Читать книгу Вспомнить подробно. Гибель «Г Берлиоза» - Андрей Абинский - Страница 4

Чакры, мантры и кармы – чушь собачья. Я прагматик и не верю, что на судьбу влияют звёзды, расположение планет или капризный порядок чисел. Здоровье, в основном, зависит от наследственных генов, которыми тебя наградили предки.

Мудрые японцы утверждают, что занятие спортом не влияет на долголетие. Всё дело в заложенной в организм программе. Учёные выяснили, что ежедневная пятикилометровая пробежка удлиняет жизнь на полчаса. Но занимает сорок минут – тут и задумаешься…

Я раскачиваюсь в гамаке и смотрю на кромку прибоя. Воздух горячий и влажный. На горизонте набухают белые косматые облака. Скоро они превратятся в грозовую тучу, хлынет тропический ливень и станет немного прохладнее. Сейчас на термометре тридцать три градуса.

Индусы говорят, что карма и судьба, это разные вещи. Где-то я с ними согласен. Многое в судьбе зависит от того, какие у тебя родители. Желательно, чтобы они были из разных точек на глобусе. Поскольку все мы произошли от Адама и Евы (шучу), вернее, от общих предков из Африки (не шучу), есть шанс сойтись с близким родственником и родить ущербное потомство.

Если папа профессор, а мама доцент – тебе прямая дорога в науку. Дети артистов поголовно становятся актёрами. У певцов – певцами и певичками. Даже без голоса, но с хорошими внешними данными. Дети чиновников и олигархов в двадцать лет становятся сказочно богатыми, соучредителями и соучастниками. Я знаю миллионера четырёх лет от роду.

А если мама уборщица, папа сантехник и при этом хорошо закладывает – отроку гораздо труднее. Бывают, конечно исключения, но на то они и исключения.

Также имеет значение место, где ты родился. Больше шансов выдвинуться и сделать успешную карьеру у жителей столицы. Побывать в Третьяковке, Эрмитаже, подышать воздухом Невы – это большое дело. МГУ, МАИ, МГИМО – тоже всем понятно.

В моём Киржаче был кооперативный техникум и ПТУ, где готовят железнодорожных рабочих. Была ещё свиноферма и зверосовхоз, в котором разводили норку. Но всё это накрылось медным тазом с началом Перестройки или в конце Ускорения.

Мне тогда было двенадцать лет и мы с пацанами подрабатывали добычей цветных металлов. В заброшенной воинской части выкапывали толстые кабели, рубили и обжигали на костре. Медь сдавали на приёмном пункт и у нас были деньги на выпить-покурить и даже пригласить девочку в кино. Продажей ценного металла занимался мой одноклассник Женька Клюкман. Он умел торговаться с барыгами по железу и даже мог выпросить небольшой аванс. Худой, рыжий, подвижный, как ртуть, Женька учился в школе на одни пятёрки. При этом, домашние задания делал утром, за десять минут до первого звонка. Его отец, дядя Миша, работал парикмахером и был мастером свадебных причёсок для дам.

В школьные годы мы делили с Клюкманом одну парту. При этом Женька занимал две трети скамьи, поскольку был очень подвижен. Своими успехами в математике я обязан исключительно Клюкману, поскольку списывал у него контрольные работы.

На уроках химии мы обычно занимались своими делами – смешивали в кучу разные реактивы и добивались непредсказуемых результатов. Адские смеси шипели, дымились, горели и взрывались. Ещё тогда я понял, что химия – вполне себе загадочная наука.

– Клюкман, к доске! – прозвучал однажды резкий голос нашей химички, Надежды Афанасьевны Зельцер.

– Глюк, тебя! – злорадно прошипела вредная отличница Верка Лямина.

– Изобразите нам, Евгений, структурную формулу синтеза ДДТ, – объявила приговор Надежда Афанасьевна. – За верный ответ получите верные пять баллов!

Отхватить у Зельцер пятёрку, это всё одно, как стать героем Советского союза, вернувшись живым из космоса.

Учительница уже объяснила аудитории, что ДДТ – это банальный дуст, которым травят тараканов и полевых вредителей. При этом скороговоркой озвучила формулу ядовитого порошка: «Дихлордифенилтрихлорметилметан».

Женя вздохнул и начал выбираться из-за стола. По пути к эшафоту зацепил локтем и опрокинул штатив с пробирками. Приговорённый к экзекуции этого даже не заметил.

Химичка уже предвкушала свой триумф – ещё раз показать миру, какие мы законченные балбесы и не годимся решительно ни для чего.

