Читать книгу Вспомнить подробно. Гибель «Г Берлиоза» - Андрей Абинский - Страница 6

Сегодня у меня будет хороший день. Свежим утром приятно искупаться в море и устроить сиесту после обеда. Купаюсь я в стороне от причала. Там мелкая бухта, защищённая от волн древним бетонным судном. Это большой пароход, похожий на «Либерти». Он сел на мель ещё до войны. Однажды я не поленился забраться на каменный борт судна. Широкая палуба сквозила рваными дырами. Из проломов торчали ржавые прутья арматуры. На верхнем мостике, в рулевой и радиорубке не сохранилось никакого оборудования. Во многих местах из переборок торчали огрызки проводов. Машинное отделение затоплено и я не рискнул спуститься туда.

Капитан Тхонет сказал, что ночью на судне просыпаются души погибших моряков, бродят по палубам и воют в ненастную погоду.

Я люблю море и в море мне хорошо. Вода тёплая, я лежу на волнах кверху пузом пока не надоест. На берег приходит Эппл. Она машет рукой и приглашает зайти в бар. Бар ещё закрыт, но для меня всегда найдётся кружка холодного пива. Я выбираюсь на берег и иду вслед за женщиной. На неё приятно посмотреть даже сзади. Короткие шорты трещат на тугих бёдрах, грива тёмных волос падает на шоколадную спину. У женщины озорные глаза и мой приятель Сомбун говорит, что Эппл ко мне неравнодушна. Но я помню о помповом ружье Бармена, которое лежит у него под прилавком.

В баре Эппл приносит мне кружку пива и горсть сушёного кальмара. Касается моих волос пальцами. Инстинктивно провожу ладонью по её бедру.

– Ой! – восклицает Эппл и смеётся.

Я шлёпаю ладонью по своей шаловливой руке.

– Пожалуйста ещё раз, – шутливо просит Эппл. И добавляет: – Серж, вчера тебя видели с девушкой.

– Совсем не помню, Эппл. Наверное, это был не я.

Эппл смеётся:

– Тебя, парень, трудно с кем-то спутать.

– Се ля ви, – говорю я, – такова жизнь.

– Ты был в Париже?

– Был, но я родился в Гавре, – вру я. – Поэтому и стал моряком.

– Да, Самьел говорил, что ты понимаешь в радио. Умеешь многое…

Так я узнал, как зовут мистера Бармена.

– Я не умею только детей грудью кормить.

– Приходи, когда Он уедет в Багли, – легко говорит Эппл. – Мне бывает скучно одной…

– Как-нибудь, Эппл. Мне тоже бывает скучно…

Мне тоже бывает скучно. Развалившись в гамаке, я витаю в облаках, смотрю в бездонное небо и брожу по волнам своей памяти.

В мореходке я учился легко. Мне нравилось разбирать сложные схемы, вникать в логику реле и, наконец, добираться до мощного выходного каскада. В передатчике «Бриг», блоке питания и управления (БПУ), одних только реле было пятьдесят штук. И все они завязаны-перезавязаны между собой. И эту схему я знал наизусть.

«Бурсу» я закончил с отличием. Мне светил красный диплом, но он накрылся медным тазом из-за драки с сыном начальника специальности. Наша группа толпилась тогда перед входом в столовую. Ну и рыпнулся на меня один здоровяк из судоводов. Ни за что, просто так. Схватил меня за грудки. Со мной так нельзя. Я уложил его одним ударом. Короткий, прямой, в нос. Подскочил ещё один. Пока боец размахивался, я ткнул ему кулак в солнечное сплетение и, когда парень загнулся, добавил ребром ладони по шее. Он тоже лёг. Сынок потом размазывал сопли и вопил, что мне конец и меня ещё встретят в тёмном переулке.

Драться я умею. С детства. Двоих-троих не боюсь, главное, чтобы не зашли со спины. Сам, конечно, тоже получал. От этого появляется злость и обостряется реакция. Тогда я не знал, что это адреналин. Но, если на тебя прут с ножом, лучше убежать.

Потом меня выставили перед строем. Осудили и заклеймили. И выгнали бы из училища, если бы меня не отстоял командир роты, капитан-лейтенант Борейко. Век буду ему благодарен и поил бы водкой всю оставшуюся жизнь. Но через год Борейко умер. Играли в волейбол, он стукнул по мячику и упал. И всё…

В конце ноября нас, молодых радистов, раскидали по всему Дальнему востоку. Местные парни и отличники попали в престижное Дальневосточное пароходство. Остальных направили туда, где Макар телят не пас – на Камчатку, в Находку и на Сахалин.

Женя Клюкман сшил себе командирский китель с нашивками третьего помощника. Мне он сказал:

– Серёга, стану капитаном, возьму тебя под свои знамёна!

– К этому времени я уже буду министром связи.

