Читать книгу Голос вражды - Андрей Андреевич Журкович - Страница 2

Сирегну, первый своего имени, наследный царь Тальгедов стоял у окна в тяжелых раздумьях. Он ненавидел Арскейя, как и Зоркундлат. И одним и другим никогда не было дела до его народа. Первые обещали мир и защиту, но слова своего так и не сдержали. Вторые прочили земли и равноправие, а на деле содержали не лучше наемников. Теперь же сайер требовал повиновения и объявил сбор войск. Дочь томилась в плену Муткарга, а сын… Мурашки бежали по коже при мыслях о том, какая судьба могла постигнуть его.

Решение нужно было принимать немедленно, но царь медлил. Он вглядывался в ночь, стараясь найти в пустоте ответы на свои вопросы. Темнота манила и завораживала, но на сердце Сирегну разрывалось от внутренней борьбы. Поколения тальгедов сменялись одно за другим, но численность населения неуклонно таяла. Чужая, несправедливая, тяжелая судьба досталась их народу, а они выживали по инерции везде и всегда. Тальгедам пришлось выучиться строить дома в прожигаемых солнцем саваннах, играть по чужим правилам, стать частью совершенно иной культуры. Вопреки веренице прожитых лет, судьбе и всему треклятому миру, они снова и снова оглядывались на запад преисполненные надеждой. Где-то там, далеко за непроходимыми джунглями утаремо скрывался их мертвый дом.

 В дверь тихонько постучали.

– Входи, – устало бросил царь, даже не шелохнувшись.

Раздался едва различимый скрип петель, и снова повисла гнетущая холодная тишина. Сирегну, замер, как обелиск, понимая, что так и не принял решения. Наконец, он резко развернулся и уставился немигающим взглядом в глаза вошедшему. Его гость спокойно выдержал паузу и коротко склонил голову в приветствии. Это был мужчина лет тридцати. Его бледная, натянутая, как простыня кожа, имела нездоровый блеск.  Крючковатый нос, походил на совиный клюв и смотрелся хищно, а холодные, словно, неживые глаза дополняли отталкивающий образ.

– Скажи, старый друг, во время выполнения своих заданий, бывало ли, чтобы ты колебался?

– Никак нет, ваше величество.

– Что, никогда не сомневался? – раздраженно бросил царь. – Не ври своему господину.

– Я и не вру, ваше величество. Для того чтобы сомневаться в миссии, нужно утратить веру к тому, кто ее поручил. А я по поступлению на службу клялся, что никогда этого не сделаю.

– Хорошо тебе, – посетовал Сирегну. – Жаль, с моими делами не все так просто.

Он прошелся по комнате, глядя на нее, будто видел в первые, и снова остановился у окна. Звезды все так же терпеливо мерцали вдали, наполняя ночь искристым сиянием. Пришла пора делать выбор или снимать корону, чтобы его сделал кто-то другой.

– Илорем, мы знакомы с тобой вот уже тридцать лет. За это время ты ни разу не подвел ни меня, ни наш народ. Я знаю, что ты уже не мальчик. Не спорь, время властно над каждым. Но именно и только тебе будет суждено спасти нас.

Царь подошел к секретеру и, достав из кармана ключ на золотой цепочке, отпер один из ящиков. Повернувшись к столу, он опустил на него небольшой сверток парчовой ткани темно-синего цвета. Развернув его, Сирегну протянул своему собеседнику половинку диска перламутрового цвета. Фоекусто[4] осторожно взял предмет, взвешивая в ладони, и поднес к огоньку свечи, разглядывая.

– Это и послание, и ключ, – прошептал князь. – Текст откроется лишь обладателю второй половины камня. Не думал, что настанут времена, когда мы снова пустим в ход этот артефакт.

– Кому я должен передать это?

– Великому князю Филину Верутринце.

В опустившейся на комнату тишине фоекусто медленно завернул полу-диск обратно в ткань, аккуратно убрав за пазуху. Затем он встал, также как по приходу, коротко склонил голову и направился к выходу. Прикоснувшись к дверной ручке Илорем замер и, кашлянув в кулак, обернулся.

