Читать книгу Триллион долларов. В погоне за мечтой - Андреас Эшбах - Страница 15

– Нет проблем, – сказал Эдуардо, вышел и вскоре вернулся со списком на несколько страниц, который и вложил ему в руку. – Пожалуйста. Номера телефонов и адреса всех людей, которых ты знаешь.

– Список людей, которых я знаю? – Джон не поверил своим ушам. – Откуда у тебя список людей, которых я знаю?

– От Дэллоуэя. Этот детектив должен был разыскать тебя. Я давно хотел показать тебе, чтобы ты посмотрел, все ли на месте.

Детектив проделал хорошую работу. Большинство имен казались Джону едва знакомыми, но через некоторое время он вспоминал, что речь идет об однокласснике из начальной школы, соседях его родителей или людях из компании Сары. Мурали из службы доставки пиццы тоже был здесь, равно как и прачечная, где он работал, и его квартирная хозяйка мисс Пирсон.

– Зачем, ради всего святого, – спросил Джон, – тебе понадобился этот список?

Эдуардо усмехнулся.

– Есть страшная тайна, о которой ты ничего не знаешь.

К огромному удивлению Джона, Эдуардо повел его именно к той пристройке, что была видна из окна его комнаты, по поводу которой он размышлял, что там происходит.

Строение это, как рассказал Эдуардо, пока они шли по запыленному дворику, на протяжении столетий было конюшней, а после войны использовалось как мастерская. Дверь из толстых досок была старой, тяжелой и косой, но замок на ней висел новехонький. Внутри пол, стены и потолок были отделаны фанерой, но сквозь запах древесины все еще проступали запахи козьего помета и машинного масла. Небольшой узкий коридор вел в маленький офис, где стояли три письменных стола, за которыми сидели три женщины, а остальное пространство было занято деревянными полками со множеством коробок и ящиков.

– Это, – пояснил Эдуардо, разведя руками, – твой секретариат.

– Что-что? – воскликнул Джон.

Эдуардо подошел к одной из женщин.

– Синьора Ванцетти. Английский и французский устно и письменно, по образованию конторский служащий. Она возглавляет бюро.

Та кивнула Джону с неуверенной улыбкой. Он узнал в ней женщину, которая утром после праздника помогала мужчине разгружать ящики.

– Buongiorno, – мимоходом ответил Джон. – Эдуардо, что все это значит?

– Синьора Муччини, – продолжал представлять Эдуардо. – Английский и испанский, немного португальский, причем оказалось, что он нам не нужен. – Женщина, грубая итальянская mamma, смущенно, словно подросток, уставилась в пол, словно Джон был поп-звездой, с которой она никогда не предполагала встретиться лично.

– И синьора Тронфи – русский и польский бегло, все остальные славянские языки на достаточном уровне для того, чтобы разбирать письма. – Синьора Тронфи улыбнулась широкой улыбкой.

– Письма. – Теперь Джон заметил, что столы были завалены стопками писем.

– С того дня, как твое имя появилось в газетах, – пояснил Эдуардо, – на нас обрушиваются потоки писем. Тысячи писем, адресованные тебе или нашей конторе, каждый день. Грубо говоря, есть три вида писем. Первые – предложения руки и сердца. – Он указал на несколько стоящих в ряд белых коробок, на которых черным карандашом были нарисованы сердца. – Их мы складываем сюда. Сотни женщин разных возрастов, которые хотят выйти за тебя замуж. Из фотографий, которые они присылают, можно было бы составить порножурнал. Вторые – письма с угрозами, – он поднял черную коробку, на которой была наклейка с черепом, как на бутылках с ядом, – угрозы убить, угрозы похитить тебя, причинить вред твоей семье, все психопатические штуки. Это поступает каждый день сюда, а потом в полицию. Наверное, у Интерпола уже появился отдел, который занимается только тобой. И третьи, – он указал на коробки, на которых были нарисованы долларовые значки, несколько рядов, полок, сложенных друг на друга, огромное множество, – письма с просьбами.

– С просьбами?

