Читать книгу Записки автохтона - Андрей Абаза - Страница 9

Осенью 1981 года Сорокин месяц провёл в Москве, проходил преддипломную практику в библиотеках, жил в общаге МГУ (главный корпус со шпилем). Деньги после стройотряда ещё не кончились, наслаждение жизнью в столице принимало самые изощрённые формы и занесло Сорокина на баскетбол. Играл «Жальгирис» с кем-то.

Сабонис всегда выглядел на площадке как эльф среди орков, особенно в играх НБА, а в 17 лет сверкал на фоне прочих бугаёв просто ослепительно. К баскетболу до этого дня Сорокин был равнодушен и чувство это пронёс через всю жизнь, но начал следить за спортивной карьерой великого Арвидаса, что и спасло ему жизнь.

Подчинённые Сорокина не боялись, это сразу ставилось любому офицеру в вину. Запугать солдата до смерти считалось первым условием укрепления дисциплины, но Сорокин этого делать не умел, да и не хотел. С солдатами его отношения сразу пошли не туда, он старался им всё объяснить, найти компромисс между необъятными уставными обязанностями военнослужащих СА и их неощутимыми уставными же правами.

«Ты им зря даёшь возможность рассуждать, много они у тебя говорят, это не на пользу никому, особенно порядку» – примерно так учили службе ротный, комбат, сослуживцы и проверяющие. Солдаты у Сорокина говорили много потому, что лейтенант с ними разговаривал, командный рык давался ему трудно, материться он умел, но не любил.

Спасаясь от рутины службы, Сорокин много читал, библиотека части его не интересовала, покупка книг требовала времени и места (и денег). Киоск «Союзпечати» на улице Черняховского получил клиента в форме. Немолодые работницы газетного прилавка души не чаяли в скромном, вежливом и постоянном покупателе. Очень скоро Сорокину стали «оставлять» (прятать от других) все новинки. Про дефицит колбасы в СССР знают все, а кто помнит дефицит газеты «Советский спорт»? Сорокин не мог бывать каждый день («Служба, сами понимаете»), поэтому покупал все «оставленные» газеты и журналы раз в неделю, иногда реже. Охапка «прессы» обычно покупалась перед караулом и после Сорокина доставалась бойцам.

«Известия» и «Литературка» использовались ими для гигиенических нужд, утепления зимой и чистки оружия, «Комсомолка» и «Труд» просматривались, а «Советский спорт» зачитывался до дыр, единственная легальная отдушина в потоке пропаганды.

Первым (после Сорокина) «Спорт» обычно читал рядовой Вацкявичус (Вацек). Парень отчислен с 4 курса Каунасского политеха, почти ровесник, схватывал всё на лету, стал лучшим наводчиком полка. Именно его выстрел на учениях и принёс Сорокину досрочную звёздочку на погоны и почёт (недолгий, как всё в этом бренном мире). С ним было о чём поговорить, его русский с акцентом был непривычен, но хорош.

Сорокин узнал, что баскетбол в Литве – религия, а Сабонис – Бог. Сорокин разорился на рубль и подарил Вацеку журнал «Спорт в СССР», где был большой репортаж и цветные фото с чемпионата Европы 1983 года, на котором Сабонис стал мировой звездой. Такой радости за рубль теперь литовцу не подаришь…

Караулов в полку было два: «ближний» и «дальний», склады и полигон, в каждом Сорокин побывал раз по 70. 6 июля 1984 года очередной «ближний» (3 км от Дзержинска) караул начался обычно, никто не знал (и не знает, и не надо), что в Литве 6.07.1253 года была коронация Миндаугуса (Миндовга), теперь это у них День Государства.

Согласно Уставу караульной службы, начальник караула отвечает за всех и за всё, обеспечивает несение службы, проверяет посты. Сорокин всегда лично разводил часовых в самые тяжёлые ночные смены: 2—00 и 4—00, будил помощника в 5—45, встречал их в 6—30 и только после этого ложился отдыхать.

