Читать книгу Александр Золотая грива - Андрей Ильин - Страница 3

Когда кроваво-красное солнце пошло в закат, Алекша вышел из избушки Бабы-Яги. За плечами болтается заплечный мешок с куском ржаного хлеба, мясом и парой луковиц. Еще там закопченный котелок, ложка, трут и кресало. Бабка могла дать и больше, но то ли поскупилась, то ли посчитала, что остальное добудет сам, не маленький. Скорее, последнее. Алекша вновь оказался на той самой тропинке, что привела его в дом Бабы-Яги. В быстро темнеющем лесу показалось настолько неуютно и страшно, что он стал оглядываться, выискивая подходящую по размеру палку – мало ли что. Некстати вспомнил о трех скелетах висельников, они где-то рядом и неизвестно, чем занимаются по ночам. Вооружившись громадной суковатой дубиной, Алекша почувствовал себя гораздо уверенней. Водрузил самодельную палицу на плечо и бодро зашагал в чащу. Очень быстро стемнело так, что не стало видно на бросок камня, но тропку различал хорошо и потому шел быстро. Через десяток шагов деревья расступились и поляна трех висельников открылась перед Алекшей. Хотел обойти стороной страшный дуб, но вокруг в траве столько ям и кочек, что пришлось идти прямо. Приблизился к дереву на несколько шагов и вытянул шею, пытаясь узреть скелеты. Нету их!

«Ну, нет и ладно, – подумал Алекша, – может, их сняли. Или сами упали».

«А может, слезли и теперь тебя дожидаются, где ни будь в кустах, а? – ответил второй голос, – ночка-то самая что ни есть для злодейства и колдовства!»

«Да пошел ты! Не может такого быть, суеверия все это и сказки, – мысленно ответил Алекша второму голосу. – Бояться надобно живых, а не мертвых». Последнюю фразу Алекша слышал от учителя, ромея, он проповедовал им на уроках веру, которую называл истинной, а все остальные суевериями. И сейчас важно повторил слышанное.

«Ну-ну, блажен, кто верует», – ответил второй голос тоже чужой умностью.

В темноте громко хрустнула сухая ветка, потом вторая, третья… Алекша понял, что кто-то или что-то идет навстречу. На всякий случай взял поудобнее дубинку. Жиденькие кусты на краю поляны колыхнулись, ветви раздвинулись и три скелета висельников выбрались на освещенную лунным светом поляну.

– Здравствуйте, – глупо произнес Алекша. Сам ощутил нелепость сказанного, но что делать при встрече со скелетами, он не знал. Скелеты вроде как удивленно переглянулись. В костяных руках у всех сжаты те самые крюки, на которых они висели. Самый высокий скелет громко клацнул щербатой челюстью. Слаженно, как по команде, подняли крюки и ринулись на мальчика. Алекша хотел задать деру, но инстинкт решил иначе – сражаться, потому что бежать в черном лесу некуда; еще неизвестно, что в чащобе скрывается. Первый скелет уже опускал крюк на голову мальчику, когда Алекша опомнился и со всей силы ударил дубинкой. Скелет неожиданно легко переломился пополам и кости с тихим стуком рассыпались по земле. Но следующие двое так легко не дались. Они разошлись в разные стороны и напали – один сбоку, другой со спины и пока Алекша бился с одним, второй до крови разбил ему спину и голову острым крюком. Залило глаза, вдобавок скелеты стали так, что мальчик оказался на освещенном луной пятачке, а скелеты прятались в кустах – ветки служат дополнительной защитой от ударов. Алекша понял это и торопливо отступил назад. Скелет вышел за ним. Оставшийся в кустах что-то предостерегающе лязгнул щербатой челюстью, однако первый не прислушался к совету и ринулся в битву. Алекша получает два очень болезненных удара в левое плечо. Левая рука повисла вдоль тела. Но правой так дал по костяной башке, что скелет буквально рассыпался на косточки.

