Читать книгу Тропами Кориолиса. В подворотнях темной ночи - Анатолий Юрьевич Шендриков - Страница 5

Это был последний привал перед возвращением. Чтобы спрятаться от обжигающего кожу сырого, еще морозного утреннего ветра, Ганс и Портной нашли место за небольшим скалистым уступом и развели костер. Даже в сумеречном свете уходящей ночи красота андалусийских полей, что не захлебнулись в стылых водах нового Северного Полярного океана, припорошенных подтаявшим мокрым снегом, завораживала. Эта картина напоминала танец двух стихий: огня и ветра, где огонь олицетворял навсегда утерянное цветущее изобилие прошлого, а ветер – холодное и беспощадное настоящее, беспросветное одиозное будущее.

– Погляди на Рыжего, как устроился?! – указал Ганс Ланге на отдыхающего у костра пса (это был пес Портного – древней породы боснийских гончих6, которому было около десяти лет отроду, умное и верное животное). – Ему ведь вообще плевать на все, что происходит?

– Надеюсь… – вздохнул Портной.

– Хотел бы я оказаться на его месте, – скинув капюшон пуховика и подложив руки под голову, задумался Ганс. Легкая улыбка осветила его лицо.

Дрова тихонько потрескивали в небольшом костерке, обложенном обычным бутовым камнем, и языки пламени отсвечивали от темных запотевших стен скалистого уступа. Необходимо было просушить носки и обувь, чтобы не схватить простуду или ещё чего-нибудь похуже, а также перекусить и собраться с силами. Поужинав распаренным рисом с сельдереем и сухой горчицей, Портной раскурил с Гансом папиросу из обычного сырого табака и Корри – нового вида – помеси растения и гриба, появившегося после падения астероида. Ученые долго не могли определиться, к какому царству живых организмов относится это нечто. Но, проведя некоторые исследования, выяснилось, что корри – это феномен, образовавшийся вследствие влияния радиационного фона упавшего астероида, симбиоз, которого раньше не случалось между обычной коноплей и состоящего с ней в микоризе7 некоего гриба. Родиной корри, соответственно, стал считаться Сенегал. Самое удивительное в этом виде было то, что растет оно только в местах бывшего обитания человека. Дело в том, что жизненно-важной составляющей для корри является наличие канцерогенов в почве, которые попали туда искусственным путем через выхлопы автомобилей, выбрасывание вторичных продуктов после приготовления пищи в виде отходов, оставшихся как следствие производства некоторого сырья и тому подобное. С виду корри было похоже на круглый гладкий гриб, достигающий размера теннисного мячика и чуть меньшего размера волосатого корня. Он неприхотлив в уходе и растет весь день. Это растение вмиг приобрело популярность, особенно на фоне случившегося апокалипсиса. Каждый свободный угол, где есть хоть немного влаги и почвы, заполонили эти салатового цвета растения с горизонтальной серой полоской, опоясывающей плод, точно Венец Фрачека, окольцевавший по экватору планету. Корри можно было употреблять в пищу, очистив от волокнистой мягкой кожуры, которую просто забивали с табаком в папиросы, перед тем хорошенько просушив. Папироса, заправленная шелухой корри, давала легкий расслабляющий наркотический эффект – это ей досталось от знаменитого предка-растения. Из-за этого со временем термин «Корри» стал ассоциироваться со словами «удовольствие», «блаженство», «наслаждение». А еще из корня корри готовили лекарства и использовали вместо хмеля для приготовления некоторых алкогольных напитков.

Затянувшись ароматным дымом смеси табака и корри, Портной решил открыть еще и бутылочку рома, чтобы окончательно расслабиться, не забывая и о солнечной радиации, уровень которой теперь зашкаливал из-за отсутствия магнитного поля Земли и сильно истощенной атмосферы над материковой частью планеты. Некоторые виды алкогольных напитков немного гасили и успокаивали эту разыгравшуюся бестию, способную привести к серьезным заболеваниям и даже к смерти.

– Ну, пока у тебя не выросла шерсть, как у Рыжего, предлагаю испробовать со мной вот эту вот… – предложил Портной, повертев бутылку в руках, но, так и не сумев прочитать названия, – прекрасную выпивку.

– А давай! – выхватив у него бутыль янтарного ядреного рому, выкрикнул Ганс Ланге. Но, сделав глоток, закашлялся и сплюнул его в костер, в котором тот вмиг воспламенился и сгорел, оставив за собой аромат карамели и пряностей.

– Дай сюда, изверг! – усмехнулся Портной. – Видимо, тебе и в самом деле проще отрастить шерсть, чем научиться пить алкоголь.

