Читать книгу Записки автохтона - Андрей Абаза - Страница 10

Часть 1
«Одер, Висла, Варшава, Брест, мы на службу положим крест…»

Оглавление

Эта песня дембелей из ГСВГ, привезённая братом, очень хорошо ложилась на настроение двухгадюшника Сорокина в августе 1984 года. Ещё лучше шла за столом, под гитару или «а капелла» (по мере опустошения бутылок):

«Нас уже не хватает в шеренгах по восемь и героям наскучил солдатский жаргон лишь кресты вышивает последняя осень по истёртому золоту наших погон..»

Служба офицером в рядах СА перестала нравиться Сорокину, и одновременно Сорокин тоже перестал нравиться СА. По мнению командования и политического руководства полка старший лейтенант Сорокин перестал соответствовать высокому званию советского офицера. Новый комполка «в поле» Сорокина не видел, зато видел на плацу и читал регулярные «сигналы» нового замполита полка, старого замполита батальона и вечного полкового «комсомольца». «Комсомолец» жаловался на нерегулярную оплату членских взносов (он сидел в штабе полка с 8 до 17, а Сорокин служил «как жучка» и не всегда мог заплатить в рабочее время. «Комсомолец» ходить за комсомольцами с ведомостью считал ниже своего достоинства). «Старый» замполит батальона (бывший «комсомолец») критиковал низкий уровень проводимых политинформаций и их несоответствие утверждённым темам. «Новый» замполит, молодой стройный майор, прибывший из СГВ (Польша) обличал бытовую распущенность и моральный облик.

Замполит полка имел основания для столь грустных выводов. Его служебное рвение распространилось за границы территории полка и привело майора с проверкой в офицерское общежитие. Дело было утром, в 9—00 майор приступил к обследованию условий жизни вверенного ему офицерского состава и в 9—20 запасным ключом открыл дверь квартиры, в которой проживали Сорокин с Чикиным. Для общежития был выделен крайний подъезд типовой панельной пятиэтажки, на первом этаже вахта, хозблок и служебные помещения, выше обычные квартиры. На площадке были 3 квартиры: трёхкомнатная, двухкомнатная и однокомнатная. В 3-х комнатах жило 5 офицеров, в 2-х комнатах – 3 офицера, в однокомнатной квартире – двое. Места в общаге распределялись в славный период службы, Сорокин уверенно поселился в однокомнатной, а через неделю добился туда вселения лейтенанта Миши Чикина, командира взвода из своей роты. Расчёт оказался верным, практически лейтенанты жили в одиночестве, сменяя друг друга в нарядах и, ночуя через сутки в карауле, казарме, на полигоне, делали квартиру свободной для отдыхающего соседа.

Так вот, замполит открыл дверь в квартиру и обнаружил отдыхающего Сорокина, что само по себе возмутительно: «9—20 утра, а офицер ещё в кровати – и не один!». Майор вызвал Сорокина неглиже в прихожую и выразил своё возмущение, закончив речь неосторожным требованием:».. и чтобы блядь эта немедленно убиралась». Хорошая, крепкая, плотная девушка из категории «Я стою у ресторана, замуж – поздно, сдохнуть – рано..» в армии никогда не служила, субординацию не соблюдала и с криком «Кто блядь?! Я блядь!?!?» въехала майору с левой так, что фуражка спрыгнула с головы замполита в руки ошеломленного Сорокина, а сам майор вылетел на лестничную клетку и исчез. Славная представительница пролетариата города Дзержинска ревела, как сирена, одевалась и рвалась в погоню. Сорокин еле успокоил ранимую душу, но это ему стоило времени и сил.

Через 2 часа Сорокин пришёл в штаб полка с фуражками на голове и в руках, но замполит всё ещё проверял подразделения. Вечером караул, потом в штабе выходные, потом наступила расплата, замполит вызвал к 9—00 и выпустил жертву только к обеду. Майор в новой фуражке хорошо подготовился к встрече, много нового из уже пережитого старого узнал про себя Сорокин. Замполит, как Шварцнеггер в фильме, «Вспомнил всё!!!»

