Читать книгу Триллион долларов. В погоне за мечтой - Андреас Эшбах - Страница 7

Несколько дней Марвин Коупленд ничего не слышал о Джоне. А затем пришла открытка. Открытка из Нью-Йорка.

Я действительно получил наследство и причем немалое. Но обо всем этом я расскажу тебе в другой раз. Сейчас мне нужно уехать на некоторое время – по делам. Я появлюсь, обещаю, вот только не знаю когда.

На открытке были изображены статуя Свободы, Всемирный торговый центр, Бруклинский мост и Музей современного искусства. Чуть мельче, другой ручкой было приписано с краю: «На днях зайдут люди из транспортного агентства. Пожалуйста, покажи им мою комнату, пусть они все упакуют; так нужно».

– А квартплата? – проворчал Марвин, несколько раз повертев в руках открытку, но больше ничего не обнаружил. – Как насчет квартплаты?

Мог бы и не беспокоиться, потому что три здоровяка, появившиеся несколько дней спустя, вручили ему конверт, в котором лежала квартплата за добрых три месяца крупными купюрами и небольшая записка, нацарапанная почерком Джона: «Я появлюсь, как только разберусь, что происходит. Пусть моя комната пока останется за мной, окей? Джон».

– Милости просим. – Марвин проводил мускулистых ребят в комнату Джона. Похоже, они немного расстроились, увидев, что не нужно перевозить пианино, даже мебель, а всего лишь пару ящиков со шмотками, книгами и принадлежностями для рисования. – И куда направляемся?

– За океан, – сказал главный здоровяк, вручая ему клеммник. На бумагах было написано «Флоренция, Италия».

Джон с восхищением смотрел в узкий иллюминатор замедляющего движение самолета на аэропорт, который весь сверкал на солнце. «Петерола Аэропорто» – было написано на одном из зданий. Во Флоренции было раннее утро.

Летели они ночью, десять или одиннадцать часов, он запутался в разных часовых поясах и летнем времени. Само собой, первым классом. В двух рядах впереди он заметил лицо, показавшееся ему знакомым. И у него случился легкий шок, когда он вспомнил почему: то был актер, настоящая звезда Голливуда, обладатель «Оскара», который путешествовал в сопровождении жены и менеджера. Он негромко спросил у Эдуардо, может ли он рискнуть – пойти вперед и попросить у актера автограф.

– Почему бы нет? – ответил Эдуардо и сухо добавил: – А можете подождать пару недель, и тогда он попросит автограф у вас.

После этого Джон отказался от своей затеи.

Несмотря на широкие кресла и большие расстояния между рядами, Джон спал мало и чувствовал себя не очень хорошо. От яркого света болели глаза. Он заморгал, глядя на мягкие холмы с росшими на них пиниями, от вида которых у него неожиданно возникло чувство, что он возвращается на родину. А ведь он никогда не был в Италии, только слышал рассказы родителей о ней.

Они здорово удивились, когда он приехал к ним на черном «линкольне». Воспоминание о том, какие у них были лица, все еще вызывало улыбку.

Рассказал он им немного. Историю с наследством они не совсем поняли («Как ты можешь унаследовать что-либо, когда мы еще живы, мальчик?» – добрых пять раз поинтересовался отец), но то, что он теперь богат, сумели понять. Насколько богат, он решил пока им не говорить, поскольку визит был запланирован короткий, а триллион долларов они все равно не смогли бы себе представить. В конце концов, он и сам пока что не мог этого сделать.

На обратном пути из Бриджуотера они остановились на Пятой авеню, прямо перед самыми изысканными и утонченными магазинами. Эдуардо, все время сопровождавший его, словно гид по чудесному миру богатства, передал ему золотую кредитную карточку, на которой было написано его имя, со словами «Пойдет на один из ваших счетов», – а затем они вошли в этот храм портновского искусства.