7.07.84 проснулся Сорокин сам и это ему не понравилось. На часах было 12—30, обычно его будил сержант – помощник начальника караула в 11—00, приносил обед и солдатские новости пополам с проблемами. В караулке тихо и пусто, на столах грязная посуда от обеда, оружие в пирамиде, бойцы курят в тенёчке на улице, но сержант почему-то спит в караулке – и какой-то запах….

Обед Сорокину принёс механик его танка, рядовой, на вопросы не отвечал, смотрел в сторону. 13—45 – время развода новой смены, построения нет, никто не шевелится, команд сержанта не слышно – Сорокин терпел до 13—55, затем взорвался «как триста тонн тротила» (Высоцкий В. С.).

Задолго до этого караула, ранней весной 1981 года, Сорокину повезло поработать «кроликом» в НИИпрофзаболеваний АМН СССР. В общагу пришли люди, принесли анкеты, унесли заполненные, через неделю вахтёр общаги передала ему номер телефона, после звонка пришёл в указанный кабинет. Весёлый врач предложил помочь советской науке, а невесёлый уточнил: «За деньги». 3 дня в марте Сорокин, весь в датчиках, просидел за пультом управления неизвестно чем. На пульте загорались лампочки, мигали табло, звенели реле – Сорокин всю эту светомузыку должен был гасить нажатием соответствующих кнопок, клавишей и педалей. При этом датчики непрерывно фиксировали скорость реакции, температуру тела, давление, пульс и много чего ещё. Платили по-царски:25 рублей за смену 6 часов с перекурами. Во время перекуров весёлый врач рассказал, что они работают над определением оптимального психотипа для исполнения обязанностей оператора химического производства, у Сорокина редкий психотип, очень низкая лабильность, высокая ригидность и вообще Сорокин счастливец, очень устойчивая нервная система. Невесёлый пояснил: «У тебя лабильность 53 балла, а 50 – уже летаргический сон». Да, Сорокин обычно был спокоен, но иногда его выводили из себя….

Сержант был поднят пинками, Сорокин ревел, как пароход в тумане, выгнал на построение обе смены (заступающую и отдыхающую) и с ужасом обнаружил, что караул пьян почти в полном составе. Исключение составили три казаха, от остальных несло как от бочки.

«Сдать оружие, ушлёпки! Аяз, собери автоматы и магазины, сложи у меня в ком-нате, никуда оттуда не выходи. Сержант, ко мне! Стоять, сука, в глаза смотри. Почему не можешь? Что пили? Сколько? Где взяли? Кто принёс? Как Вацек? Где Вацек? На посту, пьяный на посту?! Ты молись, сопля зелёная, чтобы дожить до трибунала. Ты не сопля? Да ты зеленее, чем хер у лягушки, но в дисбате это пройдёт!». «Тенгиз, Курбан, за мной, оружие не брать, бегом – МАРШ!!!».

Смена постов обычно занятие неспешное, но тут Сорокин летел подкалиберным. Первый часовой спал, спал днём на посту, даже бутылку не смог спрятать («Вермут» 0,8 литра по 1,52 рубля). Остатки вина вылил, оружие отдал Курбану, будить не стал – дальше, скорее, скорее добраться до этого козла из Каунаса. Козёл не спал. Он стоял за гриб-ком, расстояние метров 12, автомат в руках, предохранитель опущен.

«Стой, буду стрелять!». «Смена караула, рядовой Вацкявичус, сдать пост и оружие!». «Не по Уставу, не вижу разводящего и смена без оружия». «Вино жрать на посту – по Уставу? Вацек, не усугубляй, сдай оружие и пошли отдыхать». «Я вам покажу, кто в стране хозяин, свиньи русские. Стоять, ещё шаг – стреляю!».

Сорокин увидел свою смерть воочию, дуло АКМ направлено в грудь, палец, указательный палец лучшего наводчика полка, лежал на спуске и глаза, полные пьяной ненависти «лесного брата» к «оккупантам».