– Истинный царь велик не только своими делами, но и ответственностью за их вершение. Если бы ваше величество спросили, одобряю ли я такое решение, то услышали бы утвердительный ответ. Мы слишком долго были в тени, но это не наш путь, – сказав это, фоекусто решительно распахнул дверь и исчез.

– Спаси нас Титаны, если это ошибка, – прошептал Сирегну, вернувшись к окну.

Постояв с минуту царь, тряхнул головой, и, похлопав себя по щекам, крикнул:

– Атасер!

Спустя мгновение, дверь в комнату отворилась, и на пороге предстал слуга, отвесив глубокий реверанс.

– Что угодно, вашему величеству?

– Вот бумаги, их нужно немедленно отправить всем домам. Это депеша о военном сборе. Сайер зовет нас на войну! Приступай немедленно, – отрывисто скомандовал князь, протягивая связку писем.

– Будет исполнено, ваше величество, – с достоинством ответил слуга и бросился прочь.

Скоро на улице послышались голоса конюхов и ржание лошадей. В свете факелов мелькали тени гонцов, собирающихся в дорогу. Чуть поодаль от главных ворот усадьбы, в кустистых ветвях бальзы едва различимая тень напряженно замерла, считая выезжающих. Когда последний из всадников растворился в ночи, шпион проворно спрыгнул на землю и направился к дому. Несколько раз обойдя строение кругом, он застыл напротив окна комнаты князя, вглядываясь в лучи света, выбивающиеся из-под запертых ставней. Немного погодя вендази вернулся на свой пост и, не смыкая глаз, следил за выездом из усадьбы до самого рассвета. Однако, ни одна душа больше не покидала царский дом.

Фоекусто Илорем слишком хорошо знал вендази, чтобы ожидать от них доверия. Известнейшие в мире интриганы, крылатые кочевники подмяли под себя львиную долю суши отнюдь не благодаря одной только военной мощи. Их кровь невероятно сильна, а дух завоевателей не склонен к каким-либо компромиссам. Там, где нельзя было взять числом, вендази платили монетой. Если и это не помогало, то в ход шли любые уловки, начиная от подковерных интриг с соседями, и заканчивая диверсиями и саботажем.

На территории Зоркундлат проживали народы с разной историей, бытом и даже наречиями, но всех их объединяла стая. Рождавшиеся от кровосмешения в неволе, были потомками многих разумных рас, некоторые из которых уже давно перестали существовать самостоятельно. Отголоски древних, давно канувших в небытие культур и цивилизаций, настолько забытых, что даже не имевших собственного названия, продолжали жить, став фундаментом Зоркундлат.

Возглавив такую чудовищную силу, вендази смогли целиком и полностью отказаться от земледелия и производства, всецело посвятив себя покорению мира. Раса искусных воинов больше не бралась за молот и плуг, находясь на обеспечении своими вассалами и рабами. В Зоркундлат только два народа, кроме самих вендази, имели право воспитывать воинов. Ими были мурхуны и тальгеды.

В это трудно поверить, но крылатые кочевники могли не только свергать, но и возвышать. Однако, если мурхуны, исконно жившие на севере Чанранских песков, и создавшие такие чудеса, как водопады Катакарва и озеро Асульфа, считались равноправными, насколько это было возможно, хозяевами в песках, то сыны Монара нет.

Илорем знал, что у него один единственный шанс на тысячу, но долг велел идти на риск. В противном случае, народ тальгедов мог ждать новой возможности еще одну сотню лет, если, конечно, окончательно не исчезнет.

Наблюдая за сборами гонцов, застыв в тени крыльца, фоекусто с жадностью вдыхал ночь, пьянея от аромата расстилающейся над миром силы. По мере того, как кровь просыпалась, реагируя на отзвуки тьмы в его душе, колдун принялся сначала осторожно, а затем все настойчивее шептать старинные слова призыва ноктукатиса[5]. В отдалении послышался вой шакала, к которому спустя мгновение присоединились еще несколько голосов. Заунывной серенадой их песня разносилась над пустыней, приветствуя тварь из бездны.