Третьему такой поворот дела не понравился, он стал пятиться, явно намереваясь удрать, но теперь уже рассвирепевший от боли Алекша ринулся вперед и третий скелет под градом ударов превращается в кучку костей…

Чуть не плача в голос от боли, проклиная все на свете и особенно бабку с ее заданиями, он тащился по темному лесу, совершено не обращая внимания на кромешную тьму вокруг, подозрительное уханье и рычание. Нечто волосатое, темное, с душераздирающим воплем бросилось под ноги – не глядя, пнул, несколько раз приложил дубиной и пошел дальше, нимало не интересуясь, что там такое. Он не запомнил, сколько вот так шел, ориентируясь по кроваво-красной звезде, что видел на ночном небе сквозь ветки и листву. Наконец, лес внезапно оборвался и огромная поляна, края которой не видно, раскинулась перед ним. Луна вышла из редких облаков, высокая трава покрылась серебром лунного света и колдовское сияние трав коснулось лица мальчика. После почти полной темноты леса даже сощурился, свет резал глаза. Тот необыкновенный зверобой, что нужен Бабе-Яге, растет где-то здесь. Алекша принялся во все глаза рассматривать траву, но что увидишь при луне! Понадобилось чуть не на карачках облазить всю огромную поляну, прежде чем уткнулся носом в знакомые фигурные листья зверобоя. Только вот цветки у этой травы были не желтыми, как обычно, а ярко-рыжими, словно янтарь с кровью. Тащиться среди ночи обратно не хотелось. В центре поляны Алекша заметил старое высохшее дерево и решил под ним переночевать. Набрал сухих сучьев и маленький костер весело разогнал тьму. Алекша согрелся, захотелось есть и пить. Поколебавшись – спать тоже хочется – решил все-таки поужинать. По влажному запаху определил ручей, набрал в котелок воды. Бросил в кипящую воду куски холодного мяса, что бабка положила в мешок, для вкуса добавил травы. Ночная тишина прерывается только потрескиванием сгорающих сучьев и бульканьем в котелке. Сон навалился с такой силой, что даже голод отступил. Мальчик сел на теплую землю и закрыл глаза… видит, как некто огромный, черный и страшный приблизился к костру. Когтистая волосатая лапа сжалась в кулак и поднялась к самому ночному небу, что бы со страшной силой опуститься на голову Алекши, но вдруг замерла. Слабый ветерок донес запах мясной похлебки. Ночное чудище повернуло шишкастую башку, шумно сглотнуло слюни. Горящие багровым светом малюсенькие глаза забегали туда-сюда, несколько раз останавливаясь то на мальчишке, то на котелке. Чудище тихонько рыкнуло и повернулось к костру. Волосатая лапища аккуратно снимает котелок с прогоревшего до углей костра, но котелок еще горячий и чудище, нетерпеливо бурча, ставит его на землю…

Чуть дыша, не в силах пошевелить ни ногой ни рукой, Алекша смотрел на чудовище и понимал, что жить ему остается всего ничего – съест ночное чудище его похлебку, а потом и за него примется. Запах вареного мяса, да еще с ароматными травами, коснулся его и осторожненько пробрался внутрь. В желудке заворочалось, квакнуло, кишки подхватили визгливым поросячьим хором и зверский голод поднялся во весь рост.

«Смотри, – закричал он, – какое-то чудо немытое хочет сожрать твой честно заработанный ужин! Чего сидишь, дай ему по грязной роже!»

«Но ведь он большой и страшный, – дрожащим голоском ответил Алекша, – он сильнее меня».

«А ты что, проверял? – снова закричал голод, – врежь по роже, горящих угольев сыпани на башку и побыстрей, а не то я тебя съем!»

Алекша вдруг ощутил, что голод начинает и вправду грызть его внутренности. Страх исчез, его место заняла обида, что он, такой маленький и слабый, прошел ночью так далеко, сделал все, что наказала бабка и вот теперь какой-то волосатый урод хочет все отнять, да еще и убить! Мальчик метнулся к костру, зачерпнул обеими ладонями горячих углей и швырнул в рожу чудищу. Свалявшаяся от жира шерсть моментально вспыхнула соломой. Алекша подхватил дубину и со всей силы ударил по шишкастой башке. Дерево сухо треснуло, две половинки разлетелись в разные стороны. Мальчик замер, в отчаянии понимая, что без оружия ему конец. От неожиданности и дикой боли в обожженной голове чудище заревело так, что земля затряслась. Удар жалкой дубинкой оно даже не почувствовало. Огонь медленно сползает ниже, вот уже до пояса охвачено пламенем. Чудище бросилось на землю, начало бешено кататься, но ничего не помогало и тогда оно вскочило и бросилось бежать. Громадный огненный ком с громким топотом помчался над землей, искры полетели во все стороны. Живой костер быстро исчез вдали и только страшный рев обожженного чудовища еще слышится, но вскоре затих.