Их окружили тишина и запах тканей, тонкой кожи и дорогих духов. Витрины, упаковочные столы и вешалки, казалось, появились здесь вместе с заселением Америки. Джон ни капли не удивился бы, если бы кто-то сказал, что темное дерево, из которого была сделана вся мебель, взято с самого «Мейфлауэра». Седоволосый, слегка прихрамывающий человек подошел к ним, словно хранитель Грааля, окинул быстрым профессиональным взглядом с ног до головы безупречно, даже слишком модно одетого Эдуардо, а затем Джона, на котором все еще были джинсы, изношенная рубашка и потрепанный пиджак, и тут же, не поведя бровью, осознал, что его помощь нужна именно Джону.

– Сколько вы планируете потратить на одежду для молодого человека? – спросил он.

– Сколько будет нужно, – произнес Эдуардо.

И началось. Джон примерял, Эдуардо принимал решения, предлагал, комментировал, командовал сотрудниками магазина.

Поначалу Джон категорически воспротивился идее обзавестись подобающими костюмами, рубашками, галстуками и тому подобным. Он заявил, что они неудобны, быстро пачкаются и он сам себе кажется в них самозванцем.

– Вы можете позволить себе все самое лучшее, – сказал Эдуардо, – и это совершенно точно не будет неудобно, иначе богатые люди этого не носили бы.

– Вне всякого сомнения, вы сможете позволить себе надевать все, что вам захочется, – обстоятельно пояснил его отец, Грегорио. – Однако рекомендуется иметь соответствующий гардероб хотя бы для некоторых случаев.

– Вы – богатый человек, – заявил Альберто, добродушно подмигнув ему. – Вам наверняка захочется чувствовать себя богатым.

И действительно, когда Джон встал перед зеркалом в первом костюме, то весьма удивился. Боже мой, какая разница! Войдя в магазин, он казался себе жалким оборванцем, заблудившимся бродягой, рожденным проигрывать, и едва не победивший внутренний голос торопил его бежать, прятаться, потому что ему здесь просто нечего делать, не рожден он для такого богатства и роскоши. А теперь, в классическом двубортном костюме, белоснежной рубашке и неярком полосатом галстуке, в блестящих черных туфлях, таких твердых и тяжелых, что каждый шаг звучал величественно, он не только выглядел так, как будто принадлежал к этому кругу всегда, более того, от его отражения в зеркале, казалось, исходило какое-то сияние. Внезапно он оказался победителем, без сомнения, важной персоной. Джон смотрел на жалкую кучку своих старых тряпок и понимал, что больше их не наденет. В том, чтобы носить эти костюмы, было даже что-то магическое. Он чувствовал себя в них полубогом, и это пьянило его. Это само по себе было похоже на страсть.

И они покупали и покупали, и под конец счет вырос до двадцати шести тысяч долларов.

– Боже мой, мистер Вакки, – прошептал Джон на ухо Эдуардо, и ему показалось, что тот побледнел. – Двадцать шесть тысяч долларов!

Эдуардо только поднял брови.

– Да, и что?

– Так много денег за пару костюмов? – прошипел Джон, чувствуя, что ему становится дурно.

– Нам потребовалось почти два часа, чтобы подобрать эти костюмы. Если это вас успокоит – за это время ваше состояние выросло примерно на девять миллионов долларов.

У Джона захватило дух.

– Девять миллионов? За два часа?

– Хотите, я подсчитаю точно?

– Да ведь мы могли купить весь магазин.

– Могли.

Джон снова посмотрел на счет, и внезапно сумма показалась ему смешной. Он пошел к кассе и отдал его вместе со своей новой кредиткой, седовласый человек исчез вместе с ней за занавеской, а когда появился снова, показалось, что у него вырос горб, – настолько подобострастным он вдруг стал. Джон спросил себя, что он мог узнать, сделав контрольный звонок.