Дремлющий у костра Рыжий иногда недовольно похрапывал. Своей болтовней друзья мешали ему спать. Казалось, это единственное, что могло потревожить зверя. Но нет. Неожиданно пес вскочил и беспокойно взвыл. «Вуф-Вуф!..» – протянул он, стряхнув со своей дрожащей худой спины покрывало, которым заботливо прикрыл его хозяин, чтобы тот не замерз.

– Ладно-ладно, мы больше не будем тебе мешать, дружище! – отшутился Ланге.

– Тихо! Помолчи, Ганс… – прислушиваясь и вглядываясь вдаль, попросил его Портной. Он знал, что Рыжий не будет без причины выть на Луну или лаять, словно вредная мелкая шавка, впечатленная кошмарным сном про котов-убийц или тараканов-ниндзя. Это был взрослый и спокойный пес, история породы которого уходит за пределы двух тысячелетий. – Рыжий не стал бы просто так лаять. Затуши костер! – попросил он Ланге.

Ганс, не задавая лишних вопросов, резко схватил согревающее его ноги одеяло и бросил его на костер, чтобы ограничить приток кислорода. Портной тем временем прижал к себе пса, успокаивая его и поглаживая по голове. Рыжий перестал лаять, но продолжал озабоченно поскуливать.

– Ты что-нибудь слышишь? – шепотом обратился Ганс.

– Нет… и не вижу, – взволнованно посмотрел на него Портной.

Друзья знали, что этот новый мир полон опасностей со стороны как диких зверей, так и людей. И если животное просто пытается найти себе пищу, чтобы выжить, то человек не упустит возможности воспользоваться всеми благами анархии и просто насладиться безнаказанностью, просто так, ради забавы ненадолго слететь с катушек. Отторжение каких бы то ни было норм, мародерство, тяга к жестокости, саморасправе и другие отголоски неконтролируемой социопатии процветали в полной мере. Они, словно чума, преследующая кризис, распространялись с бешеной скоростью, развивались и трансформировались в невообразимые формы – гибриды глупости и жестокости.

Вдруг откуда-то неподалеку, может быть, в полукилометре, где располагалось незащищенное гигантское плато, послышался свист. Рыжий попытался вырваться из рук Портного, но ему не удалось. Получилось лишь залаять. Но хозяин не растерялся и быстро приструнил его, замотав в брезентовый полог, который прежде укрывал животное от холода, чтобы тот не смог выдать их присутствия незваным гостям. Из-за уступа, где они находились, происходящего видно не было. И поскольку Портной был занят разъяренным псом, на разведку пришлось идти Гансу. Вернее, ползти. Медленно, по-пластунски, он подполз к краю уступа и аккуратно выглянул из-за него. Ему хватило мига, чтобы испугаться и вновь спрятаться.

– Ну, что там? Говори! – с любопытством обратился к нему Портной.

Ганс зажмурил большие серые глаза и расстегнул верхнюю пуговицу клетчатой рубашки. Из-за нахлынувшего волнения он вовсе позабыл о холоде, несмотря на то, что столбик термометра еще уверенно держался на минус двадцати-тридцати градусах по Цельсию. И пар валил от его дыхания так, будто он глотнул кипятка.

Он набрался смелости, еще раз посмотрел за уступ, и, повернувшись, ответил:

– Ты сам должен это увидеть!

Поменявшись местами с Портным, он прижался к укутанному, словно младенец, Рыжему, пытаясь успокоить дыхание и настигший ужас от увиденного в сумраке.

Портной достал старый потертый театральный бинокль, который благополучно умещался во внутреннем кармане его длинной болоньевой коричневой куртки, и устремил взгляд на происходящее на плато. Тишина, нарушенная свистом, потревожившим, в первую очередь, пса, уже давно сменилась дикими возгласами, руганью и пьяным радостным женским распутным смехом. Но все это, словно нездоровыми кровеносными сосудами, сходилось в лимфу криков отчаянья и боли. Крики страданий принадлежали тем, кто находился посреди этого гнусного круга.

– Кто-то затеял жестокую игру, – тихонько прокомментировал Портной.

Посреди небольшой площадки, окруженной толпой около двухсот с лишним одетых в отрепья пьяных оборванцев с гнилыми зубами, метались из стороны в сторону три человека, пытающиеся вырваться за ее пределы. Но их отталкивали, пинали, оплевывали вонючей выпивкой и кидали под босые ноги стеклянные бутылки. Это были взрослые мужчина, женщина и мальчик-подросток. Также внутри этой площадки кружили два мотоциклиста в касках, с прицепленными к транспортному средству колясками. Снег, испачканный расцарапанными пятками бедолаг, вздымался из-под колес мотоциклов, создавая вихрь и как бы намекая: «Не торопись… кровавый шабаш только набирает обороты».