Алекша с криком подхватился, вскочил и дикими глазами обвел поляну – никого! Костер тихо догорает, какие-то козявки трещат в ночи и равнодушные ко всему звезды тускло смотрят с ночного неба. « Приснилось, – с облегчением понял Алекша, – это сон, просто сон. От голода, наверное». Достал из-за голенища сапога ложку, повернулся к костру – похолодевшие пальцы разжались! Котелок с похлебкой исчез! «Значит, не приснилось, – прошептал он, – значит, все было на самом деле. А как же…» Тут заметил котелок, стоящий рядом на земле. « Фу ты, черный бог мару навел, все-таки приснилось. Или нет, я ведь вроде с костра котелок не снимал, или снимал? А, ладно!» Поднял остывший котелок и зачерпнул полной ложкой. Варево получилось таким вкусным, что он не заметил, как съел все. И даже не обратил внимания на странный привкус похлебки. После ужина сон снова навалился неодолимой силой и Алекша заснул, где сидел.

Что-то холодное упало на лицо и быстро скользнуло за шею. Алекша в панике дернулся, дико изогнулся и быстро лапнул за шиворот – ничего, просто крупная капля росы сорвалась с ветки и попала за ворот рубахи. Остатки сна слетели, как сухие листья под порывом ветра. Алекша медленно поднялся с земли. Вокруг все та же поляна, тот же лес. Костер догорел и серый пепел невесомым прахом укрыл маленький кусочек выжженной земли. Увидел несколько странных больших следов, вырванную с корнями траву, словно некто очень крупный топтался и прыгал вокруг костра, не решаясь подойти ближе. Несколько мгновений Алекша рассматривал следы, потом махнул рукой – ну топтался кто-то, ну и что? Его же не тронул и ладно. Да и вообще, бабка говорила, что здесь лес странный и обитатели его какие-то чудные. Одним словом, уходить отсюда надо, тем более, что травы нужной нашел. Быстро собрался и побежал к избушке – брести пешком почему-то не хотелось.

Баба-Яга встретила радостным криком:

– А-а, чую, выполнил задание, нашел нужную травку! Заходи, заходи…

Алекша достал из-за пазухи завернутый в чистую тряпку пучок травы, развернул на столе.

– Так, так… – склонилась Баба-Яга. Длинный крючковатый нос дернулся туда-сюда несколько раз и застыл.

– Это чего? – осведомилась она.

– Трава зверобой, – ответил Алекша, – как ты и просила.

– Не просила, а велела, – сварливо ответила Баба-Яга, – и не один стебелек. И без дикого чеснока, этого добра у меня и так хватает!

– Какой чеснок? Чеснок я с мясной похлебкой сварил и съел, – растерялся Алекша.

– Да, так-так… – сказала Баба-Яга, внимательно всматриваясь в мальчика, – сварил, значит. Ну и как похлебка?

– Вкусная, – испуганно пискнул Алекша. Он уже понял, что вместо чеснока впотьмах сунул в горшок зверобой.

– А ну, рассказывай, как варил! – потребовала Баба-Яга.

Алекша все подробно рассказал, не забыл и о чуде лесном, которое приперлось на ужин. Бабка внимательно слушала, когда мальчик начал говорить о драке с лесным чудом, одобрительно кивала, а потом и вовсе стала хохотать. Алекша сбился, он и так перепугался, что съел бабкину траву, а тут еще смех непонятный.

– Ты говори …ха-ха… говори, не смотри на меня, – сказала она дребезжащим от смеха голосом, – продолжай… ха-ха… повествование!

Совершенно сбитый с толку смехом, Алекша рассказал до конца и растерянно замолчал. Баба-Яга вытерла сухоньким кулачком слезы и без сил опустилась на лавку.

– Ну, молодец, – сказала она, – просто герой… Ты хоть знаешь, что сделал, а?

– Не-а… – мотнул головой Алекша. Он по настроению старухи догадался, что ничего страшного не натворил и беды не будет. – А что?

– Ты сварил собранный в полнолуние зверобой с мясом медведя, после полуночи в ключевой воде. Ветки омелы в костер бросал?

– Ну… вроде да, там дров мало было, я все подряд бросал. Какие-то пучки тонких веток с листиками…

– Вроде да! – передразнила Баба-Яга, – знахарь хренов! Ты по дурости сделал отвар медвежьей силы. А чудо лесное – это чугайстырь. Он запах почувствовал и прибежал, захотел на халяву зельем чудесным попользоваться, что б еще сильнее стать, да ты… ха-ха… помешал! И как ты сумел с ним справиться, такой мелкий?

– Углей горячих зачерпнул да в рожу, – ответил Алекша, – волосы загорелись, он и давай метаться, а потом и вовсе убежал.

– Да-а, повезло тебе, – сказала Баба-Яга и молча уставилась на него.