Оказывается, по вине Сорокина лейтенант Маневич не явился на парад 9 мая. Маневич был почти профессиональный преферансист из Ростова-на-Дону, вечером 8 мая они с соседом предложили расписать пульку, третий член их экипажа выбыл, не вынеся принятой на грудь дозы спиртного. Сорокин из караула был свеж, легко просидел до утра и в 5—20 Маневич поймал «паровоз» (6 взяток) на мизере. Желание отыграться встряхнуло пьяного, но ясности уму не прибавило, получив 8 взяток на «тройных» распасах, Маневич подвёл итог, выдал Сорокину 126 рублей 70 копеек выигрыша и ушёл спать. Оправдываясь перед своим комбатом, этот нехороший человек жаловался на дурное влияние хорошо известного всем с плохой стороны Сорокина! Поистине: «Знал бы прикуп – жил бы в Сочи!»

Оказывается, Сорокин попирает не только воинские Уставы, но и гражданские законы, он грубо нарушил ПДД, управляя чужой машиной. Да, Сорокин по доброте души увёз домой пьяного замполита батальона на его «шестёрке», был остановлен гаишниками, которые и накатали «телегу» в часть.

Оказывается, Сорокин политически неграмотен, допускает искажение утверждённых материалов на политчасах, неправильно доносит политику партии и правительства до подчинённых и сослуживцев. Ну, обвинить в неграмотности выпускника истфила мог только выпускник Львовской военно-политической семинарии. Застольные речи Сорокина о тайнах истории заставляли собутыльников забыть о налитом, но, действительно, не совпадали с передовицами «Красной Звезды».

Оказывается, Сорокин имеет наглое намерение продолжать позорить моральный облик советского офицера, но пусть не надеется, руководство дивизии рапорт о дальней-шей службе в рядах СА уже завернуло, замполит в новой фуражке довёл до сведения Сорокина, что служить ему осталось немного и пусть радуется, что легко отделался, миновав «суд чести младшего офицерского состава Советской Армии».

Узнав своё будущее, Сорокин поделился им с непосредственными командирами. Ротный радостно промолчал, а простодушный комбат не удержался: «Ну и хорошо, Андрюха, воевать с тобой можно, а служить чересчур весело. Мне за тебя на каждом совещании новый замполит шею мылит. Что ты ему сделал?». Рассказ об изгнании майора из рая был встречен бурными, продолжительными аплодисментами присутствующих.

Сорокин выбрал время, приехал в Нижний и явился в областное управление образования (он хотел в городское, но не нашёл нужной двери). Крепкий седоватый мужчина принял старшего лейтенанта танковых войск в полевой форме как родного. «Дорогой, когда дембель? В конце августа. Историк, это замечательно. Пед? Университет!? Партийный? Жаль, мы б тебя сразу директором, мест полно. Ну, ничего, в школе вступишь. Есть место в ближнем районе, 30 минут автобусом до Нижнего, служебное жильё, все условия, школа новая, сельские льготы, часов море, вся история, обществоведение твои, военное дело, физкультура, если хочешь, кружки. Через год завучем будешь, ты так меня со временем сменишь, я сам танкист, подполковник в отставке».

В офицерской книжке дата призыва стоит 1 августа 1982, Сорокин считал, что срок службы истечёт в августе 1984, строил планы и питал иллюзии, которые были безжалостно растоптаны армейской бюрократией. Окончательно распрощался с армией только 6 октября, после сдачи вверенного казённого имущества, получил итоговые деньги, закатил отвальный банкет в «Столбах» и явился к бывшему подполковнику. Тот всё понимал, с военной и иной бюрократией был давно лично знаком, но сделать ничего не мог, вакансии заняты, учебный год в разгаре, «Летом приходи, помогу обязательно».

Записки автохтона

Подняться наверх