Читать книгу Суворовская юность - Анатолий Степанович Шанин - Страница 9

Уже с первого дня службу внутреннего наряда по роте пришлось нести суворовцам первого взвода, поэтому старший лейтенант Лобан наметил график нарядов. Четыре очередных суворовца сначала изучали несколько статей Устава внутренней службы и получали инструктаж у старшины роты, а потом в назначенное время шли на развод, который проводил дежурный по училищу офицер. После возвращения в помещение роты новый состав наряда принимал у старого документацию и все хозяйство роты по описи. Особенно внимательно принимали пирамиду с оружием, опечатанную печатью старшины. Там стояли четыре малокалиберных винтовки ТОЗ-9. Затем новый дежурный расписывался в книге приема и сдачи дежурств, и оба дежурных по роте шли к командиру роты или лицу его замещающему с докладом о сдаче-приеме дежурства. После доклада новый наряд приступал к несению службы, и очередной дневальный становился у тумбочки при входе в роту. Смена дневальных производилась через каждый час.

В течение суток весь состав наряда отвечал за поддержание чистоты в помещениях роты. Помимо этого, двое дневальных обязаны были до прибытия роты в столовую, подготовить все необходимое для принятия пищи: разложить столовые приборы, получить в хлеборезке и разложить хлеб, масло, сахар, после прихода роты получить на раздаче первые и вторые блюда и разнести на каждый стол. После ухода роты должны были собрать всю посуду и доставить на мойку, навести чистоту на столах и подмести пол.

По уставу необходимо было дежурить и ночью по два человека, сменяясь через каждые два часа, но, возбужденные переживаниями дня, мальчишки в первый раз решили, что они спать не хотят и могут всю ночь не спать совсем. Первое время после отбоя им, действительно, было интересно. Они вчетвером сидели у тумбочки на собранных для утренней чистки прикроватных ковриках и болтали, пока вся рота не заснула. Через некоторое время разговоры пришлось прекратить, потому что в роте установилась полная тишина. Какое-то время у них еще были разные дела: выровнять обмундирование суворовцев, навести порядок в туалете и умывальной комнате, в бытовке, подмести высоченную дворцовую лестницу, вынести баки с мусором, накопившимся в роте за день, на задний двор, где стояли мусоросборники. Но уже после двенадцати они принялись зевать – усталость всего дня и дружное посапывание всего большого коллектива клонили ко сну. Они поняли, что совершили ошибку, решившись на бессонную ночь. Пришлось поделить оставшееся время пополам, чтобы успеть хоть немного поспать. В это время они еще не знали, что потом в течение нескольких лет они будут очень серьезно решать, как поделить ночное время дежурства, и постараются не терять ни одной минуты, отведенной для сна. Шпагин со Стародубцевым решили остаться в первой смене еще на три часа, дав товарищам возможность поспать, потому что уже было смешно смотреть, как Рожков покачивается от усталости, а его глаза совсем слипаются.

– Что будем делать? – деловито спросил Витька, когда они остались вдвоем с Костей.

– Старшина говорил, что надо еще шинели на вешалке заправить, – вспомнил Костя.

Шинели из черного сукна с одним рядом блестящих пуговиц на передней поле надо было заправить так, чтобы пола с пуговицами каждой шинели накрывала впереди висящую шинель. Таким образом, все шинели висели опрятно и ровно, в соответствии с ростом своих хозяев, сверкая рядами начищенных пуговиц, красные петлицы на воротниках выглядели по всей вешалке ровной красной лентой.

– Так я пойду, сделаю, – сказал Витька. Ему явно не хотелось стоять у тумбочки в темном помещении, тускло освещаемом лишь сине-фиолетовым светом ночной лампы. Один вид этого синего ночного света потом еще многие годы жизни после выпуска вызывал у Кости чувство щемящей тоски, холодного одиночества и жуткой безысходности.

– Ладно, – сказал Костя, – я пока постою у тумбочки, а ты разберись там в хозкомнате.

Когда Витька ушел в другой конец спальни и стал в бытовке копаться в шинелях, Костя сходил в свой класс, взял авторучку, нашел почтовый набор, где лежали специальные листы бумаги и конверты без марок, на которые в канцелярии потом проставлялся специальный штамп «Письмо военнослужащих срочной службы. Бесплатно», и вышел на лестницу. Здесь было тихо, немного прохладно, но зато светло от лампы, освещавшей лестничную площадку. Костя пристроился на ступеньке, и, прислонившись к стене, стал писать письмо.