Он решил сразу надеть один из костюмов. Его старую одежду, конечно же, с удовольствием утилизируют, пояснил седой. Он действительно сказал «утилизировать», словно то, что было на Джоне, когда он вошел в магазин, было каким-то особого рода мусором. Джон прямо представлял себе, как тот после их ухода поднимает старые джинсы с пола стальными щипцами, кривясь от отвращения, и уносит в подвал, чтобы сжечь в печи. Эдуардо уладил доставку остального гардероба в транспортную компанию, которая перевезет во Флоренцию и прочие вещи Джона, и они ушли.

Позже, на контроле в аэропорту имени Джона Ф. Кеннеди, Джон заметил, насколько иначе он чувствует себя, насколько иначе к нему относятся, – только потому, что на нем дорогой костюм. Охранники разговаривали с ним вежливо, почти подобострастно. Таможенники поверили, что ему нечего декларировать. Остальные пассажиры бросали уважительные взгляды и, похоже, спрашивали себя, кто он такой.

– По одежке встречают, – произнес Эдуардо, когда Джон поделился с ним своими наблюдениями.

– Все так просто? – удивился Джон.

– Да.

– Но ведь каждый может купить себе по-настоящему хороший костюм. Ладно, тысяча долларов – это куча денег, но если подумать, сколько люди тратят на машины…

Эдуардо только улыбнулся.

На парковке перед аэропортом, прямо у выхода, их ждал серебристый «роллс-ройс», длинный, безупречно поблескивающий, и каждый выходивший из автоматически открывающихся дверей как загипнотизированный смотрел на него.

Перед автомобилем, слегка склонившись, стоял и смотрел на них беловолосый шофер с аристократически неподвижным лицом. Его униформа заставляла вспомнить старые фильмы, и он носил ее с очевидной гордостью. Когда из здания вышли четыре адвоката вместе с Джоном, толкая перед собой тележки со своим багажом, он снял шляпу, зажал ее под левой рукой и правой открыл дверцу автомобиля.

Джон уже перестал удивляться. «Роллс-ройс». Ну, ясно. А что же еще? И то, что он перестал удивляться, удивило его.

– Что ж, – легко заметил Эдуардо, – а теперь люди весьма удивятся.

– Почему? – поинтересовался озадаченный Джон.

– Потому что нам придется самим сложить чемоданы в багажник. У Бенито проблемы со спиной – межпозвоночные хрящи и прочие латинские штуки, которые могут ломаться в спине; ему нельзя поднимать ничего тяжелее автомобильных ключей.

Итак, Джон и трое младших Вакки стали складывать плотные чемоданы в поразительно вместительный багажник «роллс-ройса», в то время как padrone стоял рядом с шофером, настолько быстро разговаривая с ним на каком-то диалекте итальянского, что Джон почти ничего не понимал. И действительно, люди вокруг удивлялись, некоторые делали соответствующие замечания.

Бенито, шофер, и правда был немолод. Рядом с ним дед Эдуардо казался почти юношей. О чем бы ни шел у них разговор, похоже, понимали они друг друга отлично.

– Вообще-то Бенито должен был уйти на пенсию еще десять лет назад, и, в принципе, так оно и случилось, – пояснил Альберто, заметивший взгляды Джона и истолковавший их соответственно. – Но он всю жизнь работал на нас шофером. Он погибнет, если больше не сможет водить «роллс-ройс», и поэтому водит его, пока хочет.

Разместив чемоданы, они сели в автомобиль и тронулись с места, чтобы тут же оказаться в пробке среди других машин.

– Мы поедем в нашу загородную резиденцию, – пояснил Кристофоро, обращаясь к Джону. – Конечно же, вы – наш гость, пока не будут улажены все формальности и вы не выберете, где хотите жить.

Джона сбивали с толку грубый стиль вождения других автомобилистов, постоянные гудки и жестикуляция.

– О каких именно формальностях мы говорим?

– Состояние должно официально перейти в ваше распоряжение. Что мы должны предотвратить – и мы сделаем это, не беспокойтесь, – это выплату налога на наследство.

– И сколько же это?

– Много. Половина.