Илорем поежился, когда его пальцев коснулось дыхание гончей, и нервозно отдернул руку. Ноктукатис равнодушно зыркнул на него ультрамариновыми глазами, и нырнул в ночь на поиски жертвы. Колдун между тем, поднял руку в направлении, куда исчезло порождение, нащупывая незримый поводок. Тварь нельзя было отпускать слишком далеко, ведь фоекусто не знал, скольких шпионов прислала стая. Если кто-то из них почувствует присутствие гончей из бездны, держать ответ придется самому царю.

Вендази не заставил себя долго ждать, и, вскоре, объявился, несколько раз скользнув вокруг дома. Пока шпион не успел вернуться в свое укрытие, Илорем атаковал. Ноктукатис прыгнул на плечи вендази, и хвост гончей, толщиной не более волоса, пронзил затылок жертвы. Со стороны, как будто ничего не произошло. Воин вендази остался стоять на том же самом месте, спокойно и безмятежно. Только подойдя к нему вплотную, можно было бы разглядеть, что его зрачки закатились, вендази спал.

Не желая испытывать судьбу, Илорем мысленно прикоснулся к сознанию гончей и начал читать мысли шпиона. Минуту спустя, фоекусто с облегчение выдохнул. Сегодня удача была на его стороне, следящий за домом, действовал в одиночку. Не медля более и секунды, колдун запрыгнул в седло и пришпорил коня. Ночные звезды освещали его путь, а сердце стучало от волнения, заставляя дышать все чаще и глубже.

Потускневшие очертания царской усадьбы остались позади, когда всадник, миновав оазис, направил коня на юго-запад. Там через много миль лежала Фатумкая, последняя пустыня стаи в Зоркундлат. Проскакав еще некоторое время, Илорем остановился и, обернувшись на спящую саванну, легонько щелкнул пальцами, разрывая мысленный контакт с ноктукатисом.

До восхода солнца еще оставалась пара часов, а значит можно было какую-то часть пути продвигаться без риска. Колдун понимал, что с наступлением дня вид тальгеда, скачущего не в объявленное сайером место сбора войск, а в противоположном направлении, вызовет известные подозрения, поэтому старался покрыть максимальное расстояние. Он не мог ориентироваться в песках, как вендази, зато имел не менее удобное для движения преимущество – глаза, которые видели даже ночью.

Каждое поколение детей Монара рождалось слабее предыдущего, и все реже появлялись на свет обладатели сильной искры. Илорему по-своему повезло, его дар был нечета сверстникам, но он же сделал тальгеда изгоем. Привыкшие жить на солнце собратья сторонились болезненно-бледного парнишку, который однажды разбудил в себе наследие царства Пепельных елей и принялся осваивать таинства некромантии и колдовство.

Известие о начале великого похода на империю разнеслось по всем старшим домам тальгедов той ночью. Не смотря на нахождение в составе стаи, дети Монара, до сих пор старались сохранить хотя бы часть своих традиций и обычаев, в частности родословную. Каждый род тальгедов, состоящий из пары, имеющей потомство образовывал «дом». Главным домом считался тот, в которым правили, то есть были живы, наиболее старшие представители этой семьи.

После изгнания из царства Пепельных елей, и последующего бегства из Корви, тальгеды растеряли практически все свои богатства и магические артефакты, созданные поколениями до них. В результате чего, силу семьи и дома стали представлять сами живущие в нем. Потерявшие все, отчаявшиеся и отверженные дети Монара сами стали единственной ценностью для собственного народа. Надо ли говорить, что новость о намечающемся кровопролитии была встречена в штыки?

– Крылатые ублюдки хотят крови, а потеть нам? – взревел седовласый мужчина, прочтя послание царя, только доставленное гонцом.

