Читать книгу Это было недавно, это было давно! К 75-летию Великой Победы. О жизни и борьбе поколений былых и нынешних времен. Издание 2-е, дополненное - Анатолий Корчинский - Страница 19

В 1947 г. я окончил четыре класса и пошел в пятый в соседнем селе. Босиком, в новой рубашке и «новых» брюках. Расстояние до соседнего села – шесть километров. Утром в школу, после уроков домой, и так каждый день. От снега весной до снега осенью в школу ходили босиком. Зимой – в фуфайке и рваных сапогах, которые самому приходилось периодически ремонтировать.

Старший брат Гриша от школы стал увиливать и прятался по дороге в кустах. Мать вынуждена была отдать его в одесское училище ФЗО, где он закрепился и окончил его.

Учиться мне нравилось, правда не переносил учительницу украинского языка, которая говорила «не по-нашему», а именно вместо «шо» – «що», вместо «чого» – «чому», вместо «час» – «годына», и т. п.

Мать ходила на родительские собрания, на которых все учителя меня хвалили, кроме учителей украинского и русского языка. Да и откуда я мог грамотно писать, если изучил буквы только в третьем классе.

У меня был папин кожаный портфель, в котором были тетради, книги, чернильница и кукурузный хлеб. За шесть километров ходьбы мы часто дрались. Девочки называли меня зайчиком, за что получали портфелем по спине. Я был маленького роста, но со мной ходил товарищ – одноклассник-переросток, на две головы выше меня, и он меня охранял, так как я давал ему списывать задачи.

Мы не были неженками, никто не жаловался родителям, так как знали, что если пожалуешься, то тебя «отлучат» от коллектива. Осенью созревали виноградники по дороге в школу, и сторожа разрешали нам есть, но не хулиганить и не портить виноград. Но все равно мы брали виноград в карманы. В драках я, как правило, побеждал. Но, в общем, мы жили дружно, подрались – и тут же помирились. Если случалось, что ребята с других сел кого-то обидели, то мы не давали им спуску. Драки между собой только сплачивали нас, они были беззлобные и не жестокие.

После уборки пшеницы на полях оставались колоски, и мы ходили и собирали. За день насобираешь четверть ведра пшеницы.

Чтобы выжить, мама ходила за 15 километров на рынок, покупала овец, приводила домой, резала их, требуху и жир оставляла в семье, а мясо везла в Одессу на рынок. Я помогал маме нести мясо до станции (15 километров), маму оставлял на станции и бежал домой (я много бегал, меня не зря называли зайчиком). Однажды меня чуть не съели волки. Их после войны расплодилось много, но мне удалось убежать в деревню по пути.

После нескольких поездок в Одессу мать обвинили в спекуляции (даже жутко вспоминать такую дикость) и устроили показной суд в селе. Некоторые сволочи кляузничали на маму и мстили за отца, который их «обидел», возвращая колхозное добро. Мать спасала нас от голода, а ее хотели посадить, но некоторые женщины вступились, и маме дали условный срок.

Дома я помогал матери. Полол огород, носил воду и поливал растения. Мама, чтоб как-то выжить купила коз. Мама приходила с работы поздно, я заготавливал корм (траву) для коз, встречал их со стада и доил.

Козы – умные и чистоплотные животные. Коза всегда обходит грязь и лужи, если никто не видит, то обязательно заскочит в чужой огород, а при окрике выскакивает, как ни в чем не бывало. Особенно прелестны козлята, их ранней весной забирали в дом, и они заскакивали на кровать и мы спали вместе. Они очень игривы, любят залезать повыше, даже на крышу дома. Козлиное молоко очень вкусное, я доил коз, а мама делала с молока брынзу, которая была у нас основной едой. Это позволяло нам выживать и ходить в школу.

После румынских плеток я затаил обиду на религию и, чтобы бороться с «дурманом», я приписал себе год и вступил в комсомол (принимали с 14 лет, а мне было 13). Но мать была глубоко верующая и сказала, что я вступил в чертову шкуру. Ее можно было понять: отца и брата забрали НКВД в 1937 г., и неизвестно, где они погибли, муж погиб на фронте, а она терпит муки и издевательства от властей.

Так мы жили и закалялись в борьбе за выживание в голоде и холоде.