Читать книгу В стороны света - Анатолий Жариков - Страница 19

Золотое и серебряное
Булгаков. Дни

Оглавление

Пришла бумажка.

Третий призыв,

третьей власти.


Бегут какие-то,

кричат:

–Новая власть!


–Держи! Держи!

–Кого?

Оглянулся. Меня.


Бегу.

Домой.

В сад.


Тишина.

Наши. Ихние.

Вообще – вздор.

Бег Турбина

Бежал Турбин, бежали улицы,

стирало ветром пыль с лица.

И пол поехал под ногами влево

и небо в ядовитых клочьях вправо.

И, рыжая, смеялась Лена,

и, чёрная, стонала рана.

И на часах свисали усики

житомирского Лариосика.

И снова открывалась рана.

Конец. Нирвана.


***

День отравлен колючим ветром,

застреленным в грязном подъезде Вертером,

недочитанным Шопенгауэром,

привкусом щёлочи в слове «Тауэр»,

голосами в Моцартовой мелодии траура,

заплёванным местной электрички тамбуром,

резкой темой в поэтах улицы и бури.

Выдавливаешь из Чехова:

жизнь – радостная дура.


***

Вычитал нечаянно:

Горький – горько,

Чехов – печально,

Акутагава – отчаянно.


***

Спокойный Гёте,

нервный Шопенгауэр

и озабоченный Бердяев

не загоняли пулю в маузер

и не стреляли в негодяев.

Плевались словом.


***

И пишет шишки на соснах Шишкин,

пишет медведей Медведев.

И Бодлер закрывает на мир глаза

и пишет женщину, которую в мире никто не писал.


***

Вот ещё окно.

Цветаева пишет?

Самойлов курит?


***

В зеркале ангела не увидишь,

говорят, но на себя родного

утром, как после болтанки Ноя

(не брившись, не стригшись),

закартавишь на идиш,

залаешь языком Шекспира,

зафыркаешь Бодлером,

наплюёшь по-русски,

наплачешь по-украински.

И чтобы увидеть небо

широко открытыми глазами

и близко, вытрешь плевки,

поправишь скулы,

отгладишь язык,

возьмёшь бритву

и начнёшь бриться.


***

Там били женщину кнутом,

училку молодую.

Она была женой поэта

и путала Гомера с Фетом.


***

Оглядываюсь:

где Северянин?

А он в весеннем саду.


***

Улыбка Батюшкова, дурман

в остатке лета,

он лижет мятную конфекту,

он шепчет Пушкину, поэту:

–Не дай мне бог, сойти с ума…


***

Зима в руках, в глазах, в носу,

качает ветки на весу,

оркестры сдохли, только медь

воронья, мокрая на треть,

под голубыми небесами

снегурка, лошади и сани,

всё та же мать грозит в окно,

а мальчик замужем давно,

и кажется, тому он рад,

зима, деревня, Александр.


***

Данте писал комедию.

Шестидесятники писали

о шестидесятых.


***

Снег идёт, как грузовик с откоса,

как пишет Пушкин –

стремительно просто.

И падает дождь безмерно и даром,

как пишет Марина –

перпендикулярно.

Позднее замечание

Когда б вы знали, как у Сологуба

беру стихи, не ведая стыда,

как повторяли этот мусор губы,

и Муза мне шептала: «Не беда,

у Фёдора таких полно в запасе,

на Фета штрассе…»

В доме Ф.Сологуба

Здесь небо моё, моя лютня,

свеча, под которой всё видно,

зачем же на улицу к людям

из тёмного дома я выйду?


Здесь старые книги и вздохи

и платья шептаний много,

и пепла последнего крохи

последнего быта земного.

В стороны света

Подняться наверх