Тальгед был немолод, но по-прежнему силен, как физически, так и ментально. Это было сразу видно по тугим узлам мышц, на его руках и шее. В глазах его замерцали искры, готовой сорваться силы, которая хищно бурлила, чувствуя ярость владельца.

– Будь благоразумен, ни к чему такие разговоры при них, – шикнула на него супруга, украдкой поглядывая на сыновей. – Пески полны шпионов, за такие высказывания тебя могут отправить на дыбу!

– Пусть! Пусть они пошлют меня сразу на костер! – упрямо твердил мужчина. – Почему я на старости лет должен идти проливать кровь и отправлять на это своих детей?!

– Милый, полно, не начинай…

– Потому, что очередному дуэлянту, захватившему власть, хочется еще большей славы? Ради этого дерьма, мы должны лезть под пули рунианцев?

– Но имперцы наши враги, отец, – возразил старший сын. – Я слышал, что это их проделки с атаками на наши караваны!

– Кто тебе это сказал, юноша? Уж не крылатый ли ублюдок, который хочет, чтобы ты за него бился против Академии Тайн? – вскипел отец, ткнув пальцем в грудь парня.

Леди Паутрем обхватила голову руками и шумно разрыдалась. Её всхлипывания заглушили шум ссоры и вскоре заполнили воцарившуюся тишину. Когда она поняла, что спор утих, то подняв распухающие от слез веки, обвела взглядом лица мужчин, словно, запоминая.

– Единственный шанс вам выжить, это держаться вместе и сделать так, чтобы стая победила. В былые времена мы могли говорить с Арскейя на равных, теперь нет. Нравится нам это или нет, будущее сейчас за ними, – она кивнула на дверь. – Вендази сохранили в себе то, что мы, несчастные бездомные, утратили десятки лет назад. Чувство своей земли под ногами. Им есть за что умирать, держитесь их!

– Мать права, я слышал, оккультисты думиваро готовят поистине небывалый костер в Муткарге, – поддержал ее, молчавший до этого юноша с серо-зелеными глазами. – Вендази не дураки, их шпионы действуют по всему свету, они должны быть осведомлены о силах противника.

В ту ночь во многих домах Индорукева[6] горел свет, и не стихали разговоры о последних новостях. Мало кто, из поднятых по тревоге, осознавал, чего ждать от такого похода. Скорее всего, большинство даже не представляло, насколько могущественный враг ждет их, наращивая колоссальную мощь у границ. Однако в такие моменты никто не спрашивает, каковы твои политические взгляды и планы на будущее.

Царь без царства оставался связующим звеном детей Монара с теми, кем когда-то являлись их предки. Этот, как и многие другие, казалось бы, ненужный пережиток ревностно охранялся тальгедами и отстаивался годами. Они верили, что во главе домов должен стоять свой царь, который однажды приведет их к процветанию. Нужно только ждать, хоть и сжав зубы, и изрыгая проклятия, а это дети Монара умели, как никто другой.

Лишь с лучами, поднимающегося над миром солнца, Илорем впервые остановился. Осмотревшись вокруг и убедившись, что поблизости не видно ни души, колдун спешился и привязал коня. Сезон засухи подходил к концу и то тут, то там на горизонте виднелись столбики дыма от пожаров, которые были обычным явлением для этого времени года. До границ Долины томагавков оставалось порядка недели дневных переходов, но у фоекусто не было ни такого времени, ни возможности скакать при свете солнца. Шансы нарваться на вендази были угрожающе велики, а поэтому в ход следовало пустить самые отчаянные способы сохранить скрытность и одновременно увеличить скорость.

Пройдясь по кустам вокруг, Илорем насобирал сухих ветвей и соорудил небольшой костер, вокруг которого вычертил аккуратную остроконечную звезду с четырьмя лучами. Пламя с удовольствием принялось пережевывать хворост, а колдун устало уселся прямо на траву, глядя на языки огня. Есть совсем не хотелось, но он заставил себя проглотить несколько полосок вяленого мяса, запив их подогретой в котелке водой с травами. Путь предстоял неблизкий, а значит, организм должен был с первых дней взять определенный темп, поддерживать который колдун собирался с помощью своих знаний и опыта. Задумчиво глядя в костер, Илорем думал о том, что его миссия, возможно, станет кульминацией всей жизни.

