Читать книгу Исповедь мотылька - Анастасия Вечерина - Страница 9

В странные игры порой играет с нами судьба. Интересно, есть ли во всем этом какой‑то смысл? Ну, хоть какой‑то??? Так хочется, чтобы он был… Пусть какой‑то далекий и недоступный нашему пониманию, пусть жестокий иногда, но ведь быть‑то он должен! Или судьба подчинена воле случая и так же бесцельно блуждает в лабиринте жизненных хитросплетений, как я сейчас – по заснеженным улицам нашего города?

В этом городе я родилась и выросла. Интересно, я его люблю или просто привыкла? Если уж не могу разобраться в своем отношении к людям, то хоть в отношении к городу надо попробовать…

У меня нет каких‑то восторженных чувств к нему. Я не принадлежу к числу тех, кто гордо бьет себя пяткой в грудь и кричит, что за родную деревню готов порвать пасть любому. Наш город не велик и ничем не примечателен. В нем нет восторженных архитектурных ансамблей, как в Санкт‑Петербурге, той застывшей музыки в камне; нет шумной суматохи огромного муравейника, как в Москве; есть только два десятка грязноватых улочек, редкие скверы и аллеи, и множество тихих невзрачных дворов, в которых я люблю гулять, когда мне грустно. В них можно влюбиться?

Ко всему к этому я как‑то привыкла и не замечаю в повседневной жизни. Но стоит мне уехать куда‑то хотя бы на месяц, как я начинаю скучать, и по вечерам меня одолевает какое‑то щемящее чувство. Как будто чего‑то не хватает…

Это любовь? Или просто привычка?

Не знаю, откуда у меня эта прихоть, она взялась еще с детства – когда мне грустно и хочется побыть одной, отдохнуть от своих мыслей и ни о чем не думать, я вставляю наушники в уши, включаю звук погромче и бесцельно слоняюсь по улицам нашего города. Сворачиваю в какие‑то дворы и закоулки, мысленно улыбаюсь попадающимся навстречу забавным прохожим, пытаюсь догадаться – кто они такие, что за люди, представляю, какая у них жизнь, работа, семья… А порой просто закрываю глаза и слушаю музыку.

Не хочу встречать знакомых, не хочу ни о чем говорить, мне никто не нужен в такое время. Только я и этот город. Я действительно отношусь к нему, как к живому существу в такие моменты; как к какому‑то старому другу, которой намного меня мудрее и старшее, который все понимает и может помолчать с тобой вместе. Он не скажет ничего, но ведь не это главное, правда? Порой от такого молчаливого присутствия становится намного легче, чем от тысячи слов…

А в этих улицах так легко затеряться, стать одной из тысяч людей, что куда‑то торопятся, слиться с ними, представить себя крошечной песчинкой, забыть обо всем… Ведь у каждого из этих людей, наверное, есть какая‑то цель, раз они так спешат куда‑то. А может, их шатание по городу так же бессмысленно, как и мое? Что ж, в любом случае – я не одинока. И пусть в голове будет полная пустота, в ушах – звуки музыки, надо мной – небо, а вокруг – эти улицы и дворы, пусть колючего и сырого, но такого родного города.

За годы такого блуждания я исходила, наверное, большую их часть. И тихие улочки на окраинах, и аллейки с бульварами, и шумные проспекты в центре. В каждой из них есть своя особая прелесть…

Мои родители не понимали такого времяпровождения, в их глазах стояло удивление всякий раз, когда я, еще в детстве, пыталась им о чем‑то подобном рассказать. А потом я уже перестала рассказывать. Да и им стало как‑то не до меня.

Они, конечно, пытались что‑то скрывать, хотели как‑то «оградить и не ранить ребенка»… Смешные! Родители почему‑то всегда слишком поздно узнают, что мы уже не дети. Пока им не скажет кто‑то посторонний, до последнего они не замечают, что мы повзрослели, не хотят видеть в нас кого‑то, кто все понимает, и с кем можно держаться на равных.