Удивительно, но, получив эту информацию, Джон почувствовал, как в животе поднимается горячая волна ярости, которую он тут же определил как агрессию. «Безумие», – подумал он. Два дня назад он хотел, чтобы его состояние ограничилось четырьмя миллионами долларов и не принимало такие огромные размеры. А теперь, как будто он заработал каждый из тысячи миллиардов в поте лица, собственными руками, при мысли о том, что какое-то финансовое управление может вот так запросто отнять у него половину, горло сжималось от ярости.

– Но как вы собираетесь это сделать?

Это находилось в компетенции Грегорио.

– Мы заключили с министром финансов Италии что-то вроде джентльменского соглашения. Он удовлетворится символическим налогом в пару миллионов, а вы пообещаете ему за это на протяжении по меньшей мере года платить налоги с прибыли в Италии. Это принесет ему в кассу двадцать миллиардов долларов, которые сейчас ему очень нужны.

– Это мог бы сделать любой министр финансов, ведь так?

– Да, – подтвердил адвокат. – Но Италия хочет непременно вступить в Европейский валютный союз, который начнет свою работу в 1999 году, и в настоящий момент еще неизвестно, сумеет ли правительство до тех пор привести все в соответствие с необходимыми финансовыми критериями. Ваши двадцать миллиардов могут иметь решающее значение. Поэтому министр, скажем так… весьма готов идти на компромиссы.

Джон понимающе кивнул, в животе возникло странное ощущение. К такой точке зрения еще нужно привыкнуть. Все, что он скажет или сделает, будет замечено и, более того, может иметь серьезные последствия для жизни огромного количества людей.

Почему-то во все это по-прежнему не верилось.

Один из магазинов, расположенных вдоль улицы, по которой они двигались не быстрее пешеходов, привлек его внимание.

– Вы сказали, что деньги действительно принадлежат мне, – сказал он, обращаясь к Грегорио. – Это справедливо и на настоящий момент?

– Конечно.

– Значит, я могу немного потратить?

– В любое время. – Он обернулся к своему сыну. – Эдуардо, ты ведь отдал ему кредитную карточку? – Тот кивнул.

– Ладно, – сказал Джон. – Дайте я выйду.

В той, другой жизни Джон как-то прочел статью, в которой автор описывал поездку на «феррари», заявляя, что это лучше, чем секс.

Тот человек был прав.

С тех пор как они съехали с автобана, пролегавшего мимо городов с такими звучными именами, как Прато, Пистория или Монтекатини, дороги стали ýже, начали виться среди сухих холмов. Вдоль полей лежали сложенные кучками камни, время от времени они проезжали мимо казавшихся древними или заброшенными крестьянских домов. Когда они проезжали через деревню, к ним сбегались грязные дети, они кричали и махали им руками, да и стоявшие в дверных проемах или возившиеся с тракторами мужчины поднимали руки, приветствуя их.

– Если вы повернете там, на перекрестке, направо, мы сможем сократить путь.

– А если я поеду прямо?

– Нам потребуется на двадцать минут больше времени.

– Тогда поедем прямо, – сказал Джон и нажал на газ, наслаждаясь тем, что его вдавило в сиденье, когда красный «феррари» с неподражаемым, почти божественным мотором набрал скорость и пролетел через пустой перекресток, словно выпущенная из лука стрела.

Лучше, чем секс, действительно. Джон представлял себе, что ездить на «феррари» – это круто, но в действительности это оказалось еще более волнительно, чем он предполагал. Ты находишься внутри мощной машины, чувствуешь рокот мотора, словно звук собственного сердца, автомобиль становится единым целым с твоим телом – и ты несешься вперед, неудержимо, с неукротимой скоростью, неукротимой силой, мчишься по улицам, вписываешься в повороты, и кровь кипит в жилах, и ощущение такое, будто весь мир принадлежит тебе.

– Это понижает меня в ваших глазах? – спросил Джон, когда они пронеслись по мосту, переброшенному через узкий, почти пересохший ручей.

– Что вы имеете в виду?