– Вы, бабушка, не сердитесь, я могу еще раз сбегать ….

– Не надо, – оборвала его причитания Баба-Яга, – еще раз… будет аж через год. Да и травка эта мне не очень-то и нужна.

– А чего ж тогда? – растерялся мальчик.

– Для тебя старалась, – ответила Баба-Яга, – ты учиться хотел, вот я и начала учить, да ты оказался чересчур смышленый и сам все сделал. Теперь слушай хорошо.

Баба-Яга встала. Сморщенное старушечье лицо построжело.

– Отвар зверобоя с медвежатиной дает человеку силу большую. Но она сама себя не покажет, тебе ее надо… как бы понятнее… понемногу на себя брать.

– Как это? – удивился Алекша.

– Ну, мал ты еще, понимаешь? Вот чугайстырю в самый раз. Он, если б твое варево выпил, сразу стал сильнее вдвое. А тебе расти надо, двигаться, с тяжелым управляться, тогда сила в тебе и появится, а сейчас она вроде как спит в тебе, понял?

– Понял, – упавшим голосом ответил Алекша, – камни тяжеленные поднимать надо, лес рубить да бревна на горбу таскать.

– Вот-вот, правильно понял. А чего невеселый?

– Да я думал ….

– На халяву, верно? – ехидно спросила Баба-Яга, – мол, напился отвару чудесного и все, сразу сильнее всех стал. Так?

– А чо? Ты ж сама сказала, что чугайстырь вдвое сильнее стал бы!

– Так то чугайстырь, тварь неразумная и нечеловеческая! Великий Род, создатель всего, только человеку указал путь, на котором поднимется над всеми! Человек богом способен стать, если захочет! Вообще может все!

– Да, слыхал я такое, – махнул рукой Алекша, – ромей ученый рассказывал.

– Слыхал, да не осознал, дурень, – ответила Баба-Яга, – твой ученый ромей родился глупым и дурным. Ну, как все. Но не захотел таким оставаться, выучился, а мог бы, как остальные, прожить жизнь дурнем радостным…

Алекша вспомнил, с какой неохотой шли на учебу его сверстники и с какой радостью бежали смотреть бродячего скомороха с медведем. Тот кривляется, заставляет медведя кувыркаться, ходить на задних лапах и кланяться. Народ вокруг потешается, радостно смотрит на кривляния, бросает скомороху мелкие деньги. Люди не понимали, что негодяй регулярно избивает медведя, что б боялся и слушался, а клыки вырвал и теперь кормит мишку хлебным мякишем и толченым мясом. Простолюдинам важно само зрелище, в суть не вникают. А еще вспомнил, с какой завистью обсуждают богатую одежду и доспехи знатных бояр и витязей. Завидуют, не осознавая, что богатство пришло в результате каторжного труда без выходных и праздников, а витязь потому витязь, что день и ночь упражняется в воинском искусстве.

Каждый может достичь того малого, что именуется богатством и славой, только трудиться неохота. Вот если б какой волшебник дал на халяву, или эликсир чудесный найти – рядом с домом, а еще лучше прямо на печке, под подушкой – вот тогда да!

– … на учебу да на работу никто не спешит, – продолжала меж тем говорить Баба-Яга, – зато все хотят, не заработав, есть, пить и сладко спать. Нет такого и не будет!

– Ладно, бабушка, понял я, – сказал Алекша.

– А раз понял, то вот тебе второе задание. Есть такая трава, боярышник называется. Хорошая трава, если знать, как пользоваться. Так вот, пойдешь в лес и нарвешь ее. Тут недалеко болото одно есть, за ним каменная россыпь. Вот там этот боярышник и растет. Выкопаешь из земли с корнем и принесешь, тринадцать штук. Да смотри, не свари на ужин!

– Не буду, я запомнил, – покраснел Алекша.

– Ну, вот и хорошо, – ответила Баба-Яга, – да и ни к чему тебе эта трава, в смысле тебе в ней пользы нет.

– А кому есть? – полюбопытствовал мальчик.

– Мне! – рявкнула Баба-Яга, – мне польза, а какая – увидишь, ежели принесешь! Стой, вот еще что… – остановила уже убегающего мальчишку, – насчет чугайстыря… ты ведь его не убил, а только напугал и сильно обозлил, так что смотри по сторонам-то, чугайстыри злопамятны.

– Ладно, – крикнул на ходу Алекша, – буду смотреть!

Через пять минут он уже забыл о чугайстыре и мчался сломя голову, что бы успеть до темноты туда и обратно. Деревья мелькают, как доски в заборе, когда бежишь, не чуя ног, удирая с полной пазухой яблок от бдительных хозяев сада. Алекша не глядя перепрыгивает валуны, коряги или не в меру вспученные корни могучих деревьев. Казалось, так и будет бежать, пока не наткнется на нужную бабке траву.

Болото сообщило о приближении тягучим запахом гнили, водорослей. Зловонное дыхание накрыло Алекшу тяжелым влажным облаком, мерзко запищали комары, что тучей кинулись напиться свежей крови. Остановился, застегнул ворот и раскатал рукава рубахи, но болотные кровососы все равно находили незащищенные места и безжалостно впивались тонкими хоботками. Пришлось срочно наломать веток и отмахиваться обеими руками. Немного помогло. Так, нелепо размахивая руками над головой, Алекша осторожно вступил в зыбкую топь. Очень скоро почва под ногами стала такой непрочной, что пришлось забыть о комарах. Подобрал толстый сук, начал пробовать дорогу. Если получалось чересчур зыбко, то укладывал палку и по ней полз до кочки. Вот так, переползая от одной до другой, добрался до середины. Вымок весь, набрал полную рубаху жидкой дряни, в которой копошатся пиявки, головастики и какие-то козявки. Кое-как почистился, хотел даже мыться, но передумал – чего вымываться, если переть через болото еще столько же? Отдохнул, перекусил бабкиной снедью, что дала в дорогу, отправился дальше.

А дальше стало еще хуже – сплошная вода в локоть, а под ней – жидкая грязь. Встать на ноги – верная смерть, потому что жижа затягивает сразу и с такой силой, что не выберется никто. Тонут все, даже самые сильные, не тонут только умные, потому ни лось, ни медведь, ни какой другой лесной зверь к топи близко не подойдет. Алекша выломал второй сук, толще и длиннее, положил на вонючую воду и, держась за него, осторожно пополз. Передвигался медленно, иногда с головой погружаясь в жидкую гадость и выныривая с жабой на голове и пиявками на ушах. Через несколько минут стал похож на жуткое болотное создание, от которого с воплем убежит любой… давно потерял счет времени, руки, ноги и шея, облепленные пиявками, потеряли чувствительность и просто двигались, перемещая остальное тело вперед. Уже не помнил, для чего здесь и куда движется, только одна единственная мысль билась в мозгу – двигаться, двигаться, не обращая внимания ни на что, и он полз и полз, уже не видя ничего залепленными грязью глазами и только угадывая чутьем направление…

Тяжелая, как дубовый гроб, палка грюкнула, звук показался Алекше странным – не чавкающим, как должен быть, а звонким, словно грязь вдруг отвердела и превратилась в камень. Дрожащие пальцы кое-как соскребли грязь с одного глаза. Сквозь мутную пелену тускло блеснуло. Сморгнул, провел ладонью еще раз и увидел, что палка лежит на округлом боку мокрого камня. Несколько секунд Алекша не понимающе смотрел – откуда на болоте камни? И только потом дошло – нет болота, кончилось! Забарахтался, пытаясь встать, но одеревенелое от укусов пиявок тело плохо слушалось. Стал бешено крутиться по земле, сдирая присосавшихся гадов вместе с кусочками кожи о мелкие острые камешки. Застоявшаяся кровь побежала по жилам, кое-как воздел себя на ноги. Грязь на лице успела высохнуть на солнце и теперь стянула кожу чудовищной маской монстра из страшной сказки. Упал на колени и, почти ничего не видя, руками нащупал влагу. Ополоснул лицо, отдирая присохшие кусочки грязи, встал и огляделся.

Зловонное болото за спиной, а перед ним раскинулась каменистая равнина. Кое-где торчат жалкие кустики, редкая трава клочками расположилась на каменных россыпях, словно юрты кочевников в бескрайней степи. Далеко впереди громадные валуны разлеглись странным полукругом, будто великан разложил для забавы. Идти дальше уже не было сил. Алекша побрел к воде, разделся и начал отмывать присохшую грязь. Холод медленно проник внутрь, расползся по всему телу. Алекша медленно раскрыл глаза, почувствовал, что еще немного и окончательно замерзнет. Заворочался, кое-как сел. Обнаружил, что совершенно голым сидит на холодных камнях, рядом чувствуется гнилое дыхание болота, а из-за спины тянет сухим теплом каменной пустыни. Пошарил вокруг, нащупал одежду. Чистая, высохшая. Он сразу вспомнил, что сам стирал ее и аккуратно раскладывал на камнях для просушки. Разложил, прилег отдохнуть.

Спать не хочется, но и идти дальше при слабом свете луны тоже не решался – мало ли что! Поднялся, с хрустом и завыванием потянулся и… увидел маленький огонек. Далеко впереди кто-то разжег костер, маленькая рыжая точка мерцает на грани видимости. Алекша торопливо оделся. Ноги сами понесли вперед, мелкие камешки захрустели под сапогами. Вскоре огонь приблизился так, что уже можно было рассмотреть отдельные сучья в аккуратно сложенной рядом кучке, но хозяина костра не видать. Алекша остановился, в растерянности завертел головой, не понимая, в чем дело, как вдруг тяжелый удар сотряс землю, словно великан ударил кулаком – чудовищных размеров чугайстырь спрыгнул с большого камня, огромная тень легла прямо под ноги мальчику. На плече чугайстыря болтает рогатой головой убитый олень. Алекша словно примерз к земле, не в силах сделать шаг, только ошеломленно хлопает глазами. Сразу вспомнил предостережение Бабы-Яги. Всмотрелся… Это же тот самый чугайстырь, что хотел отнять у него зверобой! И без того страшная рожа стала еще страшнее – шерсть обгорела, шкура покрыта волдырями и язвами, волосы остались только на макушке, торчат безобразными клочьями. Чугайстырь случайно задевает ветку, глухо рычит от боли. Лесное чудище одним взмахом лапы раздирает оленя, внутренности выпадают на траву. Чугайстырь жадно пожирает сырое мясо вместе с шерстью и костями. Чавканье и хруст раздались такие, будто трехголовый дракон ест в три горла.

«Ну все, влип! Этот гад лесной наверняка сидит прямо на траве боярышника или рядышком – закон подлости! – дожидается дурака вроде меня, – подумал Алекша. – Осталось только выйти и сказать – я тот самый, что обжег тебе рожу и вообще хотел убить. Привет!»

Досада на самого себя, свою слабость и неумелость, на Бабу-Ягу с ее невыполнимыми заданиями захлестнули мальчика. Он медленно поворачивается, собираясь удрать по-быстрому… под ногой предательски хрустит! Мальчик замер, но уже поздно – чугайстырь сразу насторожился, чавканье прекращается, челюсти останавливаются. Горящие злобой маленькие глазки подозрительно смотрят в темноту. Безобразно широкие ноздри раздуваются, тварь вдыхает полную грудь. Запах человека чугайстырь чует сразу, да вдобавок того самого, что в прошлый раз причинил такую боль! Чудище отбрасывает недогрызенную тушу оленя, кривые ноги подбрасывают тело вверх. Свирепый рык оглашает лес. Рев так силен, что Алекшу оглушило, смяло и отшвырнуло на пять шагов. В панике, ничего не соображая, он бросается бежать, впопыхах спотыкается и падает на камни. В глазах поплыло, радужные круги окрасили веселым светом ночной мир, а сзади нарастают торопливые бухающие шаги чудовища. Мальчишка без памяти и только животный страх за жизнь заставил подняться и бежать. Все равно куда, но двигаться, а не лежать, покорно ожидая смерти.

Алекша кинулся прочь, но от страха и сильного удара совершенно забылся и бросился обратно, прямо чугайстырю в лапы. Тот не ожидал, растерялся на мгновение. Этого хватило, чтобы юркий мальчишка проскочил почти между кривых ног чудища. Оно запоздало махнуло лапищей, но попадает по собственной коленке, да так, что кости захрустели. Чугайстырь хрипло взвыл от злости и досады, сгоряча поворачивается за проклятым мальчишкой. В коленке предательски хрустит и чудище с маху ляпается задом прямо на мелкие и острые, как иглы, камни. Злобный рев меняется кабаньим визгом, чугайстырь нелепо и смешно дергается, доставая болючие камешки из волосатого зада…

Лапа чугайстыря не достала Алекшу, но воздушная волна ударила в спину так, что он снова упал, перекувыркнулся через голову и растянулся во весь рост. От удара в голове зазвенело, тьма на секунду застилает глаза. « Теперь все!» – мелькнуло в мозгу. Темнота пропадает, в глаза плещет рыжим светом костра. В этом неправдоподобно ярком огне Алекша видит раскидистый кустик боярышника – маленький, с созревающими продолговатыми ягодками и тонкими листочками. Не раздумывая, цапнул куст, вскочил. Тут же в затылок ударило злобным ревом рассвирепевшего до крайности чугайстыря, а зловонное дыхание чуть не лишило сознания. Алекша кинулся было прочь, но куда? Впереди и с боков большие камни с редким колючим кустарником, а сзади злобное чудище. Понимая в смертной тоске, что теперь не уйти, он все же бросился вперед, прямо на камни, надеясь, что успеет запрыгнуть повыше, прежде чем чугайстырь достанет его. Куда там! С торжествующим прерывистым ревом, похожим на страшный смех, чугайстырь небрежно машет тыльной стороной лапы. Край жесткой, как дерево, лапищи цепляет Алекшу, его с силой швыряет на острые грани камня…