Его письма значительно отличались от письма чеховского Ваньки Жукова, хотя, вероятно, были и такие ребята, кто писал очень похожие письма, жалуясь на трудности своей жизни в училище. Костя раньше уже написал домой о своем поступлении в училище, и о том, что они получили новую суворовскую форму, но сейчас он писал о том, что они начали учиться, что у него появились новые друзья и что ему в училище очень нравится. Он представил себе, как дома получают его письмо, все вместе вечером читают, и слегка загрустил.

Вдруг он услышал, как внизу стукнула входная дверь. Костя быстро собрал уже написанное письмо, конверты и заглянул в лестничный проем. Кто-то поднимался по лестнице, тяжело ступая сапогами.

«Наверно, дежурный по училищу пришел проверить», – понял Костя и стал вспоминать, что во время прихода дежурного офицера нужно подавать команду и докладывать. – «А как же я буду докладывать, когда все спят?»

Он вернулся в помещение, забросил свои вещи в тумбочку и стал рядом с ней, как было положено по уставу. Через некоторое время дверь открылась и, действительно, вошел дежурный по училищу. Костя сделал шаг навстречу, открывая рот для команды, но офицер вовремя движением руки остановил бдительного дневального.

– Все нормально? – тихо спросил он.

– Нормально, – ответил опешивший Костя.

– А где второй дневальный?

– В бытовке шинели убирает.

Офицер, осторожно ступая сапогами, прошел немного вдоль ряда кроватей, пытаясь вглядываться в спящих ребят, но, видно, со света его глаза еще ничего не видели, поэтому он развернулся и сказал:

– Ну, хорошо, продолжайте нести службу, – и, открыв дверь, вышел.

На лестнице сначала застучали его сапоги, потом внизу опять хлопнула дверь. Костя перевел дыхание и побежал в бытовку рассказать обо всем своему другу. Но в бытовке… никого не было. Костя зашел в умывальник, потом в туалет, но там тоже никого не было.

– «Куда же он пропал? – подумал мальчик. – Ведь он же никуда не уходил и даже не проходил мимо. Прямо чудеса какие-то».

Костя еще раз прошел вдоль вешалок с шинелями. Там никого не было. Но потом он вдруг увидел торчащие из-под шинелей ботинки. Костя осторожно раздвинул последний ряд шинелей и увидел, что Витька сидит на полу, прислонившись к теплой батарее, и сладко спит.

– Ты что, одурел? – стал тормошить товарища Костя.

– Подожди, я…, я немного посплю, чуть-чуть…

– Вставай, тебе говорят, – возмутился Костя, – только что дежурный приходил.

– Что? Дежурный, какой дежурный? – спросонья Витька ничего не мог понять, но потом вдруг резко встрепенулся, сон его сразу пропал: – Дежу-урный? И что?

Он быстро поднялся на ноги и посмотрел на Костю шальными глазами.

– Что-что? Сказал, что тебя накажут.

– А-а? – Витька, всерьез испугавшись, вытаращил глаза.

– Да ничего, уже ушел.

– Правда был или обманываешь?

– Правда, был, но сюда не зашел, а то бы… – Костя укоризненно покачал головой. – Ладно, уже пора будить нашу смену, пошли их искать.

Но разбудить разоспавшихся мальчишек посреди ночи было непросто. Артем Рожков только мотал головой, но просыпаться никак не хотел. Глаза на его полном лице никак не хотели открываться. Косте пришлось поднять почти бесчувственное тело друга и посадить его на кровати. Но тот, как пьяный, по-прежнему только качался из стороны в сторону, все время намереваясь вернуться в горизонтальное положение. Костя сердито его подталкивал и пытался негромко объяснять:

– Да вставай же ты, наконец, ваша смена дежурить.

Кое-как ему все-таки удалось растрясти товарища, тот встал на ноги и стал медленно одеваться. Неподалеку Витька почти точно также поднимал Бориса Самгина. Только после того, как они убедились, что суворовцы другой смены встали и оделись, можно было ложиться самим. Костя быстро разделся, лег в постель и вытянул ноги. В голове что-то поначалу гудело, а потом он просто провалился куда-то далеко-далеко.