– Ну, – произнес Джон, делая рукой жест, повторяющий очертания машины, в которой они сидели, – вы находите наследника состояния Фонтанелли, того, кто должен исполнить пророчество, еще полтысячелетия тому назад избранного для того, чтобы вернуть людям будущее… и первое, что он делает, это покупает нечто столь бессмысленное и излишнее, как дорогущий спортивный автомобиль!

Эдуардо рассмеялся.

– Вы плохо знаете моего деда. Он полюбил вас, и это навеки. Теперь можете творить все, что угодно.

Джон удивленно поднял брови.

– Ох! – Он был тронут.

– Это не считая того, – продолжал Эдуардо, – что вы точно соответствуете разработанной им теории.

– Теории?

– Он на протяжении десятилетий следил за судьбами людей, неожиданно получивших очень много денег. Ну, то, что можно узнать из газет. Он говорит, что те, кто тут же начинает экономить, вскоре теряют свое новоприобретенное состояние. А те же, кто в первую очередь исполняет свою самую безумную мечту, позже в большинстве случаев приучаются правильно распоряжаться собственными деньгами.

– Тогда надежда есть.

– Именно.

Он просто должен был сделать это. Когда он увидел витрину со стоящим в ней красным болидом, с причудливо наряженными манекенами и стандартным черным конем на заднем фоне, в нем словно проснулся голод: он должен иметь такую машину, он хотел вести ее, причем немедленно.

В фильмах подобное всегда происходило просто. А по эту сторону экрана автомобиль должен быть разрешен, застрахован, пришлось побывать в тысяче инстанций, прежде чем он смог на нем уехать.

Эдуардо помогал ему советами и наконец кто-то кивнул: для него сделают все, что должно быть сделано, и формальности подождут. Он может уехать сразу. Все, что от него требуется, – это подписать кредитную квитанцию на невероятно огромную сумму в лирах, что Джон и совершил, не утруждая себя переводом ее в доллары. А затем настал волшебный миг: директор филиала, прилично одетый мужчина с лоснящимися волосами, вложил ему в руку ключи, они с Эдуардо сели в автомобиль, окно витрины перед ними отошло в сторону, и в сопровождении восхищенного концерта гудков они сорвались с места.

При этом Джон никогда не был фанатом «феррари». В сериале «Частный детектив Магнум» ему показалось проявлением излишнего тщеславия то, что Том Селлек разъезжал на «феррари», который в глазах Джона был слишком дорогим и непрактичным средством передвижения. Конечно, он всегда мечтал о какой-нибудь крутой машине как символе того, что он сумел добиться чего-то, как любой нормальный американец, но скорее представлял себе при этом «кадиллак» или, быть может, «порше». Но уж точно не «феррари».

Однако, вспоминая момент, когда он увидел с заднего сидения «роллс-ройса» витрину филиала «Феррари», он понимал, что на самом деле важнее всего было проверить, чего стоят все эти слова. Может ли он, якобы самый богатый человек всех времен и народов, просто пойти и купить себе безумную машину.

Смотри-ка, может.

– И ваш дед действительно верит в это пророчество, не так ли?

Эдуардо кивнул.

– Да. Верит.

– А вы?

– Хм… – Последовала долгая пауза. – Не в том смысле, который вкладывает в это дед.

– А во что вы верите?

– Я думаю, что нам как семье удалось сделать нечто беспрецедентное, сохранив это состояние на протяжении такого долгого времени. А еще я знаю, что оно нам не принадлежит. Что оно принадлежит назначенному Фонтанелли наследнику.

– Мне.

– Да.

– А вам никогда не приходило в голову просто оставить его себе? Я имею в виду, ведь о существовании этого состояния не знал вообще никто?

– Никто. Я знаю, это звучит странно. Но меня так воспитали. Пожалуй, вы не сможете себе этого представить. Я вырос в атмосфере ожидания и планирования, подготовительных работ к определенному дню, дню, назначенному еще пятьсот лет тому назад. Задача Вакки – хранить состояние, оберегать его, преумножать его до того времени, как оно будет передано наследнику. После этого – когда наследник вступит во владение своим состоянием, – мы будем свободны. Тогда обязательства будут выполнены.

