Читать книгу Сто сорок писем Василия Белова - Анатолий Грешневиков - Страница 15
Письмо четырнадцатое
ОглавлениеХристос Воскресе, дорогой Толя!
Поздравляю с великим праздником тебя и твою родню и всех твоих друзей (простим в этот день и недругов).
Ждал тебя в Малом зале, но ты где-то застрял. Все ли благополучно? Дело было двенадцатого.
В продолжение беседы со спикером (о хлопотах приватизационных) предлагаю вместе с Распутиным, мною и Хайрюзовым такие фамилии: Энгвер Н.Н., Шашвиашвили И. – больше никого не оказалось. Я предлагал Голику, но он говорит, не надо (сам, говорит, все сделаю, то есть другими силами). Меня тоже можешь не включать, так как дочь хлопочет сама и не безуспешно.
Далее. Ты помнишь, что просил Селезнев? О Петровской академии и спонсоре моей книги? Сделай, что по силам, ну хотя бы поговори с Валентином Сергеевичем Павловым. Да и на книгу рассказов моих ты сулил найти доброхота…
Обнимаю. Теперь я приду уже в мае.
Белов.
13-го страстная пятница.
Поклон и поздравления Сергею Владимировичу (Горохову). Жалко портить карточку со старой Вологдой.
На конверте стоит дата отправки письма из Вологды – 17 апреля 2001 года.
До написания письма мы встретились в Москве. Белов попросил меня организовать встречу с председателем Государственной Думы Геннадием Селезневым. Вопрос касался личных дел, потому он боялся, что самостоятельно, без депутатской поддержки, ему не попасть на прием. Для пущей важности Белов написал записку Селезневу: «Дорогой Геннадий Николаевич! Убедительно прошу пятиминутную встречу по поводу Петровской академии (может, и менее пяти минут), в удобное для Вас время. Белов. 22 марта 2001 г.».
Я передал записку Селезневу. Тот безоговорочно принял нас в своем большом рабочем кабинете. Раньше мы здесь уже бывали, горячо обсуждали процедуру возможного импичмента Ельцину. Оппозиционные фракции, запустившие процесс отставки президента, подбирали грамотных экспертов, широко известных обществу, тех, кто не побоялся бы аргументировано доказать вину Ельцина за расстрел парламента, за развязанную войну в Чечне, за реформы, обворовавшие народ. Кандидатуру Василия Белова внесли Бабурин и Рыжков. Я поддержал и доложил о такой инициативе Селезневу. Тот попросил меня прийти с Беловым к нему на консультацию. В тот день мы долго обсуждали положение дел в стране, забастовки, задержки с зарплатой, коррупцию чиновников. Озвучили и тезисы предстоящего выступления писателя-эксперта. Но, к сожалению, Белов перед походом в Думу попал в больницу и зашел на трибуну парламента недолечившимся, плохо себя чувствующим. Хотя попытка Жириновского сорвать его доклад обернулась провалом. Председателю ЛДПР, видите ли, не понравился писательский призыв к смене Конституции. Однако Белов не стушевался, высказал весомые аргументы за отставку Ельцина. После окончания заседания Думы Геннадий Селезнев отозвал меня в сторону и сделал выговор: «Зачем вы привели больного Василия Ивановича?». Правды ради надо сказать, что вначале я, а затем коллега Николай Харитонов звонили Белову и просили его отменить выступление, но тот наотрез отказался нас слушать.
И вот мы снова в знакомом помпезном кабинете спикера парламента. Селезнев улыбчив, говорлив, то и дело подливает писателю чай.
Василий Иванович засыпает спикера вопросами. Порой, не дождавшись ответа, продолжает пытать. В зоне его интересов в начале – беды общероссийские, правительственные, а затем – сугубо личные. Селезнев подолгу молчал, все время внимательно слушал писателя, а когда ему нравились мысли собеседника, то он слегка обнимал его за плечи.
Мне удалось некоторые детали разговора запомнить.
– Боязливый пошел у вас депутат, – наседал писатель. – Перестал уважать свое предназначение. Чтобы уважать себя, мало презирать других. Надо сражаться за свои убеждения и отстаивать их. Не позволять правительству унижать себя и не поступаться чувством собственного достоинства ради мелких выгод. Каждый депутат должен прийти к мысли: уж если он избрался, значит, включен в борьбу. Нужно сделать выбор. Либо ты с теми, кто являет собой патриотический, созидательный потенциал общества, либо ты в лагере русофобов и представляешь собой разрушительную силу. Третьего не дано. Сегодня России объявлена, как пишет Грешневиков в своей книге, информационная война. А войну выигрывают, как мне представляется, люди с истинно цельным внутренним миром. Если все их силы и свойства личности востребованы до конца, то они побеждают.
Второй диалог коснулся писательского труда.
– Долг писателя, – Белов говорил уже тихим, спокойным голосом, – заботиться об охране нравственной среды. Нынче многие писатели строчат свои романы не оттого, что хотят выразить свое сокровенное, а потому, что им кажется, будто они умеют писать и сей легкий труд дает большие деньги. Но это не так. Меня сегодня не печатают и не дают гонораров. Вот пообещала Петровская академия наук издать книгу, да что-то молчит. Может, вы, Геннадий Николаевич, узнаете там, в Питере, в чем дело?! Окажите содействие. Заодно помогите с приватизацией квартир, мы с Валей Распутиным давно сдали все полагающиеся документы, но чиновники затягивают дело, грозят выкинуть на улицу. У меня дочь там живет, работает в Кремле в музее, да и я сам часто приезжаю с женой в Москву, то по работе, то за лечением.
Селезнев записал все просьбы Белова на календарный лист, лежащий на письменном столе. Посоветовал представить ему общее письмо от всех бывших депутатов СССР и РСФСР, которые остались жить в столице, и тогда он переговорит с президентом… При этом спикер подчеркнул, что письмо должны подписать в первую очередь экс-депутаты с нерусскими фамилиями. Белов удивился, почему недостаточно их фамилий. Пояснение Селезнева повергло и меня, и Белова в замешательство. Оказывается, в администрации Президента к русским писателям относятся, мягко говоря, плохо. Фамилии Белов и Распутин лишь отпугнут чиновников. Лучше сделать так, чтобы письмо подписали такие депутаты, как Шашвиашвили, Голик, Энгвер. С таким пожеланием мы и вышли из кабинета Селезнева.
Через месяц мне пришлось самому звонить в Петровскую академию. Селезнев хоть и обещал Белову походатайствовать об издании его книги, но не сделал этого. С бывшим министром финансов СССР, премьер-министром СССР Валентином Павловым я не связывался, у меня не было ни телефона, ни желания его разыскивать. Надежда была на питерских ученых. Но «академики» отказались печать очерки и статьи Белова, сославшись на отсутствие денег. И тогда я принял решение: издать эту публицистику самостоятельно, за собственный счет.