– От людей, чьему единственному ребенку срочно нужна операция, которую они не могут оплатить. Людей, потерявших незастрахованный дом и все имущество при пожаре. От безработных матерей-одиночек, которые не знают, как прокормить ребенка. От мужчин, из-за несчастного случая утративших работоспособность и не получающих пенсию. – Джон увидел, что ящики были помечены различными буквами для разделения на категории. Эдуардо показал коробку с надписью $$-А, потом на ту, где было сокращение $$-В. – От деловых людей, которые вот-вот разорятся и уже не могут получить кредит в банке. От изобретателей, которым нужны деньги, чтобы воплотить в жизнь свое открытие, сулящее фантастические прибыли, и запатентовать его. Землевладельцы предлагают тебе участки, где предполагается наличие нефтяных месторождений. Или золота. Или платины. Или урана. Но большинство писем, – продолжал Эдуардо, подходя к коробке с маркировкой $$-С, каких было больше всего, – приходят из благотворительных организаций всего мира. Они здесь все представлены. Система государственного обеспечения слепых. Обеды для бедных. Армия спасения. Проекты в африканских деревнях. Библейские миссии. Спасение беспризорных. ЮНИСЕФ. «Хлеб для мира». Фонд помощи голодающим всего мира. «Каритас». Организация помощи беременным. Служба ресоциализации заключенных. Облуживание детей, больных раком. Акция за честную торговлю со странами третьего мира. Помощь в борьбе со СПИДом. Болезнью Альцгеймера. Помощь наркозависимым. Организация по борьбе с туберкулезом. Поддержка междугороднего партнерства. И Общество по сохранению ретороманского языка тоже нельзя забывать.

– Общество по сохранению ретороманского языка? – переспросил Джон, с глупым видом таращась на колонны заполненных письмами коробок и коробочек.

– Это прибыльное занятие, – мрачно заметил Эдуардо, – тут нельзя обманываться. У вас в Штатах это называется фандрайзингом. Существуют курсы по написанию таких писем, советники по фандрайзингу для находящихся в бедственном положении организаций, все, чего твоя душа пожелает.

Джон снял наугад крышку с одной из коробок и вынул оттуда письмо: толстенное, с приложенным к нему проспектом. Речь шла о сохранении видов и охране природы, и ему предлагалось принять участие в проекте по защите региона Южной Амазонки, внеся сумму в несколько десятков миллионов. Для начала.

Эдуардо заглянул ему через плечо.

– Защита животных! – проворчал он. – Эти самые усердные. И ведь это имеет самое небольшое отношение к будущему человечества.

Джон попытался собраться с мыслями. Тысячи писем, невероятно!

– А если предположить, что кто-то, кого я действительно знаю, написал мне письмо? Оно ведь пропадет в этой бездне.

– Надеюсь, нет, – сказал Эдуардо. – Потому что для этого у нас есть список. – Он указал на листки, которые Джон по-прежнему сжимал в руках. – Каждое из писем, которое придет от одного из этих отправителей, будет передано тебе.

– До сих пор никто ничего не написал, – пропела синьора Ванцетти.

– Нет, сегодня кое-что пришло! – вставила мамочка Муччини и опустила руку в маленькую ярко-красную коробку. – Вот!

Она протянула Джону бледно-голубой конверт из колледжа Хопкинс Джуниор, Нью-Джерси. Джон разорвал его, бегло прочел лежавшее внутри письмо.

– Полное безумие.

Ему хотели присудить статус почетного выпускника и почтить на празднике выдающихся выпускников. Джон покачал головой и положил письмо вместе со списком обратно.

Когда они вышли из пристройки, ощущение было такое, будто его переехал паровой каток.

После ужина Кристофоро Вакки, как обычно, поднялся, но, проходя мимо Джона, он снова положил ему руку на плечо, в точности так, как тогда, целую вечность тому назад, в Нью-Йорке, наклонился немного вперед и произнес:

– Я должен сказать вам кое-что еще, Джон: пусть у вас вскоре будет свой дом, вы пойдете своей дорогой, но вы всегда будете у нас желанным гостем. В любое время, Джон, что бы ни случилось. Пожалуйста, никогда не забывайте об этом.

Джон удивленно поднял глаза, взглянул в морщинистое лицо, в усталые глаза со зрачками-безднами и пообещал. Padrone кивнул с понимающей улыбкой, еще раз сжал его плечо и побрел прочь.

Следующим отправился спать Альберто.

– Я буду очень рад, если вы время от времени будете приезжать к нам, – заметил он, довольно подмигивая. – Недалеко ведь, на вашем «феррари»… И раз уж мне довелось пережить исполнение нашей задачи, то меня интересует, что будет дальше, если вы понимаете, о чем я говорю.