Толпа резко притихла, мотоциклисты остановились по разные стороны круга, а троица, как стало парням понятно, жертв, впиваясь пальцами друг в друга и сжимая в обреченных объятиях, попятилась потихоньку назад. В центр на открытом паланкине четверо крепких юношей вынесли из фургона здоровенного лысого мужика и поставили на заранее выкаченные и установленные жестяные ржавые бочки. На его волосатой, мерзкой свисающей груди, подпираемой жирным брюхом, болталась толстая цепь с неким золотым символом, состоящим из круга с двумя горизонтальными параллельными линиями внутри. Толстяк поманил указательным пальцем трясущегося худощавого парнишку, который стоял напротив него в объятиях мужчины и женщины. Лысый наклонился, сказал что-то парню на ухо, и тот, опустив плечи, медленно волоча костлявые ноги, побежал обратно к своим. Затем мужик поднял вверх указательный палец и сделал пару вращательных движений в воздухе, после чего толпа взвыла от восторга. Носильщики быстро выбежали в центр площадки, забрали мужика и унесли прочь. Двигатели мотоциклов снова заревели, и на этот раз на площадку вышли еще два человека в мотоциклетной экипировке, неся в руках длинный деревянный шест с привязанным, словно к удочке, к наконечнику большим тройником-кошкой, болтающимся на веревке. Гибкий и в то же время достаточно прочный шест вставлялся в специальное отверстие в передней части коляски мотоцикла и закреплялся движением вполоборота. Позади же коляски, в свое время, был установлен железный противовес.

– Что, «рыбалка»?! – переспросил Ганс.

– Очень плохо слышно, но, скорей всего, да, – неуверенно ответил Портной.

Толпа скандировала «Рыбалка-Рыбалка!..», насколько мог разобрать доносящиеся издалека звуки Портной, пытаясь еще и успевать комментировать происходящее. Прозвучали финальные овации, и «игра» началась. Мотоциклисты рванули по площадке за жертвами, пытаясь зацепить их на закаленный стальной крючок, болтающийся из стороны в сторону, которым с помощью рычага под шестом должен управлять, словно вышедший на марлиновый троллинг8, «рыбак», сидящий в коляске. Их заносило на снегу, и один раз «рыбак» даже выпал из мотоцикла, но быстро вернулся на место под сопровождение отвратительнейшего смеха и улюлюканий своих поклонников. Первой, как ни странно, попалась хрупкая женщина. Не успев увернуться от болтающегося на толстой бечевке тяжелого крючка-тройника, она отпружинила в воздух под оглушительный рев толпы и крик собственных страданий. Ее пронзило насквозь, прямо под правой ключицей. Тщетные попытки вырваться из смертельного плена закончились лишь еще большими страданиями. Через несколько мгновений она потеряла сознание от болевого шока. Первая команда выехала за пределы круга, чтобы снять «улов» и переложить в «садок», как это подобает настоящему рыбаку. Конечно, никакого садка не было. Женщину просто грубо сорвали с крючка и бросили на снег. Вторая команда тем временем продолжала преследование оставшихся «обитателей водоема». Видно было, что эта команда не такая сплоченная и отчаянная, так как мечется между двумя целями, не в силах определиться, кто будет первым, и это сыграло против них же самих. Когда они гонялись за парнишкой, мужчина разогнался и в прыжке сбоку атаковал водителя мотоцикла, после чего те перевернулись. Водитель слетел вместе с мужчиной, а вот «рыбака», сидящего в коляске, накрыло мотоциклом и вмиг свернуло шею. Он погиб на месте – без мучений, хоть он их и заслуживал. Мужчина оседлал водителя сверху, окровавленными пальцами сорвал с него шлем и начал колотить, чем попало: кулаками, локтями, лбом. Но дело закончил мальчик, схватив своими худенькими слабыми тоненькими ручками отвалившееся колесо мотоцикла и ударив им сверху водителя по голове. Травмы были несовместимыми с жизнью. Команда рыбаков пала. Народ притих, а затем снова взвыл, аплодируя и скандируя: «Мойва одержала победу!», «Тухлая сардина одолела пиратский корабль!» – и другую подобную ересь в адрес победителей.

– Мы должны им помочь, надо что-то делать! – протараторил Ланге, будто не понимая, что тем самым лишь найдет свою погибель.

Толпа продолжала реветь. Но рано было радоваться. Первая команда, сняв женщину с крючка, неожиданно вернулась на арену и ловким движением вздернула мужчину, прокрутив его прямо над головами толпы. Крючок впился ему прямо в затылок. Мальчик, стоящий рядом, упал без сознания, не в силах выдержать такого потрясения. А толпа ревела с еще большим восторгом, с еще большей кровожадностью, ненасытностью, ненавистью. Затем все затихло, народ разбежался по машинам, оставив за собой лишь кучу мусора и два тела посреди этого безрассудства. Погибших рыбаков и мальчика они забрали с собой, оставив окровавленную добычу на растерзание дикой пустоши.

