. «Ранд, ну нельзя же так», – сетовал Келемен, глядя на брата. «Она сама так решила. Не связывать же нам ее по рукам и ногам?»

Ранд старался вести себя спокойно, но после того как Лэя совершенно точно дала им с Кели знать, что не откажется от своего решения, он, глядя на нее, начал испытывать неясное чувство тревоги. Как за несколько дней до получения рокового письма от Райвана или перед смертью Агаты Устин. Волнующее предчувствие поселилось в мыслях и не покидало Рандольфа все время, пока он смотрел на Лэелию, девушку, рожденную под полной луной.

На автобус они в конечном итоге успели. Даже пришлось подождать его возле старой остановки, под крышу которой было страшно заходить: существовала вероятность, что она обвалится. Лэе не хотелось слушать тишину и гадать, о чем думают братья, поэтому она завела разговор, спросив: