Читать книгу ТТТ. Три товарища туриста - Андрей Чеховский - Страница 6

На переписку ЛНК и АВЧ

Л.Н.К. и А. В. Ч. – не Спинозы

какие-нибудь, а гиганты мысли.

Дорогие Соседушки ЛНК и АВЧ.

Простите меня, старикашку и нелепую душу человеческую, что осмеливаюсь Вас беспокоить своим жалким письменным лепетом… Позвольте пожать мысленно Ваши ученые руки и поздравить Вас с выходом в свет новой порции Вашей бесценной переписки.

Давно искал случая познакомиться с Вашими баталиями и даже жаждал этого, потому что пламенно люблю астрономов, поэтов, метафизиков, химиков и др. жрецов науки, к которым Вы себя причисляете.

Но все-таки простите меня, насекомого, если я осмелюсь опровергнуть по- стариковски некоторые Ваши идеи касательно естества природы. Не могу умолчать, когда ученые неправильно мыслят в уме своем.

Извините меня, дурмана ядовитого, ежели иногда и сострю по адресу, потому как ужасно предан науке. А как почитаете мои нелепости, так не мешкайте, приезжайте в гости. Откроем что-нибудь вместе, откупорим, литературой займемся, Фому Фомича помянем, и Вы меня, поганенького, вычислениям разным поучите…

Л.Н.К. (цитируя А. Чаплина)

«Христианство – религия социального и добровольного рабства. Все современное общество поклоняется идолу социальных прав и свобод. Только церковь утверждает, что человек „раб Божий“».

Сосед.

Завидую Вашему зрению, остроглазые Вы мои. Где же Вы увидели эту самую свободу? Я вот, сколько не пытался, не уподобился. По моему, эта штука – такой же мираж, как прическа на голове у АВЧ.

Впрочем, извиняюсь: Вы, интеллектуалы, копаете глубже – у Вас свобода внутри Вас. Вы нашпигованы свободой. Ну, и как? Не распирает животики? «Ибо ничего и никогда не было для человека невыносимее свободы». Свобода – то же рабство внутри человека, порой еще более невыносимое, чем рабство извне.

А что по сути есть суицид здорового человека как не внешнее проявление внутренней «свободы»? Уж Вам-то ЛНК, просветитель Вы наш, не знать этого! «Нет у человека заботы мучительнее, чем найти того, кому бы передать дар свободы, с которым это несчастное существо рождается».

Вернемся к цитате из Чаплина: «…современное общество поклоняется идолу социальных прав и свобод». Какова стилистика! «Поклоняться идолу» и быть свободным?!

Что касается меня, дикобраза аляповатого, то трудно сказать, кто более несвободен: мечущийся в поисках нравственной опоры самопровозглашенный атеист или скромный верующий, сознательно выбравший дорогу к Богу.

ЛНК :

Творец, создавая человека по своему подобию, снабдил его анусом, вероятно подобным своему. Если да, то пользовался ли творец туалетной бумагой?

Сосед:

Все зависит с какого ракурса начинать рассматривать «подобие». ЛНК предпочитает нижнюю – филейную часть – наверное, она ему ближе, и потому возникает проблема «туалетной бумаги».

Кстати, где-то в этой области расположено и «второе сердце мужчины» – видимо для ЛНК оно важнее «первого».

Правда, несколько озадачивают, отцы мои, стилистические шероховатости в исполнении ЛНК. На самом деле, «Подобие» никогда не означало «абсолютную идентичность»; «подобие» – всего лишь подобие. Это как «диез» между нотками: и не «до», и не «ре». Что с Вами? Хуже слышать стали, музыкальный Вы наш!

P.S. Впрочем, соберетесь ТУДА, прихватите пару рулончиков: бог его знает, может придется и поделиться.

Дорогие мои Соседушки.

До 5-ой странички брёл я по лабиринту Вашей замечательной переписки, хотя и с трудом, на ощупь, изо всех сил стараясь не ударить лицом в грязь – но всё-таки шёл. А дойдя до 5-ой, ткнулся своей тупой головкой в непробиваемую цитадель учёности, и почувствовал себя жалкой мухой, не способной оценить и понять. Вот оно: точные науки – Свет, а гуманитарии – ни рыба, ни мясо…

Беллетристика развлекательная и легкомысленный театр сузили мое восприятие Вселенной до унизительного неприличия. Нет, там, где о Христианстве – вразумительно, а ниже – «гаси свет»!

И тут в накрывшей меня темноте постепенно стала открываться моему взору невиданная досель картина. В необъятных просторах Вселенной легко и непринужденно парят два земных Светила.

Приняв горизонтальное положение и слегка подрагивая ножками, они: то сближаются друг с другом, легко стукаются ладошками в космическом приветствии, то вдруг разворачиваются в противоположные стороны, чем-то недовольные, и обмениваются репликами, понятными лишь Избранным.

Ах, как завидно непринужденно, играючи выплескивают они друг на друга чудные, завораживающие имена, теории, направления, гипотезы; какая музыка, какая неземная гармония звучит из их уст, и с какой снисходительной, ироничной усмешкой посматривают они вниз на толпы плебеев, и недогадывающихся о существовании какой-то там вселенной.

По всему заметно, что АВЧ чувствует себя в этих просторах ещё уютнее, чем ЛНК, и если бы не окликали его время от времени по пустякам с земли, он парил бы до бесконечности.

Эти обворожительные мизансцены, легко перетекая одна из другой, расцвеченные светом энциклопедических знаний и навыками цирковых акробатов, могли бы украсить любую сцену.

И вот, когда я оказался на стр. 5 в пугающих просторах мироздания и не увидел вокруг, кроме двух земных Светил, ни одного нормального человека – я испугался.

Я уподобился Фоме Фомичу и возопил: «а где же у Вас человек? Дайте мне Человека!».

Как известно, Фоме Фомичу вместо Человека подсовывали Фалалея. «Дайте мне человека» – не унимался я. И тут АВЧ подплыл ко мне вплотную и на мои вопли протянул мне «Баллистическую теорию Ритца».

– «Не надо мне Ритца», – возмутился я, – «мне Человека надо. Дайте мне его, Человека!»

АВЧ – очень похожий на Николая-угодника – несколько огорчился: «зачем тебе человек, возьми вот это», и развернул передо мной «константу лямбду» в «красном смещении».

– «Не хочу „константу“ и „смещения“ не хочу, ни красного, ни голубого»…

– А как насчет Большого Взрыва?

– «А взрыва – тем более…».

– «А не хочешь ли, – перебивает ЛНК, тоже все более и более напоминающий Николая-угодника, – не хочешь ли «трансцедентального восприятия мира с последующим расщеплением психики».

– Не хочу!.. Человека хочу!

И вдруг передо мной уже не АВЧ, а сам Николай-угодник.

– Дайте мне Человека! – задыхаюсь я.

В этот момент мне, наконец-то, являют человека. И даже не Фалалея, а какого-то… Войно-Ясенецкого, извините за выражение, о котором я и слыхом не слыхивал…

Не знаю, чем бы все это закончилось, если бы на этом месте я не проснулся.

Оказывается, на 5-й стр. я заснул. Каюсь!!

Стыдно мне, дорогие Соседушки, очень!

Стыдно не знать Войно-Ясенецкого.

Стыдно не ведать о происхождении нас с вами и вселенной вокруг.

Стыдно засыпать на самых ученых местах Вашей переписки.

Но самое постыдное – сомнения меня гложат – а, может, и в самом деле, это не АВЧ, а Николай-угодник был и фарисейскими посылками меня только испытывал, ждал, что я от Человека откажусь и к Вам туда в бездну вселенскую напрошусь.

И наградил Святой меня, тварь безмозглую, пониманием, что есть рассуждения Ваши про всё это. Только не обессудьте, отцы мои, я своими словами скажу, по-плебейски.

Теории эти Ваши (ох, даже дыхание сперло!) – «что дышло, куда повернул, то и вышло».

Ну, вот, обидел. Чувствую, что обидел Гигантов Мысли. Как Вам в глаза-то теперь глядеть буду?!

Уж простите меня, ужа ядовитого!

ЛНК:

В закрывшемся Внешторгбанке застряло наследство покойного главы РПЦ Алексия II (в миру Алексея Ридигера). Эти средства включают почти 3 млн. долларов, 9 млн. евро и 9 млн. рублей. Мне хотелось бы знать мнение по этому поводу.

Сосед:

Мне можно было бы и не комментировать, за меня это сделал АВЧ: «… но разве это уничижает великое Христианское учение? Это говорит только о конкретных людях».

Вот именно – «людях». За убогими лохмотьями нищего и золотым обличием Патриарха скрывается одно и то же – человек, всего лишь!

А человек, увы, по природе своей (извините за банальность) – животное. Он так же жаден, хитер, изворотлив, коварен…

Это – изначально.

Позволю высказать мысль кощунственную: если из человека выхолощить весь негатив, включая честолюбие, зависть, ревность и т. д. – он лишится своих достоинств.

Пороки человека являются катализатором его достоинств, его достижений, его гениальности, если хотите. Другое дело, соотношение первого и второго…

И еще несколько слов о А. Ридигере. Кажется невероятным, но будущий Патриарх был… осведомителем КГБ и, как полагается в таких случаях, имел свой псевдоним – «Дроздов».

Но не будем спешить с оценкой. Попробуем взглянуть на это с другой стороны.

Церковь постоянно находилась под прицелом КГБ. Войти в эту обойму даже в качестве «осведомителя» значило, в какой-то степени, предвидеть выпады с Лубянки и, возможно, хоть что-то предотвратить.

А деньги?

Опять же, никого и ничего не оправдывая…

При советской власти храмы уничтожали один за другим. А в перспективе – на какие средства все это восстанавливать, как и на что возрождать? Ведь средства, находящиеся на балансе церкви, в любой момент могли конфисковать…

Позвольте, дорогие мои, привести несколько параллелей, быть может, не очень логичных и последовательных.

Я сам слышал, как Алексий II пел в храме Сугубую Ектению. Эту же вещь, в свое время, пел и записал Федор Шаляпин. И конечно же, не задаром. И еще он пел великолепный романс Чайковского с великолепными словами:

…и посох свой благословляю,

и эту бедную суму…

Пел бесподобно! Вот только содержимое «бедной сумы» позволяло Федору Ивановичу покупать в личную собственность острова.

А наш современник И. С. Козловский – человек безусловно верующий, певший по большим праздникам в церкви…

О его гонорарах ходили легенды. А пел божественно:

«Гляжу я на небо,

Тай думку гадаю…».

Глядел на небо, а про себя загадывал: сколько заплатят.

И так везде и во всем.

Бесподобная Мария Калас, приехав в Америку на гастроли, запросила гонорар, от которого у устроителей глаза вылезли из орбит. «Извините, – говорят, – у нас Президент США за месяц столько не получает». М. Калас, не моргнув глазом, парировала: «Так пусть ваш президент вам и поёт…».

Таких примеров – бесчисленное множество, но мы не требуем из-за этого закрытия концертных залов и оперных театров, и ЛНК не готов пожертвовать средства для их уничтожения, в отличие от ненавистных ему церквей.

Человеческая непредсказуемость, циничность и парадоксальность часто были объектами внимания писателей или, напротив, характерными чертами самих писателей.

Возьмите приснопамятного друга детей и вождей, автора нашего гимна. Гимн, по сути, государственная библия. Так вот, что мы в ней наблюдаем.

Современный апостол Михалков сперва воздал «аллилуйя» тов. Сталину – выдающемуся Сатане 20 века. Затем сделал изящный кульбит в сторону сатанят в лице партии, и после очередного сальто-мортале, припал к стопам бога: «хранимая богом великая Русь».

Чему удивляться?!

Ложь десятилетиями была (и остается) идеологией государства. Отсюда и гимн, дважды перелатанный. Да еще, помимо бесстыжей трансформации текста, сама мелодия украдена Б. Александровым у В. Калинникова. Вот с такой гос. библией мы и сожительствуем.

Чем объяснить такое бесстыдство?

Ненавязчивое объяснение дает ЛНК: «Отсутствие гибкости может быть изъяном». А сама «гибкость» есть эволюционное развитие человека от кишечно-полостных (т.е. червей) – стр. 2 – до Михалкова.

Ну, что ж! Тогда все сходится: уж в чем – в чем, а в гибкости червякам не откажешь.

О неоднозначности человеческой природы свидетельствует жизнь и творчество другого современного писателя – Льва Николаевича Кузьмина.

(Я вынужден представить читателю ЛНК в полный рост и с открытым забралом, иначе популярная серия «Жизнь замечательных людей» без его участия окажется несправедливо обделенной.)

Выход в свет книги Л. Н. Кузьмина «Двадцать пять этюдов о пессимизме» можно было сравнить с «большим взрывом», изменившим наше сознание и породившим совершенно иной взгляд на окружающую нас действительность. В «этюдах» открывалась нам великая тайна бытия, суть которой – бессмысленность нашего существования.

Ослепленные вспышками поэтических метафор и мрачными изречениями оракул – мы уже готовы были поверить их приговорам.

Мы любовались и аплодировали ЛНК, четверть века несшему в себе крест бессмысленности и сострадания к нам, непрозревшим.

