Читать книгу Голос вражды - Андрей Андреевич Журкович - Страница 5

Стены Муткарга сотрясались от тяжелых ударов гонга, который взывал к соискателям славы на площади Рока. Среди множества массивных помостов, с которых, срывая глотки, кричали десятки глашатаев, высился один поистине огромный, с бортами обтянутыми цепями. По чудовищному рингу, расположенному в самом центре площади, неспешно расхаживал сам сайер. Его тело было покрыто многочисленными шрамами, руки по массивности могли бы соперничать с колоннами, а стальные бесстрастные глаза цепко перебирали лица, стоящих перед ним. По традиции, перед военным походом вендази пускали клич, с призывом желающих сделать вызов сайеру на дуэли чести. Теоретически, подобный вызов могли бросить, когда угодно. Но именно перед большой войной, подобному зрелищу предавали особый размах и значение.

Условия участия в бою при этом были весьма жестоки. Во-первых, бросавший вызов претендент приносил в жертву не менее тридцати рабов. Во-вторых, в случае поражения, вся семья незадачливого дуэлянта лишалась звания клыков. А, как известно, иного достойного класса в обществе Зоркундлат не существовало. Таких вендази называли амисвитами, то есть, потерянными душами. В-третьих, победитель оказывал проигравшему весьма специфическую услугу. Дело в том, что просто убить соперника считалось недостаточным. Победивший должен был, в буквальном смысле изувечить своего врага: поочередно отсечь ему оба крыла, после чего, поставив на колени разрубить напополам.

Если убитый таким образом вендази до последнего не падал на землю, и выдерживал всю казнь с достоинством, он считался погибшим, как тамраг. В этом случае, дети убитого получали титул мависи. Надо ли говорить, что желающих принять участие в подобном состязании было не много? Тем не менее, они выходили драться, примерно раз в двадцать – тридцать лет, когда правящий сайер старел, и находился молодой авантюрист, готовый рискнуть и пролить кровь. Тогда происходили чудовищные по своей жестокости поединки, о которых потом веками слагали легенды во всей стае.

Последний удар гонга возвестил о том, что претендента на место сайера так и не нашлось. Это означало переход к следующей ступени празднества в честь предстоящей военной кампании – ритуальным убийствам думиваро. Толпа зачарованно замерла в ожидании, только ступни, еще пока робко, начинали выбивать темп. Тысячи воинов, собравшихся здесь, в унисон грохали окованными башмаками по мостовой. Тем временем, над бойцовскими ямами уже полыхали пожары, взвиваясь длинными языками в звездную ночь.

Морайна смотрела на ближайший к ней костер отстраненно и задумчиво, словно находилась далеко отсюда. Ее глаза сверлили огонь невидящим взором, который был настолько холоден, что, казалось, способен побороть бушующее пламя. Единственное, что соединяло молодую мависи с этим миром, это гомон толпы, к которому во всеобщем единении присоединилась и она.

Когда свора клыков качнулась вперед, стало понятно, что церемония началась. Рабов одного за другим растягивали на огромных железных дыбах прямо над кострами. Крики и стоны мучимых умирающих зазвучали отовсюду, а их палачи старались все изощренней. У каждой дыбы стояло по два оккультиста думиваро: один выкачивал энергию и жизненные силы жертвы, другой распылял отобранную энергию над идущим строем клыков.

Проходя мимо костра, Морайна почувствовала, как ее с головы до ног окатило потоком силы. Неимоверный заряд мощи, несчастной и еще живой души, погибающей под пытками, мог питать неделями. Девушка скривилась, будто глотнула скисшего молока, но тотчас взяла себя в руки, постаравшись изобразить гримасу ярости на лице. В стае не принято распускать сантименты по отношению к «мясу». Даже сквозь вышитую стальными бляхами толстокожую куртку она почувствовала жар от своей рапиры на поясе. Клинок не только нагрелся, казалось, что он даже начал подрагивать, как и хозяйка, ловя частички силы, которая наполняла сейчас все вокруг.

– Пей, Туаканра, – подумала вендази, поглаживая эфес рапиры. – Скоро нам обоим понадобится вся сила этого мира.