Сорокин узнал по себе, что такое «ярость благородная», только пришла она к нему не «как волна», а как вспышка. Он вдруг ясно понял ЧТО делать и знал ЧТО будет. Эти озарения и в дальнейшей его жизни случались, правда, очень редко, но всегда вовремя

Неожиданно даже для себя, Сорокин снял фуражку и, отбросив её в сторону, засунул ладони под ремень портупеи и ровным шагом пошёл на сближение. На восьмом шагу (он считал в уме, чтобы заглушить страх и угрозы пьяного «лабаса») левой ногой саданул снизу по стволу и, не прекращая движения, лбом ударил Вацека в лицо. Автомат отлетел в сторону, солдат опрокинулся на спину, начал вставать, получил правой ногой в голову и обмяк на траве.

Тенгиз получил оружие поверженного (патрон оказался в стволе!), помог взвалить Мацека на лейтенантские плечи и остался на посту караулить на всё оставшееся время.

Сорокин с окровавленным телом на плечах (как в кино!) пришёл в караульное помещение, сбросил ношу на топчан и провёл воспитательную работу с личным составом. Личный состав понял и рванулся исправлять отмеченные недостатки, а бледный начальник караула позвонил дежурному по полку. На счастье, попал на помощника, родного Чикина, описал ему ситуацию и попросил по тихому сообщить комбату (ротный был в отпуске).

Майор приехал через 40 минут на своей «копейке», но в форме и навеселе. Засунул очнувшегося Мацека в багажник, сержанта посадил рядом, посоветовал Сорокину самому написать и у всех проверить написание подробнейших объяснительных и убыл, бросив: «До вечера!». Ну, пьянство в Советской Армии имеет место быть, офицеры не прочь, но и солдаты повсеместно при первой возможности. Но в карауле! С боевым оружием и патронами! Редкий косяк, не всякому так «повезёт».

Вечер состоялся и не был тонным. После сдачи оружия и караульных боеприпасов (комбат лично проверил наличие всех патронов), Сорокин с пачкой объяснительных явился к начальству и получил по полной. Комбат сдал зачинщиков «на губу», но прежде снял показания. Показания были нехороши: начальник караула спит, рядовой Вацкявичус утром приносит из города 8 (восемь) «огнетушителей» вермута, предлагает отметить личный праздник, все отмечают, кроме казахов, разведённых сержантом на посты, обед принимает самый трезвый с криком: «Наконец – то закуска!». В 12—00 развод караульных, новая смена идёт с бутылкой и допивает прямо на боевом посту. Повреждения лица Вацкявичус не смог объяснить, утверждал, что ничего не помнит, падал, видимо, несколько раз в нетрезвом состоянии.

Вывводд: старший лейтенант Сорокин не соответствует занимаемой должности, службой пренебрегает и солдаты у него борзеют. Сорокин сослался на Устав караульной службы, майор отмахнулся: знаю я, как в карауле хорошо спится, сам служил, спишь круглые сутки, лейтенант, солдаты и творят, что хотят. «Никак нет, товарищ майор, каждый караул ночью развожу сам, спать ложусь не раньше 6—00, согласно Устава».

«Смотри, проверю!». Проверка была тщательной, комбат не поленился найти дембеля, сыгравшего свадьбу с аборигенкой и уже работающего на одном из местных заводов, перетряхнул все караулы по спискам, убедился в соблюдении Сорокиным Устава и вынес ему вердикт: «Мудак!».

Сержанта разжаловали, Вацека к оружию больше не допускали. Неделя «губы», санчасть, сломанный нос, лечение гигантского синяка и начал он ходить только дневальным по батальону со штык-ножом на ремне. Через месяц прямой вопрос Сорокина: «Что же ты, патрон в ствол загнал, а на курок не нажал?» вызвал косой взгляд и тихий вежливый ответ с акцентом: «Слабак оказался, Сабониса вспомнил…».