Две недели я кантовался в гостинице «Моряк». Дёшево и сердито. Днём голодный, под вечер – пьяный. Утром отмечался в конторе и инспектор кадров, скользкий и жуликоватый тип, говорил: «Гуляй до завтра». Остро стоял вопрос пропитания. Стрельнуть у кого-нибудь полтинник— целое событие. На эти деньги можно было прожить два дня на пирожках.

Наконец, меня направили на океанский рефрижератор «Рифер Бэй», который в это время шлёпал из Штатов в Петербург.

Потом были сборы экипажа, знакомство со Службой связи, получение инструкций, журналов и запчастей. В экипаже было тридцать человек. Из них – пять женщин и… мой друг Женька Клюкман в качестве третьего помощника капитана. Это было здорово – на чужой сторонушке рад родной воронушке. А тут – целый Клюкман в подарок!

Мой непосредственный босс, начальник радиостанции Иванов Иван Игнатьевич, был серьёзный человек и, к тому же, бывший коммунист. Слуга царю, отец солдатам. Старик, ему было за сорок. Ко мне он относился хорошо и всячески опекал и наставлял. Но, конечно, начальник знал с кем имеет дело и какими «сырыми» радистами мы приходим из «бурсы». «Сам был таким», – бывало говорил он.

Всей толпой мы погрузились в самолёт и через девять часов приземлились в Шереметьево. Оттуда сразу на вокзал и на поезде добрались до Северной столицы.

Из всего имущества у меня была зубная щётка, курточка на рыбьем меху, двое казённых трусов, матросские штаны, тельник и рубашка.

С этим богатством я пришёл на пароход «Рифер Бэй», на должность второго радиста.

В Питере мы простояли больше месяца. Для этого были две причины. Судно использовали как плавучий холодильник и партиями выгружали куриные окорочка, которые в народе прозвали ножками Буша. Каждые три дня нас перешвартовывали на другой причал, поближе к получателю.

Вторая причина – нужно было предъявить судно Регистру и получить документы под ГМССБ. ГМССБ – это глобальная морская система связи при бедствии. Аппаратура ГМССБ была установлена, но при первом посещении инспектор регистра забраковал место установки УКВ-радиостанций, устройство сигнализации и ещё много чего. Дело было новым и я в этом мало соображал. Мы с начальником пахали, как рабы на плантациях. Тянули кабели, «звонили» и перепаивали фишки, вечером изучали схемы и, бывало, спорили.

Игнатьич утверждал, что монтаж надо сделать по технологии, я говорил – быстрее. В спорах рождалась истина. Истиной был компромисс. В результате мы сдались Регистру первыми и получили необходимые документы. Это был подвиг. Во Владивостоке вся Служба связи сдавала одно судно Регистру целую неделю. Мы справились своими силами и заслужили благодарность – через полгода получили Грамоту из Министерства транспорта, подписанную самим Франтом.

В компании с Клюкманом мне удалось побывать в городе. Женька говорил, что пароход – это застой. На судне не происходит ничего интересного, а скучные ходовые вахты – вообще тоска смертная. К тому же, молодого навигатора не устраивала зарплата и он сокрушался, что на судне нечего украсть. «Сколько бы не взял у государства, своего не вернёшь», – говорил Женя, цитируя Жванецкого.

Из порта мы ехали на трамвае, потом на метро до Невского проспекта. Я сразу узнал Аничков мост с лошадью и бронзовым атлетом. В детстве я рисовал эту скульптуру с открытки. На улице гуляла нарядная публика. Многие говорили на непонятном языке. Бородатые художники предлагали купить свои картины. Не от хорошей жизни интеллигентная дама продавала раритетные книги – Белинский, Гоголь, Пушкин. Все с буквой «Ять».

Встречные девушки были красивыми. Женька распушил хвост и пытался заговорить с ними. Но как-то у него не получалось. Красавицы вежливо обходили нас стороной.

– Я, как чувак в вату завёрнутый, – обиженно говорил Клюкман, – не могу никого склеить.

– Клюкман склеил модель в клубе, – здесь звучит по-другому, чем в Киржачах. – посмеивался я над другом.

Миновали арку, ведущую на Дворцовую площадь. Я видел её в кино. В кино здесь были кованые ворота. Их штурмовали революционные матросы, прорываясь к Зимнему дворцу. Теперь ворот не было, впереди открылась широкая площадь с голубым зданием Эрмитажа. Времени на посещение музея уже не было. По вкусному запаху мы нашли подвальчик с коротким названием «Гриль». Съели по крошечному резиновому шашлыку и запили его портвейном. Денег осталось только на обратный проезд.

В Питере я получил первую зарплату. Деньги хорошие, но мало. Купил себе пару рубашек и ботинки местной фабрики «Скороход». Тут же мы с Клюкманом совершили первую коммерческую сделку – толкнули заводским настройщикам двадцать метров кабеля, который остался после ремонта. Клиентов нашёл шустрый Клюкман.

– Нас ждут великие дела, – сказал Женька, когда мы обменяли деньги на водку.