Маршевым строем клыки стаи покинули Муткарг, чтобы вернуться либо с победой, либо не вернуться никогда. Конечно, не предполагалось, что вся армия дойдет до границы Арскейя в таком составе, темпе и порядке. Те, кто, побогаче, пройдя милю-другую, то есть, отдав дань уважения старинной традиции, возвращались через другие ворота за верблюдами и продолжали путь верхом. Ударные отряды наездников на носорогах квартировали в отдалении от города. Друиды специально вырастили дюжину оазисов, потратив на это уйму сил, чтобы такая прорва тяжелых чудовищ смогла прокормиться и не передохнуть до момента выступления.

Основная часть мурхунов и тальгедов собиралась в Индорукева, чтобы примкнуть к стае у Чанранского рынка. Вольный город взялся обеспечить львиную долю продовольствия для предстоящей кампании, и к тому же, дал еще двести обученных носорогов со своих пастбищ.

И все-таки молодая вендази не чувствовала себя на месте. Один на один с неоплаканным горем, она все чаще испытывала сжигающую душу ненависть ко всем вокруг без исключения. Когда становилось совсем тяжко, Морайна, чтобы как-то отвлечься от мрачных мыслей, принималась просто считать численность движущейся стаи, обдумывать маршруты переходов и даже тактику предстоящих сражений. Выходило порядка тридцати тысяч только одних клыков, не считая союзников. Что же до возможного развития событий на фронте, тут у вендази не складывалось уверенности в успехе. Многое в этой кампании казалось опрометчивым и лишенным всякого смысла. Если донесения разведки были верны, стаю ждали суровые времена и неслыханные потери.

В такой обстановке кровавой пляски и ярости прошло четыре дня. Чанранский совет знати радушно ждал всю прорву ртов стаи с распростертыми объятиями, приготовив палаточные лагеря и припасы. Было трудно представить, что раньше Морайне так нравился этот город. Когда-то юная вендази обожала его ночные огни, многочисленные кварталы и переулки, пестрящие шелками лучших мастеров востока, пряностями, ювелирными украшениями и, конечно, оружием.

В детстве они с братом излазили каждый переулок квартала Удела Афалчи, в поисках кладов, которые по легендам, безумный алхимик прятал здесь ради развлечения, пока окончательно не промотал все свое состояние. В Чанране Морайна прошла посвящение в клыки, когда еще был жив отец. Сейчас казалось смешно даже вспоминать, как он раздулся от гордости, что его малышка сумела пройти испытания в какие-то одиннадцать лет. И, конечно, именно здесь вендази встретила наемника северянина из рода рунианцев по имени Дарек, который украл ее сердце. Теперь этот город стал одним из мест, которые Морайна без сомнений и сожалений желала стереть с лица земли.

– Дочь пустыни, давно я тебя не видел, – раздался грубый бас за спиной вендази.

Девушка обернулась, выискивая говорящего в толпе. Ухмыляясь во весь клыкастый рот, на нее смотрел огромный мурхун с нашивками клана Промингуйских ревунов. Его панцирь сплошь покрывали чудовищные отметины старого воина, оставленные полевыми хирургическими операциями. Кисть левой руки у мурхуна отсутствовала. Вместо нее, у бойца был прикреплен заточенный крюк. Правая сторона лица обезображена до неузнаваемости и хранила воспоминания о старинной ране, полученной от человеческого волшебства. Несмотря на все перечисленные увечья, мурхун выглядел поистине грозно, и, казалось, излучал здоровье и силу.

– Орицен! – улыбнулась Морайна. – Сколько лун? Тридцать?

– Думаю все пятьдесят, малышка, – прорычал ящер, довольно щурясь. – Слышал, про твоего брата. Мне жаль, что его сабля не с нами!

– Мне тоже жаль, – пробормотала вендази, опуская глаза. – Ты привел весь свой клан?

– О, нет, малышка! Бери выше! Сайер Пожтирет призвал меня командовать одним из пермаесов [10]!

– Ого! Кажется, мне следовало бы покинуть седло, разговаривая с таким важным командиром! – рассмеялась вендази, легко спрыгивая с верблюда.

За их разговором следили. Командующий пермаесом ящер, болтающий с мависи, это было что-то новенькое. Нынешний сайер, к изумлению своих тамрагов, в последние годы взял курс на возвышение отдельных личностей из народов мурхунов и тальгедов. До этого никогда на руководящие посты не назначались представители не вендазийской расы. Теперь же все чаще можно было встретить командира мурхуна или советника тальгеда. У многих это вызывало известный интерес, а у некоторых даже непонимание и агрессию.

Орицен являлся старшим сыном старейшины клана Промингуйских ревунов. Ему прочили место отца, но вопреки ожиданиям родителей, юношу почти не интересовал друидизм, его ждала иная судьба – великого воина. Мурхун участвовал в кампании Железной войны, а также бесчисленных частных набегах, служа многим мависи, чем и заслужил свое положение и признание.

Когда стая встала лагерем у Чанрана, солнце уже нырнуло за горизонт, но скоро хмурое небо пустыни осветили сотни огоньков костров, тянущихся вдаль, покуда хватало глаз. Ночь наполнилась заунывными песнями кочевников, рассказывающих о своих подвигах в красках и хвастовстве. Под одобрительный гомон толпы бросались вызовы на поединки, всем, кто решался дерзнуть оспорить право наслаждаться этой свободой. Скоро серебристые росчерки сабель замерцали повсюду, подобно звездам в небесах.

Чувствуя переполняющую душу энергию жертвенных костров думиваро, вендази купались в неистовстве своей мощи, не в силах сдерживаться. В ту ночь было пролито немало крови, хоть и не все поединки оканчивались смертью. Стороннему наблюдателю могло бы показаться глупым, еще до встречи с врагом нести не боевые потери, лишаясь самых отчаянных и смелых клыков. Но, несмотря на кажущуюся угрозу, никто, и даже сам сайер не дерзнул бы остановить этот древний обычай.

Стая не просто так стала самой опасной и не предсказуемой в своей жестокости армией Имаргиса. Среди вендази не признавалось класса в обществе достойней, чем военный. Право быть клыком требовало ежедневного и ежечасного доказывания и подтверждения. Так рождались лучшие из лучших, а тех, кто решался это оспорить, ждал лишь один конец.

– Эй, красотка, что это за страшила рядом с тобой? – раздался оклик, обращенный к Морайне, когда они с Ориценом, увлеченные беседой, искали костры пермаеса мурхуна. – Ты забыла, как выглядят настоящие клыки? Посмотри сюда, я напомню тебе!

Девушка застыла, не донеся ногу до земли, после чего резко развернулась, ища глазами говорящего. Он и не скрывался, нагло осматривая ее с ног до головы, сложив руки на груди. Вокруг клыка тут же послышались одобрительные смешки, в предвкушении хорошей драки. Молодой вендази, по возрасту казался едва ли старше Морайны. Его одежда была весьма скудно украшена серебряными нитями, рисовавшими паутинное плетение по всей поверхности куртки.

– Молод, но пока беден, жаждет славы и признания, – мысленно заключила девушка, осматривая наглеца. – Принял мурхуна за калеку, и решил самоутвердиться за его счет. Не чувствует опасности.

Орицен хищно сощурил глаза, облизнув губы. Ни слова не говоря, он шагнул навстречу вендази, но Морайна опередила его.

– Позвольте мависи самой ответить на оскорбление, командир, – мягко сказала она, чуть улыбнувшись, опустив ладонь на плечо мурхуна.

Молодой вендази слегка опешил, услышав титул девушки, но лишь на мгновение. Окружающие продолжали подбадривать его, тем самым, не выпуская из ловушки, в которую он сам себя загнал. Одно дело нагрубить какому-то там мурхуну, совсем другое дело оскорбить мависи – одним богам известно, кто может оказаться ее родичем. Сайер не давал кому попало права носить такой титул, а значит, обидчика ждали лучшие бойцы, готовые выпотрошить его как рыбу.

– Я не хотел показаться грубым, красавица, – осторожно пробормотал вендази, продолжая улыбаться. – Тебя оскорбляет общество этой яще…

Звонкая пощечина не дала ему закончить фразу, и окончательно лишила шанса сохранить достоинство, как, впрочем, и жизнь. Морайна не стеснялась вложить в этот удар такую силу, что юноша, не ожидавший столь резкого выпада, потерял равновесие и едва не упал на песок. Ярость уязвленной гордости окончательно лишила его чувства самосохранения, вверяя древнему инстинкту – смывать оскорбление кровью. Он выхватил из ножен кривую саблю и с криком бросился на Морайну.

Рапира скользнула в руку девушки, и хозяйка тотчас ощутила ее жар. Сталь Туаканры едва заметно дымилась, готовая принять подношение плоти. Первый выпад юноши, молодая вендази даже не стала отбивать, в последний момент, нырнув под рубящий удар. Раздосадованный тем, что с ним играют, юноша принялся описывать клинком крученые вензеля, стараясь запугать свою противницу, сбив с толку.

Морайна снова застыла, как всего мгновение назад, перед нападением, чуть отведя руку с рапирой в сторону. Ее глаза цепко следили за каждым движением противника, когда она сама включилась в сумасшедшую пляску смерти. Со стороны могло показаться, что оружие дуэлянтов даже не соприкасается, если бы не росчерки искр, полетевших в стороны и опережающих звон встречающихся клинков.

По большому счету, Орицен действительно мог справиться лучше нее. Суровый мурхун, несмотря на кажущуюся дикость, был лишен жестокости, и скорее всего, собирался просто хорошо отделать наглеца. Но отчего-то Морайна ощущала важность этого события. Она чувствовала и знала, что должна убить. Но для чего? Ярость Туаканры была не чета ее, но рапира лишь только исполняла волю хозяйки, значит, было что-то еще. Какая-то иная, но совершенно конкретная цель таилась в этом кровожадном представлении.

– Я буду направлять твою руку, – сказал ей однажды Шабор во время тренировочного поединка. – Следи только за равновесием, остальное доверь мне.

В вихре поющей стали, темп движений, сталкивающихся клинков все ускорялся, пока не достиг своего пика, на пределе возможностей смертных. Такой бой не идет долго никогда, всегда один ошибается, а другой свершает возмездие. И все же оба пока держались. Пот заливал глаза разъяренному юноше, на его груди и обоих предплечьях кровоточили неглубокие колотые раны. Оставалось лишь гадать, намеренно ли Морайна не доводила выпады до конца, или продолжала играть с противником, изматывая и унижая, заставляя гибнуть в муках.

Внезапно, молодой клык припал на левое колено, очевидно оступившись, но встать уже не успел. Острие рапиры уперлось прямо в его горло, слегка натянув кожу. Секундное замешательство бойца, могло иметь совсем другой исход, если бы не очередное неверное решение. Перекатом через голову юноша разорвал расстояние отделявшее его от Морайны. Рывком поднявшись, он тут же нанес рубящий удар из-под ног, метя в рукоять клинка девушки. Круговой взмах заставил его развернуться всем корпусом, подставляя противнику спину. Это движение было наполнено отчаянием и истерией, какую испытывает загнанная в угол крыса, готовая прыгнуть на любого, кто к ней приблизится.

Вендази почувствовал, что попал в цель. Краем глаза, он даже видел, как рапира, выбитая из руки девушки, отлетает в сторону. Но поворачиваясь, юноша вздрогнул, затем застыв, как восковая фигура. Во рту появился свинцовый привкус, а тело отказывалось слушаться, словно забыв, как надо дышать. Изумленно и не веря себе, клык смотрел на дымящуюся сталь клинка, выходящую из его несчастной груди.

– Она же выронила рапиру… Как? Как? Как?! – мысли молодого вендази, путаясь, начали удаляться, а тело, качнувшись, повалилось плашмя на спину.

Толпа вокруг взорвалась ревом восхищения. Когда Морайна со своим спутником двинулись дальше, их провожали совсем по-другому. Она доказала, что достойна, что одна из них, что представляет опасность. В этой армии никому не было дела до того, как ты выигрываешь бой. Вендази не чурались уловок и обмана. Напротив, хитрость и изворотливость в схватке считались за главные добродетели. Недостаточно просто победить противника, ему нельзя было оставлять ни единого шанса. Только так он никогда не поднимется вновь.

Орицен шел, помалкивая, лишь изредка ухмыляясь каким-то своим мыслям. Не выдержав длительного молчания, Морайна ткнула его в плечо, заговорив первой:

– Ну, же, говори! Чего скалишься? А?

– Маленькая плутовка выросла. Мне нравится, – вновь оскалился мурхун. – Как ты подняла клинок? Я же видел, что он отлетел. Ты его выронила. Все видели!

– Не выронила, а отпустила, – ответила вендази, подмигнув старому другу.

– Мне нравится, – пожал плечами Орицен. – В моем пермаесе не хватает когтей [11]. Пойдешь ко мне?

– Да, если будешь учить меня, – кивнула Морайна, задумчиво глядя вдаль.

Спустя две недели изматывающих марш-бросков стая вышла к границам Корви. Друиды работали днями и ночами, поддерживая жизненные силы колоссального воинства, которое двигалось практически без отдыха. Оккульты думиваро еще трижды свершали жертвоприношения на своей земле, накачивая стаю мощью терзаемых душ. Каждый клык знал, что означает последний ритуал в Зоркундлат – следующие костры должны зажечься уже на вражеской территории, и будут вспыхивать до тех пор, пока враги сайера не лягут к его ногам. Это, кстати, было и негласным напоминанием: пока идет война, костры будут гореть, и если клыки не приведут новых рабов из числа военнопленных, то лягут на дыбы сами.

Ожидание беды, всегда в тягость только тем, кто идет к ней не по своей воле. Морайна все явственней понимала, каких целей ей стоит придерживаться на этой войне, и что для этого надо делать.

– Я больше никогда не буду младшей сестрой, – твердила она себе. – Беззаботные времена ушли, и никого не осталось. Я должна сделать все, чтобы больше никогда другие не решали судьбу за меня.

И она училась и тренировалась все время, что не проводила в седле. Орицен ошибался, когда думал, что она искала в нем боевого наставника. Вендази скрупулезно изучала все бумаги, касающиеся управления пермаесом, которые вел мурхун. Её интересовало все, от карт местности княжества Корви до сухих отчетов о движении обоза и трудностях, связанных с его сохранностью и пополнением. Другие когти смотрели на это с плохо скрываемым презрением, считая, что в обязанности командира входит прежде всего муштра клыков, а уже потом хозяйственные дрязги. Однако, девушка, казалось, этого и вовсе не замечала. Используя каждую минуту, она впитывала новые знания. Можно было бы даже подумать, что Морайна просто играет в подготовку к войне, не осознавая ее приближение, всецело наслаждаясь службой в новом качестве, если бы время от времени, вендази не поднимала глаза к небу, всматриваясь в горизонт.

– Я сама стану тем, что зовется судьба, – шептала она, падая от усталости вечерами. – Никто и никогда, не застанет меня врасплох.

Последняя ночь перед нападением на княжество, лежащее, как теленок на заклание перед стаей, была поразительно спокойной. Вендази никак не могла заснуть, вышагивая возле своего шатра.

– Как это возможно, что мы не встретили ни одного форпоста или передового отряда противника? Почему скрываются донесения нашей разведки? На что, кавильгиры их раздери, надеются командующие других пермаесов, раз даже не удосужились собрать совет? – эти и многие другие вопросы не давали Морайне и минуты покоя.

Она уже не раз и не два, плюя на все нормы субординации, лезла с расспросами к Орицену, но тот лишь качал головой и прогонял ее.

– Ты самая худшая из моих когтей! – вспылил он, наконец. – Почему все делают то, что им положено и не лезут ко мне, а ты нет? Куда ты суешься, девчонка? Я сам скажу все, что необходимо знать, когда придет время. А известно мне не сильно больше вашего! Все! Спать!

Этот ответ не устроил Морайну ни капельки. Еще и часа не прошло, а она уже прогуливалась в другом пермаесе, будто от скуки и без дела, судача с тамошними когтями, но результат оставался прежним: никто ничего не знал.

Глубокой ночью девушка, вернувшись к своим, сидела у костра, буравя взглядом пламя. Волнение было настолько нестерпимым, что заглушить его, казалось, не сможет ни вино, ни сон. Морайна старалась больше не вспоминать своей прошлой жизни, но разрывающая душу судорога сама услужливо шептала о том, кто уже никогда не поможет ей побороть свой страх.

– Как жаль, что я не забрала и твою душу тогда… – подумала вендази, растирая налившиеся тяжестью от переутомления виски. – Мы не можем знать, что будет завтра. Ты звал меня уйти столько раз, а я боялась и не желала представлять себе, что оставлю Шабора так… Теперь ты – только сон, который уже никогда не приснится Морайне Анарет, а брат – кровожадный клинок, который я кормлю, словно кота.