И они остались на террасе вчетвером, при свете звезд и нескольких свечей в садовых подсвечниках: Джон, Эдуардо и его родители. Жена Грегорио рассказала пару веселых историй из школьной жизни. Конечно же, в деревне стало известно о том, какую роль сыграли Вакки в случае с состоянием Фонтанелли, поэтому пришлось рассказать младшим классам, сколько это – триллион, а в старших классах – о процентах и сложных процентах.

– На сегодняшний день уже десять детей решили положить свои карманные деньги на книжку, чтобы деньги получили их потомки в двадцать пятом столетии. Я думаю, об их будущем можно не беспокоиться.

Грегорио убирал волосы со лба так же часто, как их сбрасывал туда ветер.

– Еще немного о делах, Джон, – с нарочитой серьезностью произнес он. Его жена приобняла его, поправила ему рубашку, слегка дернула за ухо, очевидно, намереваясь заманить его в постель. – Вам и в дальнейшем понадобятся юристы, и я хочу предложить наши услуги. Мой отец не упоминал об этом, но кроме вас или, скажем так, вашего предка, у нас бывают и другие клиенты. Не потому, что нам нужны деньги, а для того, чтобы оставаться в форме, быть в курсе новейших изменений, чтобы быть именно теми адвокатами, которые нужны самому богатому человеку в мире.

Джон охотно кивнул.

– Конечно. Не вопрос.

– Хорошо, – ответил удовлетворенный Грегорио. И они попрощались.

Джон увидел, как тот поцеловал свою жену со страстью, которой он от него не ожидал, а затем их силуэты слились с темнотой внутри дома.

Эдуардо отпил вина из своего бокала и негромко рассмеялся.

– Не беспокойся. Я еще не ухожу и не буду говорить слащавых слов прощания. Так поэтапно, как в Нью-Йорке, мы говорим только после того, как тщательно отрепетируем это.

– Вы это репетировали?

– Как пьесу, скажу тебе по секрету. Ты бы тоже так поступил, если бы у тебя на глазах двадцатипятилетний парень умер от инфаркта только потому, что унаследовал пару миллионов. – Эдуардо пожал плечами. – Мой отец видел это в конторе, где он проходил обучение. Это было давно.

Они подтянули два стула с металлической спинкой, чтобы можно было положить на них ноги и смотреть на море, подставили столик для бокалов, бутылку вина и свечи. Было тихо, с моря долетал приятный ароматный ветер, а в темноте под ними пели сверчки.

– Честно говоря, – признался Джон через некоторое время (ведь истина в вине), – я понятия не имею, что мне делать. Не просто из-за пророчества, а вообще. Что делать? Я перееду на ту виллу, оббегу все комнаты, насмотрюсь на них, а потом? Что делать потом? Как мне проводить дни, если уж задаваться столь банальным вопросом?

– Ой-ой, – сказал Эдуардо и подлил себе вина.

– Я имею в виду, что не могу же я все время ходить за покупками.

– Верно.

– Я мог бы раздать деньги.

– Идей по поводу того, кому ты мог бы их раздать, у тебя целые коробки.

– Да. Но почему-то мне кажется, что это не то.

– Кроме того, таким образом деньги могут вскоре закончиться. Миссис Ванцетти ведет книгу, и адресаты постоянно добавляются. Думаю, от пятисот миллиардов долларов или около того ты мог бы уже избавиться и с помощью имеющихся на сегодняшний день.

Джон взял свой бокал и выпил баснословно дорогого кьянти, словно ему нужно было утопить свои чувства.

– Знаешь, я задаюсь вопросом, чем занимаются целый день богатые люди. Что они делают, когда им не нужно работать, чтобы не казалось, будто жизнь проходит зря?

Эдуардо шумно вздохнул.

– Ну… можно работать на общественных началах. Pro bono[28]. Как мы. И мне нравится, что можно жить не на заработки.

– Но ты чему-то учился. Ты кое-что умеешь. А у меня даже аттестат никуда не годится, а учился я только развозить пиццу и катать рубашки.

– Но ведь сейчас ты можешь научиться всему, чему захочешь. Можешь купить диплом или закончить курс, если хочешь. Весь мир у твоих ног.

– Да, хорошо. Но вообще-то я никогда не хотел учиться и сейчас не хочу. Я сам себе кажусь сейчас совершенно неестественным. Как будто я просто в отчаянии ищу интересную игрушку.