Мы открывали в нем современного Зосиму и готовы были простить и хаотичность повествования, и временную последовательность, и тенденциозность подборки, и, если хотите, некоторую маниакальность…

Зато, как красиво, как трагично, как искренне, как искренне!

Мы готовы были на многое, а кое-кто, в знак солидарности, уже примерял на своей бессмысленной шее капроновую нить…

Как вдруг!!

Новый «большой взрыв» потряс наше воображение. Вчерашний Страдалец вдруг выпрямился, вздохнул полной грудью, схватил припрятанный на время сачок и, по примеру нашего давнего знакомого – Фомы Фомича, – во всю прыть бросился за бабочками.

В первое время отловить представительниц крылатого пола получалось не очень: то ли сачок слегка погнулся, то ли прежней прыти не хватало.

«Где моя юность, где моя невинность, когда я, чистый и невинный, гонялся по полям с сачком за бабочками?» – восклицал Фома Фомич.

И когда ЛНК все-таки удалось накрыть красавицу – в одно мгновение он обрел и чистоту, и невинность, и (увы!) страстное желание не расставаться с этой бессмысленной жизнью.

Из Страдальца с ликом сурового Варяга, о чью непоколебимую стойкость годами разбивались волны Ладожского озера, он на глазах стал превращаться в романтического средневекового рыцаря.

Пять столетий эволюции уложились в считанные дни. А как изменился облик ЛНК, что сделалось с его взглядом! Нордические черты лица его смягчились; в глазах появилось нечто мерцающее с поволокой, что-то, напоминавшее баркароллу с нотками грусти, пасленовыми тонами и приятным послевкусием нектара.

А голос! Боже мой, что это стал за голос! При слове «Галочка», – а именно так обращался он к даме своего сердца – в его тембре появлялся такой бархат, такие глубокие обертоны с блестками серебра – что в этом голосе невозможно было узнать прежнего ЛНК.

Во всем его облике возникло что-то томно-невысказанное и, в то же время, порывисто-кричащее.

А когда в завершении «ренессанса» он запел арию из Монюшко (ой, Галина, ой, дивчина – солнышко моё…) – тут… нет, не берусь описать картину – слишком мелок и ничтожен почерк; об это бельканто обломалось бы перо не одного только Фомы Фомича.

А мне пора остановиться. Потому, что, как никогда, чувствую – человек не только животное, но и скотина рогатая, норовящая больнее боднуть ближнего и получить от этого удовольствие. Уж простите меня, носорога двурогого.

Вы же, по благородству натуры и учености ума, никогда бы до этого не опустились.

А виной всему – зависть. Пропасть между нами. И пропасть эта куда больше, чем дистанция от Фомы Фомича до белого быка Фалалея; и сколько бы я ни пакостничал, пропасть эта будет только увеличиваться.

Умолкаю и передаю слово самому автору «25 этюдов».

«Любовь для индивидуума – несомненное зло». «Любовь – это причина безобразия, именуемого бытиём». «Формула: безумие любви – очень глубока. Она разводит на два полюса две вещи, данные человеку: разум и любовь, делая их непримиримыми». «Логично предположить, что большинство семей – ненормальные; семья – это инструмент бессмысленного воспроизводства людей».

И, наконец, на зависть З. Фрейду: «Когда твердеет член, то мозг размягчается, и побочный продукт этой схватки – дети».

И т. д. и т. п.

А вот шедевр, при котором пациенты палаты №6 у Чехова просто отдыхают.

ЛНК:

Чхортишвилли делает правильный вывод: «если победят силы добра и разума, то главным завоеванием человечества станет стопроцентная смерть от самоубийств».

Хорошая арифметика!

Через пару-тройку десятилетий уже некого будет побеждать, и что тогда станет с победителями?

А вот сам автор:

«Одна читательница сообщила, что после прочтения этой книги у ней испортилось настроение и исчезло желание делать что-либо, ибо что бы она ни подумала сделать, тут же возникал вопрос « а зачем?», после чего руки опускались».

И уже под занавес:

«… мысль о добровольном уходе от всего: людей, решившихся на этот шаг, считаю Величайшими среди прочих!»

«Ой, Галина, ой, дивчина!…» – ну, а как вам такая опера?!

Так что же всё-таки на самом деле эти «25 этюдов»: долговременное «помутнение в уму» – по выражению Л. Филатова или затянувшаяся «игра в бисер» перед публикой. Кто знает?

Человек – загадка!…

Ваш любящий Сосед

6 января 2017 г.