Его непременно должно было бы убить, но на пути встретился куст. Жесткий, колючий и такой же холодный, как тот гранит, на котором вырос. Такие растения крепко держатся за жизнь, мало кто может даже ветку сломать у такого. Жесткие сучья дружно сжимаются, нежданный наглец летит прочь. Алекша полетел так, словно его пнул неведомый великан. Размахивая руками и ногами, вытаращив глаза, он взлетел по широкой дуге и растерянный чугайстырь только проводил его выпученными глазами. Шмякнулся на землю, как жаба на песок, в шагах двадцати от чугайстыря. Дыхание вышибает из груди, легкие сводит судорогой. Беспомощно разевая рот, пытается глотнуть воздуха – не получается! Наконец, с криком выдыхает, отбитые легкие судорожно развертываются, вбирая пыль с воздухом. Громко охнул от боли во всем теле и бросился бежать что есть сил. В нем вновь проснулась надежда на спасение, это дало силы и заглушило боль. Чугайстырь горестно взвыл, что опять не получилось поймать гаденыша – больно шустрый! – кидается в погоню. Тяжкие удары по земле и хруст снова раздаются за спиной Алекши. Он мчится изо всех сил, но понимает, что не уйдет, чугайстырь быстрее. В отчаянии наддал еще, увидел, как впереди блеснуло. В слабом свете полного месяца разглядел какую-то палку с искоркой на конце – копье! Короткое, охотничье, как оно сюда попало, бог его знает, но рассуждать некогда – схватил, развернулся и швырнул в чугайстыря…

…Алекша был плохим учеником на тренировках с мечом и копьем, но тренер, старый вояка, оказался очень хорош, потому что даже такого неумеху, как он, сумел хоть чему-то научить – копье пролетело пару саженей и вонзилось в горло. По инерции чугайстырь сделал еще несколько шагов, почти вплотную подойдя к мальчишке, сипло рыкнул и ухватил копье обеими лапами. С силой вырывает…

Водопад черной горячей крови хлынул на Алекшу. Залил его с головы до ног, ослепил, горячая и густая жижа забивает нос и рот. Алекша отскакивает в сторону, поспешно вытирает лицо. Сквозь мутную пелену видит страшного чугайстыря – тот лежит неподалеку, неподвижный, в луже собственной крови, вывернутые лапы широко раскинуты. Короткое охотничье копье, брошенное неумелой рукой, попало именно туда, куда надо – в шейную артерию. Рассвирепевший чугайстырь вырвал лезвие, кровь из рваной раны вылилась за несколько мгновений. Алекша стоял, еще не совсем понимая, что произошло, под ногами чавкает кровавая жижа и сам он весь в крови, хоть выжимай. Посмотрел по сторонам – вокруг черная ночная тишина, слабая бледность поднимается на востоке. Огромная туша чугайстыря вспучивает землю безобразным горбом. Мир затих, замер, удивленный неправдоподобной победой мальчишки над лесным чудищем. Только сейчас Алекша начинает осознавать, что произошло. Вместе с пониманием наваливается усталость, боль в разбитом теле дает о себе знать. И странная пустота, будто выложился весь, без остатка на драку с чугайстырем. Так и есть! С трудом вытаскивая ноги из кровавой грязи, подходит к поверженному чудищу. Копье заметно тянет руку к земле. Кустик боярышника скрывается за пазухой, копье волочит по земле, держа за конец, как простую палку.

Он прошел шагов сто, когда взгляд цепляется за темную, неопрятную кучу. Подходит ближе. Труп человека, мужчины. Руки ноги неестественно вывернуты, переломаны, головы нет, все тело будто в камнедробилке побывало. « Чугайстырь изломал, – понял Алекша, – видно, тот самый.» Видит валяющийся неподалеку лук с порванной тетивой, секиру на длинной рукояти и чудом уцелевший колчан стрел. Труп издает неприятный запах. Алекша, морщась и отворачиваясь, осторожно снимает широкий кожаный пояс с ножом, заплечный мешок. Понял, что именно этот безымянный охотник спас ему жизнь, вернее, его копье. Решил хоть как-то отблагодарить неизвестного – до утра рыл могилу ножом и секирой, землю выгребал руками. Солнце стояло уже высоко, когда последняя горсть земли легла на могильный холмик. Мальчик недолго постоял над могилой и медленно побрел обратно к проклятой Бабе-Яге – чтоб она провалилась! – которая опять даст ему какое ни будь невыполнимое задание.