– Ты ведь раньше рисовал. Что с этим? Художественное дарование?

– Я начал рисовать, потому что у меня была девушка, которая рисовала. Чем больше времени проходит с тех пор, как мы расстались, тем меньше я понимаю, что находил в этом. Нет, я не художник. Я совершенно бездарен в области искусства. – Джон вздохнул. – Я вообще бездарен. Нет у меня таланта к тому, чтобы быть богатым.

– Ох-ох, – снова произнес Эдуардо, и они стали молча смотреть на светящееся серебром море.

Ветер посвежел.

Звезды безразлично сверкали над ними.

В кустах внизу завозился какой-то зверь.

– Ты чувствуешь себя богатым? – вдруг спросил Эдуардо.

Джон вздрогнул, очнувшись от задумчивости.

– Что?

– Может быть, это все глупости. Просто пришел в голову вопрос. Чувствуешь ли ты себя богатым?

– Хм… – Джон выпятил губы. – Чувствую ли я себя богатым? – Он задумался. – Как я вообще себя чувствую? Понятия не имею. Это все оказалось сильнее меня, понимаешь? Месяц назад я был бедным развозчиком пиццы, и самоощущение изменилось не очень сильно. Ладно, сейчас я знаю, какова на вкус икра, в шкафу у меня висят костюмы от братьев Брукс… но все это кажется мне сном. Кажется нереальным. Как будто завтра утром все снова закончится.

– Может быть, дело в том… – размышлял Эдуардо, покачивая бокалом с вином, в свете звезд казавшимся похожим на кровь. – Видишь ли, я всю жизнь размышлял над этими вещами – быть бедным, быть богатым, иметь деньги и так далее. С самого детства. И я заметил, что богатые люди мыслят не так, как остальные. Они не лучше, в целом они даже хуже, но они мыслят иными категориями. Я точно не знаю почему – может быть потому, что не приходится мыслить категориями, когда речь идет о чистом выживании. О квартплате и деньгах на рождественские подарки. Деньги просто есть, когда ты богат, как воздух и вода.

– Ты хочешь сказать, что богатые люди никогда не думают о деньгах? – Джон скептически посмотрел на него сбоку.

Эдуардо нахмурил лоб.

– Ты прав, этого утверждать нельзя. Некоторые вообще ни о чем ином и не думают. Но в душе они все еще бедны. Когда в душе ты считаешь, что у тебя недостаточно денег, то, даже имея на счету двадцать миллионов долларов, ты будешь продолжать пахать, чтобы довести свой капитал до сорока миллионов и так далее. Таких больше чем достаточно. Это верно.

– Но ведь тогда дело абсолютно не в том, сколько денег у того или иного человека, – заметил Джон. – Тогда это скорее вопрос характера, страхов и так далее, и тому, у кого на счету двадцать миллионов, а он все еще чувствует себя бедняком, лучше пойти к психиатру?

– Да. – Эдуардо отставил бокал и потянулся. – Но такие не все. Есть люди, которые по-настоящему умеют обращаться с богатством. У меня было неясное представление… Ты богаче сотни самых богатых людей мира, вместе взятых. Ты – сам по себе класс. Поэтому я подумал, что, может быть, когда ты по-настоящему освоишься… однажды… тебе что-нибудь придет в голову. Что-то невиданное. Что-то, о чем не думал никто. Исполнение пророчества.

Джон набрал в легкие воздуха и стал выпускать его короткими порциями.

– Думаешь? Я вообще не представляю себе, что это может быть.

– Если бы все было так просто, я бы тоже придумал, – признал Эдуардо. – Ведь, в конце концов, я этим всю жизнь занимаюсь. Но кто знает – быть может, видение Джакомо Фонтанелли всего лишь кошмарный сон, и нет такого решения. Тогда он просто был человеком, у которого хандра, равно как и мои предки, и все вместе они сделали тебя богатым человеком – бессмысленно богатым.

– Потрясающе, – вздохнул Джон и вдруг рассмеялся воркующим смехом, поднявшимся из самой глубины живота. – Знаешь, я никогда в жизни не думал, что буду сидеть и страдать от того, что слишком богат. Это ведь верх неблагодарности, да?

– Наверное, можно сказать и так, – усмехнулся Эдуардо.