Но, к всеобщему восторгу, через семь минут формула была готова. Со всеми валентными, ковалентными и прочими связями. Женя стоял у доски, вытирал руки пыльной тряпкой и застенчиво улыбался.

– В жизни всегда есть место подвигу! – озвучили молодёжный лозунг отличница Лида Шварц.

– Пять баллов, Клюкман! – сказала изумлённая химичка.

– Ничего сложного, – объяснил мне потом Клюкман. – Я автоматом запомнил название формулы – дихлор дифенил три хлор метил метан. А зная валентные связи, нарисовать формулу – пара пустяков.

Десятилетку я закончил легко. По точным наукам в аттестате были четвёрки, по не точным – все тройки.

Клюкман получил отличный аттестат, который портила единственная тройка по литературе. Он не осилил «Войну и мир», совершенно не представлял, кто и зачем поднимал «Поднятую целину» и не догадывался «Кому на Руси жить хорошо». Клюкман смутно подозревал, что Анка-пулемётчица и Анна Каренина – это одна женщина.

По Маяковскому остро встал вопрос – кем быть?

– Мы будем осваивать просторы родины, начиная с провинции, – однажды сказал мне Клюкман. – А где сейчас крутятся большие бабки?

– В Газпроме, Женька.

– Ты прав, как всегда. Но там у Шмуллера – есть свои дети. Надо рвануть на Восток и заняться автомобильным бизнесом. А для начала стать моряками, чтобы попасть в Японию.

– Романтика!

– Какая к чёрту романтика?! Бизнес и ничего кроме!

Мы сели в поезд и с тридцатью рублями, зашитыми в трусы, отбыли в город у моря. Глядя из окна на пролетающие вёрсты, я понял, что наша провинция жутко длинная и дикая на востоке.

Дед-попутчик сказал на это: «За Уралом у нас два человека на один квадратный километр. И оба пьяные!»

Владивосток поразил меня необычным холмистым пейзажем и красивыми девушками. В Киржачах у нас ровное место и, как мне казалось, солнце восходит не с той стороны. И не туда заходит.

В комнате «абитуры» нас было пятеро. Народ со всех концов Союза. Были зубрилы и тихони, маменькины сыночки, которые не умели матом, были пацаны, уже считавшие себя лихими мореходами. К началу экзаменов прибыли два взрослых парня в военной форме и с нашивками сержантов. Они были вне этикета и поступали в «бурсу» без конкурса.

Неделя в абитуре пролетела быстро. Это время я потратил на изучение города и впервые искупался в море. Море и вправду оказалось солёным и плавать в нём было гораздо легче, чем в нашей речке. Когда я выбрался на берег, пошёл мелкий дождь. Дождевая вода стекала по щекам и, попадая на губы, тоже казалась солёной. Неужели и дождь здесь солёный?

На третий день я впервые ощутил ужас одиночества. Это случилось после кино. В кинотеатре «Океан» показывали заграничный фильм «Окно в спальне». Закончился сеанс, с толпой зрителей я вышел из зала. Уже наступили сумерки и в домах зажглись тёплые огни. В окнах мелькали уютные тени, в кафе «Лотос» звучала музыка. И тут накатило! Я один, в чужом городе. И никому я тут нафиг не нужен. Я заплакал…

Экзамены я сдал легко. Квадратные уравнения щёлкал, как орешки, теорему с тангенсами успел доказать дважды и по-разному, сочинение на тему «Поднятой целины» списал у соседа. Кстати, он получил трояк, а я четвёрку.

На мандатной комиссии за кумачовым столом сидели шесть человек. Трое из них были в морской форме с капитанскими погонами. Председателем была женщина.

– Проходной балл, – сказала она, – предлагаю абитуриента Одилова зачислить на радиотехнический факультет.

– Сам откуда будешь? – спросил седой дядя в морской форме.

– Посёлок Киржачи.

– ?

– Это в Сибири…

– Возражений нет? – спросила женщина и посмотрела на соседей.

Возражений не было.

Вот оно, счастье! Я буду радистом, моряком загран-плавания! У меня выросли крылья и на них я вылетел из аудитории. В коридоре меня догнал седой капитан:

– Парень, стой, давай к нам, в судоводители!

– Я записался в радисты…

– Ну что такое – радист?! Потолок карьеры – станешь начальником рации. А у нас – до министра дорастёшь!

– Спасибо, – говорю, – мне нравится радио.

– Ну и зря! Ты об этом ещё пожалеешь!

Забегая вперёд, скажу, что об этом я ни разу не пожалел.

Мой друг Женя был практичнее меня и поступил на факультет судовождения.

– Штурман – это звучит гордо! – заявил рыжий Клюкман.