Джон попытался представить себе такой образ жизни – людей, чувствовавших себя связанными обещанием, которое дал их предок столетия тому назад, – и вздрогнул, настолько чуждым показалось ему это.

– Вы так это воспринимаете? Как обязательство? Как тяжкую ношу?

– Это не тяжкая ноша. Это просто наша задача, и только когда она будет выполнена, мы сможем заняться другими вещами. – Эдуардо пожал плечами. – Вероятно, это покажется вам странным. Но представьте себе, что все эти вещи, которые рассказал вам мой дед два дня назад, я знаю всю жизнь. Мне рассказывали историю о сне Фонтанелли, как другим детям рассказывают рождественскую историю. Я знаю ее наизусть. Каждый год мы отмечали 23 апреля как праздник и каждый раз говорили: вот, осталось столько-то лет. Не могу вспомнить ни одного события последнего столетия, чтобы мне не пришло в голову, как оно повлияет на состояние Фонтанелли. И все эти годы мы наблюдали за семьей Фонтанелли, знали о каждом заключении брака, о каждых родах, знали, у кого какая профессия, кто в каком городе живет. Хотя в последние годы мы немного халтурили. Чем ближе был назначенный день, тем больше мы убеждались, что наследником станет ваш кузен Лоренцо.

Джон почувствовал неприятный укол.

– И теперь вы разочарованы, что им стал я?

– Меня можете не спрашивать. До прошлой осени я учился и никогда не встречался с ним. Наблюдение было задачей других. Здесь нам направо.

Джон последовал указанию, и они оказались на ведущей слегка в гору дороге, которая вынуждала ехать медленно, поскольку была узкой и извилистой.

– А другие кандидаты?

– Номером вторым были вы. Номером третьим – кузен, седьмая вода на киселе, зубной техник в Ливорно, тридцати одного года, женат, детей нет, что среди Фонтанелли, кстати, встречается на удивление часто.

– Вот он разозлится.

– Он не знает.

Они достигли седловины, и теперь дорога явно вела к деревне. Немного в стороне, с видом на Средиземное море, который должен, по идее, быть ошеломляющим, лежала усадьба, и у Джона возникла уверенность, что это и есть загородная резиденция Вакки.

– А что думает обо мне ваш дед?

– Что вы и есть тот наследник, которого видел в своем сне Джакомо Фонтанелли в 1495 году. И что вы сделаете с помощью своего состояния что-то очень-очень хорошее для людей, то, что снова откроет двери будущего.

– Очень смелые ожидания, не так ли?

– Честно говоря, я считаю, что все это мистическая чепуха, – громко рассмеялся Эдуардо.

Они приближались к деревне. Джон заметил, что с другой стороны дорога была шире.

– Но в семье Вакки говорят, что вера приходит с возрастом, – продолжал Эдуардо. – Мой отец и дядя находятся на той стадии, когда Вакки верят, по крайней мере, в то, что с таким количеством денег нужно сделать нечто осмысленное, и они ломают себе головы над тем, что бы это могло быть. Мой дед по этому поводу вообще не волнуется. Вы тот самый наследник, все это – священное видение, и если вы покупаете «феррари», то, значит, таков божий промысел, e basta[5].

Скупыми жестами пальцев, которые Джон уже научился хорошо понимать, Эдуардо указывал путь через деревню, производившую мирное впечатление. Они достигли усадьбы, проехали через широкие ворота, кованая решетка которых была открыта настежь, и оказались в просторном, усыпанном галькой внутреннем дворе. «Роллс-ройс» уже стоял там, в тени нескольких высоких старых деревьев, и Джон остановил «феррари» рядом. Когда мотор перестал работать, ему показалось, что он оглох.

– А что думаете вы? – поинтересовался он.

Эдуардо усмехнулся.

– Я думаю… Джон, вы обладаете триллионом долларов. Вы – король этого мира. Если вы не насладитесь этим, то вы – глупец.