На протяжении следующих дней Джон занимался с такой тщательностью, которая удивляла его самого. Однажды после полудня он попросил Эдуардо посвятить его в тайны компьютера, стоявшего в подвале имения и напоминавшего контрольный центр из фильма о Джеймсе Бонде. Нужно было открыть несколько внушавших уважение замков, чтобы попасть внутрь, а затем оказаться в неоновом свете за белым столом, где стоял маленький современный компьютер, по экрану которого бежали пестрые числа со множеством знаков: состояние счетов в банках всего мира. Они, как объяснил Эдуардо, считываются, как и на компьютер в конторе, посредством линии для передачи данных, только здесь было достаточно простого серого кабеля и неброской пластиковой коробки на стене.

То, как Эдуардо обращался с клавиатурой и мышью, позволяло предположить, что он разбирается в этом наилучшим образом.

– Сохранение данных, – пояснил он, вставляя дискету в прорезь прибора, сигнальная лампочка на котором тут же сменила цвет с зеленого на красный. – Если мы потеряем все пароли и тому подобное, тебе придется ездить по всему миру, удостоверять свою личность для каждого счета и заполнять целую гору формуляров. Ты можешь себе представить, сколько времени ты будешь заниматься двумястами пятьюдесятью тысячами счетов?

Джон был поражен.

– Похоже, ты здорово разбираешься в своем компьютере, да?

– Отец настоял на том, чтобы я научился всему, что имеет к этому отношение, – сказал Эдуардо. – Операционные системы, программирование торговых приложений, техника передачи данных на расстоянии – спрашивай, что хочешь, я это умею. Это было еще важнее, чем получить правовой диплом. Было решено, что кто-то в семье должен в совершенстве владеть компьютером.

Джон с благоговением смотрел на монитор.

– Значит ли это, что ты запрограммировал всю систему?

Дисковод ворчал и рычал, лампочка лихорадочно мелькала. Эдуардо хлопнул по устройству, и мигание прекратилось.

– Нет, по большей части здесь стоит еще первоначальная программа. Кстати, довольно утонченная. Я просто перенес ее со старой ЭВМ на ПК, немного подогнал вывод на экран, встроил парочку графических отображений. Ничего такого, что удивило бы настоящего профессионала.

– А кто сделал изначальную программу?

– Кто-то из Ай-би-эм. Точно не знаю – это было еще до моего рождения, но тогда с тем типом было много неприятностей. Он начал задавать вопросы и так далее – как бы там ни было, с тех пор решили, что кто-то в семье должен уметь это.

– И теперь ты можешь?

– Да. Курсы за сто тысяч долларов, целое лето тянуть лямку практиканта крупной фирмы, зиму – младшего помощника программиста в задымленном аду у хакеров, и вот я все умею. – Эдуардо снова усмехнулся. – Но это не так и сложно. Когда закончат с твоими сейфами в подвале и проложат телефонную линию, мы здесь все демонтируем и поставим у тебя. И я расскажу тебе, как с этим обращаться.

Джон судорожно сглотнул. Он не разделял уверенности молодого адвоката. А потом кое-что вспомнил.

– А что будет с компьютером в вашей конторе во Флоренции?

– На слом.

– А если – ну, мало ли – мой дом рухнет? Я останусь без средств?

– Безобразие, – заявил Эдуардо. Устройство пискнуло, он вынул дискету и запер ее в сейфе на стене. – Счета работают на тебя. Если тебе понадобятся деньги, ты идешь в банк и предъявляешь документы. Все остальное произойдет само собой.

– А откуда я узнаю, в какой банк мне идти?

– Практически без разницы, поскольку почти в каждом банке на этой планете у тебя счет в несколько миллионов долларов. Но в документах, которые ты получил, есть соответствующий список. – Эдуардо насмешливо поглядел на него. – Может быть, тебе стоит по возможности просмотреть бумаги?

Джон озадаченно заморгал.

– Но тогда зачем мне вообще нужен компьютер?

– Чтобы в будущем каждое утро смотреть, на сколько миллионов выросло за ночь твое состояние. Чтобы быть начеку, если в какой-то стране уровень инфляции поднимется выше процентной ставки, чтобы ты вовремя мог переложить деньги на другой счет. Чтобы…

– Значит, с его помощью я все же могу переводить деньги? – перебил его Джон. – И если ко мне кто-то вломится, он тоже сможет сделать это. Он может перевести миллиард на свой счет, и я не замечу.

Эдуардо откинулся на спинку стула и сложил руки за головой.