Интересно, когда у меня будут дети (а ведь пора бы уже!), я тоже буду к ним так относиться? И мой ребенок тоже будет, притворяясь спящим, ловить раздраженные голоса двух самых дорогих ему людей сквозь неплотно прикрытую дверь в спальню? И глотать слезы, уткнувшись в подушку, а утром делать вид, что не замечает плохо замазанных косметикой мешков под глазами мамы и хмурого вида отца?

Я хорошо помню тот период, когда развелись мои родители. Помню, как меня раздражала фраза: «Девочка наша, когда вырастешь, то все поймешь. Сейчас тебе трудно с этим смириться, но потом… Мы ведь думаем в первую очередь о тебе. Ведь ТАК БУДЕТ ЛУЧШЕ». Ненавижу эти слова!

В своем подростковом эгоизме я не могла понять родителей. А им в их взрослом эгоизме было просто не до меня.

Как‑то очень быстро об этом узнали в школе. Я помню фальшиво‑сочувствующие взгляды одноклассников, за которыми сквозило плохо скрываемое любопытство: «Интересно, а что там твориться у них в семье? Как они живут, что происходит по вечерам? И каково ей сейчас? Наверное, хочется плакать? Ишь, гордячка, даже рта не раскроет!»

И я сжималась в комочек, стараясь закрыться от всего внешнего мира, прятала боль в глубине души, на самом донышке, и неслышно шептала про себя сквозь сжатые зубы: «Не дождётесь!»

А потом вставляла наушники в уши, закрывала глаза и отправлялась в очередное путешествие – топать себе по вечерним улицам города, улыбаться прохожим, пытаться угадать – кто они, какая у них жизнь, чем занимаются, ругаются их родители или нет… рисовать в своем воображении забавные картинки…

Если вы назовете меня сумасшедшей, то я отвечу, что это еще слабо сказано! Но кто из нас гарантированно стопроцентно нормален?

Когда я бреду по этим улицам, мне становится немного легче. Наушники в уши, музыку погромче… Такая уж и меня привычка.

Интересно, а тот доморощенный психолог, разложивший мою жизнь по полочкам за пару минут, об этом знал? Хотя, вообще – какая разница? Что он‑то в этом понимает? Легко сказать «ее родители развелись», но попробуйте представить, прожить, прочувствовать это, прежде чем произносить такие слова! Ручаюсь, что у него‑то в семье было все нормально. Так откуда ему знать…

Впрочем, ладно, забудем о нём. Мы не виделись уже неделю, после той нашей истории с коньками он снова куда‑то пропал, и, видимо, не собирается появляться. Вот и замечательно, я тоже не хочу его видеть!

Или… хочу, но лишь для того, чтобы высказать ему все это! А потом… Впрочем, он все равно не поймет. Так зачем тратить слова?

…Я вновь бреду по этим улицам. Мне холодно. Ничего удивительного, ведь на дворе зима. Но, по‑моему, дело не в этом.

Я поднимаю воротник, зябко поёживаясь, стараюсь поплотней закутаться. Но теплый мех моей шубки почему‑то греет плохо. Вот если бы кто‑нибудь обнял!

Странные взгляды бросают на меня прохожие. Что в них больше – зависти или жалости? Не пойму… Или мне просто кажется, а прохожие всего лишь торопятся домой, не обращая внимания на случайно встретившуюся им замерзшую девушку, и не бросают на нее никаких странных взглядов?

Я сама странная. Дочка богатых родителей, которой посчастливилось родиться красивой и интересной девушкой. В которую влюбляются мужчины и которой завидуют женщины. Наверное, у меня есть всё (или, по крайней мере, многое) из того, о чем другие могут только мечтать.

Но тогда почему, чёрт побери, мне так холодно сейчас?

…Я вновь бреду по этим улицам. Такая уж и меня привычка. Наушники в уши, музыку погромче. И мне становится немного легче…