Княжество Корви встретило стаю гробовым молчанием. По мере того, как армия продвигалась вглубь вражеских земель, передовые отряды раз за разом приносили одни и те же донесения: встречаются лишь оставленные деревни и сторожевые башни, людей нет. Это, конечно же, настораживало, учитывая известный всем нрав местной элиты. Дворяне мятежного княжества были не только не дураки подраться, но и сами слыли частыми гостями в чужих землях. Что уж говорить о таких подразделениях, как Брисфортские мясники, черная слава которых ходила вообще по всему Имаргису. И, тем не менее, стая шла по опустевшей земле, не встречая ни сопротивления, ни чего бы то ни было вообще.

Отгадка феномена явилась на свет лишь утром следующего дня, и это было настоящим потрясением. Отряд разведчиков доставил в пермаес ставки сайера гонца, одетого в цвета Корви. К вящему удивлению всех, кто его видел, человек не только не был напуган, но вел себя нагло и даже агрессивно. Зная нрав вождя, гонца не тронули, посмеиваясь между собой, что сайер первым должен вкусить крови врага.

Морайне сразу показалось весьма подозрительным, что вождь не приказал убить человека на месте. Зачем сайеру о чем-то говорить с врагом? Какие тут могут быть ультиматумы, когда пламя думиваро уже получило первые подношения? Пару часов не приходило никаких известий о деталях встречи гонца людей и сайера, но после полудня человека под охраной конвоировали обратно. Это было уже попросту невероятно и пугало своей неизвестностью.

То, что сообщил Орицен своим когтям потом, вернувшись с совета командования, который, наконец, созвали, заставило Морайну раскрыть рот, словно она увидела кавильгира, пьющего молоко из блюдца. Войска княжества Корви перешли на сторону стаи.

Такого не случалось никогда раньше, и скорее всего не произойдет в будущем. Всем было известно о ненависти, которая расколола империю на три части в Войне долгой весны, но никто и не подозревал, что найдутся те, кто пойдет против собственной расы и бывших сограждан. Жестокость, присущая рыцарству Корви никогда не была чем-то из ряда вон выходящим, но нынешний молодой князь Фирмиборг переплюнул всех своих предков, пойдя на такой шаг. Он подготовил для стаи безопасный проход через свои земли, убрав от греха подальше сельчан, да гарнизоны.

– Но что дальше? – вопросил коготь Ватфор, после того, как Орицен закончил. – Они нас просто пропустят мимо и вся помощь?

– Мне тоже это кажется странным, – поддержал его другой коготь, присутствующий на собрании пермаеса, Спилар Длинноногий. – Уж не хитрый ли это ход империи, подставить нас под удар в тыл?

– Ваша задача слушать, а не рассуждать, – раздраженно отчеканил Орицен. – Имперцы нас ждут, но их должны дезинформировать о численности и подготовке стаи к нападению. По замыслу свыше, войско Корви переметнется на нашу сторону, когда начнется заварушка. Вот и посмотрим, чего стоят их слова! Вы должны запомнить самое главное, и донести это до каждого клыка нашего пермаеса: люди в черно-лиловых накидках – это наши союзники! Если не приведи Великие Боги, хоть один такой солдат будет ранен или убит клыком стаи, сайер лично лишит жизни командующего пермаесом и его когтей.

– А если Корви предаст не Арскейя, а нас? – спросила Морайна напрямую. – Каков план на такой сценарий?

– Не предаст, – мурхун вытянул губы в ужасающей ухмылке. – Утренним гонцом оказался сам великий князь Корви Фирмиборг Сталелобый.

 Это трудно было представить даже в бреду. Встречать многотысячную стаю в собственном доме вышел лично хозяин. Не имея никаких гарантий собственной безопасности, он явился к сайеру не на поклон, а с предложением и смог добиться своего. Это был поистине достойный поступок, даже с учетом того, что Корви собиралось предать своих союзников. Сайер Пожтирет умел уважать не только собственную силу, но и чужую отвагу и доблесть. Очевидно, даже он сумел оценить силу поступка Фирмиборга, сохранив тому жизнь.

– Как думаешь, может, стоило прирезать его, пока была возможность? – спросил Морайну Орицен, когда они остались одни.

– Вряд ли бы это помогло стае, скорее наоборот, – покачала головой вендази. – У людей очень прочна вера. Церковь Светлой Длани может использовать такую жертву против нас. Их Сталелобый князь, конечно, законченный псих, но в одном ему не откажешь – он храбрый и азартный игрок.