– Нет, не сможет. Я ведь уже говорил, это довольно утонченная система. Можно переводить деньги, но только между принадлежащими тебе счетами. И это ограничение наложено на все банки, так что даже самый лучший хакер не имеет шансов провернуть подобное отсюда.

– Хм, – пробормотал Джон, глядя на бессмысленно большое число в нижнем углу экрана, становившееся все больше и больше, последние знаки которого мерцали, словно пчелиные крылья. – Вы подумали обо всем, да?

– По крайней мере, мы старались.

На миг воцарилась тишина. Прохладная вкусная тишина. Джону невольно вспомнилась оформитель интерьеров, хрупкая светловолосая женщина, лучившаяся вежливостью, которая демонстрировала ему проекты отделки важнейших комнат виллы. Все, что ему нужно было сделать, – это показать рисунки, которые понравились ему больше всего, а понравились ему все, эта женщина оказалась гением, – сказать «Вот так!» и подписать прилагаемую смету. С тех пор бригады рабочих занимались тем, что претворяли в жизнь проекты, создавая для него изысканный дом, а ему даже думать об этом не нужно было.

И чего бы это ни стоило, число в нижнем углу экрана будет неустанно расти и расти.

Солнце стояло низко над горизонтом, укутывая море у Портечето в теплое золотистое сияние, когда показалась яхта. Ее грациозный корпус скользил по волнам, белоснежно-белый и прекрасный, словно парусник, и от такого вида у Джона захватило дух. Даже Эдуардо, по дороге рассуждавший вслух о том, можно ли в долгосрочной перспективе построить собственную, умеренных размеров яхту, восхищенно хлопнул его по плечу.

– Вот и она! – ликуя, воскликнул он.

– Да, – прошептал Джон.

Она была прекрасна и почему-то намного больше, чем ему помнилось во время осмотра в Каннах. Судно шло мимо них бесконечно долго, пока не причалило. Теперь на корме вместо английского флага развевался итальянский, за ним под натянутым брезентом виднелась моторная лодка, а на верхней палубе, словно готовое упорхнуть насекомое, прикорнул вертолет. Молодой человек в красивой униформе помахал им рукой со второй палубы, и они помахали в ответ.

Судно было пришвартовано в мгновение ока, спустили трап. Когда они поднялись на борт, навстречу им вышел капитан, француз лет сорока по имени Ален Бруссар, с которым они уже успели познакомиться в Каннах; он отдал честь, а затем приветствовал рукопожатием.

– Вы наверняка хотите сразу выйти в море, – произнес он по-английски с сильным французским акцентом. – Я велю принести ваш багаж, затем мы снимемся с якоря и поплывем в закат.

Движение руки – и молодой человек, махавший им рукой, возник, словно по волшебству. Джон дал ему ключи от того, что считается багажником у «феррари», затем они последовали за капитаном на экскурсию по кораблю.

Он не ожидал, что встреча с яхтой окажется настолько волнующей. Все дышало простором. Когда они вошли в светлый салон с непрямым освещением, он не удержался и коснулся кончиками пальцев изысканной деревянной обшивки стен, провел рукой по спинкам диванов, небольшими группами расставленных вместе с креслами и стеклянными столиками. На них лежали пестрые шелковые подушки с индийскими мотивами, дорогие лампы от «Тиффани» с тяжелыми позолоченными ножками стояли на столиках из бело-серого мрамора. Стены столовой были украшены инкрустациями по красному дереву, которые кто-то отполировал настолько чисто, что в них отражался накрытый серебром и хрусталем обеденный стол. Большие окна открывали вид на море, над которым садилось усталое огненно-красное солнце.

То был плавучий дворец. Здесь можно было бы снять любую сказку из «Тысячи и одной ночи».

По пути на мостик – поручни ведущего наружу прохода были, кстати говоря, позолочены, поскольку, как сказал маклер, «латунь нужно полировать каждый день, а золото – нет», – они прошли мимо места, где еще можно было разглядеть имя, данное яхте прежним владельцем, английским промышленником: «Шангри-Ла». Буквы не стали удалять со стенки, просто закрасили белой краской.

– Я хочу, чтобы этого не было, – сказал Джон и постучал по надписи кончиками пальцев.

– Pas de problème[29], – заверил капитан. – Прикажу убрать. Вы хотите дать кораблю другое имя?

– Да, – кивнул Джон, глядя на море, становившееся все темнее и темнее. – Он должен называться «ПРОРОЧЕСТВО».