Это было довольно странное и спорное ощущение. С одной стороны, как фоекусто, он осознавал честь и значимость того, что царь направил именно его. Судьба всего народа тальгедов сейчас была в руках колдуна. С другой стороны, что-то тяжелое и неизмеримо печальное поселилось в его сердце в ту роковую ночь. Илорем не был лучшим из фоекусто Сирегну. Не самым сильным, как воин, не самым искусным в колдовстве, тем не менее, он оставался таинственным и в чем-то незаурядным самородком. Но выбор был обусловлен совершенно иным, и от этого отдавал горечью. Будучи крепкой серединой, колдун не отличался от своих сослуживцев ничем, кроме одного – только Илорем не имел дома.

Его отец не вернулся с Железной войны. Мать тяжело перенесла эту утрату и долго болела. Годы сгибали ее все быстрее с каждым прожитым днем, а минувшей весной она умерла. Являясь единственным ребенком в семье и к тому же фоекусто, Илорем должен был продолжить род, если бы не проклятие плоти, полученное им в обмен на свой дар. Он оказался наделен редкой, особой властью над неживой материей. Обладая силой поднимать могущественных гомункулов и модифицировать их, создавая кошмары, достойные грозных бестиариев старой школы Монара, колдун не мог иметь своих детей.

Проведя ладонью по лицу, словно смывая тяжелые мысли, Илорем встал и направился к коню. Животное мирно дремало, наслаждаясь заслуженным отдыхом. Колдун достал из-за пояса кинжал с волнистым лезвием черного цвета и опустил свободную ладонь на шею коня, поглаживая его. Закрыв глаза, он потянулся вперед к сознанию своего скакуна, подчиняя и одурманивая, после чего отточенным движением перерезал горло. Животное вздрогнуло и рухнуло на землю, разбрызгивая кровь, фонтанирующую из огромной раны.

Склонившись над тушей, фоекусто принялся свежевать труп деловито и буднично, насколько это мог делать опытный некромант. Под столь необычным черным клинком, плоть расходилась, будто он заточен рунианскими мастерами. Кости ломались, как сухие ветки, а колдун методично продолжал работу, время от времени вставая и относя что-то к костру, на котором снова кипел котелок, с бурлящей субстанцией, уже не имеющей ничего общего с приготовлением пищи.

Когда работа подошла к концу, картина, царящая на этом, всего час назад мирном привале, вызвала бы животный ужас даже у заправского мясника. Перед Илоремом лежало творение из плоти и костей, уже совсем не напоминающее лошадь, даже отдаленно. Ребра грудной клетки оказались растянуты, образуя подобие капсулы, череп был лишен нижней челюсти и теперь походил на шлем. Передние и задние ноги, до неузнаваемости измененные, образовали два исполинских крыла, обтянутых кожей.

Пробежав оценивающим взглядом по всем узлам новоявленного творения, фоекусто удовлетворенно покачал головой и, потушив костер, принялся заметать следы своей стоянки. Когда все приготовления были окончены, Илорем лег на спину прямо в открытую капсулу мормилая[7], просовывая руки в пазы крыльев, и закрыл глаза. Гомункул вздрогнул, послышался омерзительный скрежет, а затем плоть поглотила колдуна, укрывая словно одеялом. Поистине, безобразное создание, принялось закапываться прямо в песок, уходя все глубже в почву, пока вовсе не скрылось из виду. Оказавшись в кромешной тьме, Илорем, не в силах сдерживаться, ухмыльнулся. Лишь это был его родной, настоящий дом – мир темной материи и смерти. Закрыв глаза, он отпустил сознание, отдавая себя в руки слуги, который пробудится только после заката, напитавшись за это время силой некроманта, и готовый взмыть в черные небеса.