Выждав некоторое время, Ганс и Портной спустились вниз, чтобы посмотреть, есть ли кто живой среди них. У мужчины не было шансов, а вот женщина еще была жива. Она ненадолго пришла в себя, но была уже не жилец. Потеряв много крови, она успела лишь сделать глоток рома, чтобы смерть не казалась такой мучительной, и промолвить: «Мы всего лишь отказались от их предложения!», затем сделала пару вздохов и отправилась в мир иной. Они так и не узнали, кто эти люди, откуда пришли и что за предложение им сделали. Да даже если бы и узнали, то не стали бы ничего менять: от увиденного и так уже несло ужасом. Хотелось лишь поскорее убраться домой и там уже напиться до беспамятства да позабыть эту жуткую картину воплотившегося безумия.

Похоронив в холодной каменистой земле рядом друг с другом этих несчастных, парни схватили лямки и потащили за собой сани с ящиками, заполненными различными полезными предметами. На этот раз ценностей было не очень много, но, по крайней мере, для своей основной работы в городке Портному удалось раздобыть достаточное количество кожаных и трикотажных заготовок, а Ганс в свое время собрал набор ржавых, но еще вполне пригодных, инструментов, проводов и окислившихся батареек. Ведь, в первую очередь, главной задачей каждой добровольной вылазки из поселения было обеспечение себя реквизитом для работы на ближайшее время. И такая вылазка не должна была длиться дольше недели-двух. Это же не знаменитая многомесячная почетная поисковая экспедиция «Искателей Света Пальмиры» по исследованию мифических восточных или, того опаснее, юго-восточных земель.

Снег периодически напоминал о долгой и холодной ночи. Как отголоски нескольких месяцев кромешной тьмы и жизни при свете свечей да тусклых ламп, природа навеяла настоящую вьюгу. Снег был липким и уже не таким скользким. И на сани постоянно налипали огромные белые комки, которые значительно снижали скорость передвижения. Приходилось чаще смазывать их салом, ведь парафиновая смазка давным-давно закончилась.

– Те варвары двинулись в сторону Арриате. А мы через несколько часов достигли окрестностей Западной Пальмиры, – закончил свой рассказ Портной.

– Это может быть типичная банда разбойников или живодеров, – предположил один из замов, тот, что до этого молчал, иногда недоверчиво мотая головой.

– Может… но банда может быть не одна. Она может оказаться лишь незначительной частью чего-то большего. Мы должны быть готовы ко всему, – заключил Рауль Маноло. – Большое спасибо, ребята! Вы очень помогли нам своим рассказом. Мы пригласим вас, если понадобится какая-либо помощь. Единственная просьба: никому пока не рассказывайте об этом происшествии, – поблагодарил он рассказчиков, и те удалились.

Рауль Маноло снова остался в зале со своими заместителями.

– Ну что ж, эта информация открывает нам глаза на многие вещи, – с грустью в голосе произнес он. – Но, вероятно, нам повезло. Хронологически в тот момент на маяке проходили ремонтные работы, и поэтому варвары просто не заметили нашей Пальмиры.

– Рауль, они всего лишь мальчишки, которые могли запросто приукрасить увиденное. А зная, в какое время живем, любая стычка с бандитами – это, как минимум, одно перерезанное горло, – обратился к нему Маурицио Каррера.

– Послушай, Маурицио, часто ли ты за ужином придумываешь подобные истории? Ребята не врут, я им верю – и точка! – утихомирил его вождь. – Ладно бы не было причин для беспокойства, а так-то все сходится. И теперь банда, а не группка бандитов, о которой они нам рассказали, будет пока оставаться под номером один в списке очевидных причин исчезновения людей и потери связи с другими поселениями. И еще одно «но» – нам, на всякий случай, нужно подготовиться к внезапному нападению. Еще раз, и в последний раз, повторяю: заприте напрочь ворота, никого не выпускайте. Впускайте лишь жителей поселения, вернувшихся с вылазки. Вновь пришедшим, если такие вдруг появятся, пусть часовые предлагают временно разместиться в «свободных номерах» Меркадильо. До выяснения личности. Займитесь укреплением стен Пальмиры. Сделайте так, будто это профилактические меры предосторожности, чтобы не сеять панику. Когда придет время, я сам сообщу людям обо всем. Пока на этом все! Продолжаем готовиться к параду в честь экспедиции. Сейчас на повестке дня это задача номер один. Думаю, что именно благодаря искателям нам все же удастся расставить все точки над «И»!