– Вернулся-а-а …, да еще и с травой!? – радостно и одновременно удивленно встретила его Баба-Яга, – ну, молодец, проходи. А я уж и не ждала – добраться до боярышника в это время трудно, да и с чугайстырем не каждый справиться, а сказать по правде – так никто.

– Так ты меня на смерть посылала? – угрюмо осведомился Алекша.

– Нет, ну что ты! После того, как ты зверобой добыл, я в тебя поверила, но сомнение – малюсенькое такое – еще оставалось. Ну и как ….

– Вот твоя трава, – перебил Алекша Бабу-Ягу, – забирай.

Старуха жадно ухватила засохший невзрачный кустик, черная крылатая тень развевающегося платка заметалась по избушке. Загремели горшки, заслонка на печи громко грюкнула, вспыхнул неровный рыжий отсвет огня. Чугунок с варевом скрывается в красной пасти печи, Баба-Яга оборачивается к Алекше. Сморщенное старушечье лицо румянится, глаза блестят. Баба-Яга вроде как помолодела. Алекша сидит на лавке, равнодушно уперевшись спиной в бревенчатую стену и не обращает никакого внимания на старуху. Заметив, что суета прекратилась, лениво спрашивает:

– Ну и что?

– А ни че! – радостно отвечает Баба-Яга, – буду пить, умываться, в новую жизнь собираться!

– Это как? – удивился Алекша.

– Вот так! Травка, что ты добыл, не зря зовется боярышником. Если ее вовремя сорвать и правильно приготовить, то всякая красавицей станет.

– Да ладно тебе, всякая, – усомнился Алекша, – а возраст?

– А что возраст? Это личина наша стареет, а сами всегда молоды, – ответила Баба-Яга, – подрастешь поймешь.

Алекша во все глаза смотрел, как обрадованная Баба-Яга бегает по избушке, суетливо потирает маленькие сухие ладошки и что-то бормочет сам себе под кривой нос.

– И какая же новая жизнь у тебя будет? – осторожно интересуется он.

– Ну, какая… – Баба-Яга садится на лавку, кокетливо одергивает драные лохмотья, что заменяют платье. Поправила платок, сложила руки на коленках, будто стеснительная девица, – оденусь, приукрашусь и замуж схожу. За приличного мужчину! – чуть смущенно сообщила она.

Алекша разинул рот и выпучил глаза.

– Да, замуж! – сварливо повторяет старуха, – и нечего пялиться и разевать пасть. Надоело мне в лесу, понятно? Я тут двести лет живу, обрыдло все! Кругом одни лешие да кикиморы болотные… Поживу среди людей, а там видно будет.

– Ну, да… оно конечно… – кивнул Алекша. От изумления он едва ворочал языком. Усталость и сон как рукой сняло. Покрутил головой и отправился к ручью, смывать кровь и грязь.

Проснулся Алекша вечером, когда багровеющий шар светила уже наполовину провалился в земную твердь. Умирающая заря разлилась по земле, словно хотела удержаться за траву и деревья, но прозрачные желто-розовые руки соскальзывают, не в силах терпеть немыслимую тяжесть солнца и заря медленно сходит на нет. По избушке разливается странный, ни на что не похожий запах. Именно эта непохожесть и разбудила мальчика, что спал мертвецким сном на дубовой лавке. Алекша поднялся, закрутил головой, отыскивая источник чудного запаха. Спутанные золотые волосы всколыхнулись светлым облаком, несколько засохших травинок упало на пол. Баба-Яга сидит за кривобоким столом, торжественно смотрит на закопченный горшок. Именно из него исходит тот странный запах, что разбудил Алекшу. Краем глаза Баба-Яга заметила движение и, не отрывая глаз от горшка, предупредила:

– Не вздумай отвлекать глупыми вопросами. В жабу превращу!

– Воняет сильно, – бурчит Алекша, – спать невозможно.

– Пахнет, а не воняет, – поправила Баба-Яга, зыркнув глазищами в его сторону и снова уставилась на зеленоватый дымок, медленно подымающийся из горшка. – Вот только попробуй мне все испортить!

Алекша сел, с хрустом в суставах потянулся. Спросонья не рассчитал, кулак врезался в стенку так, что избушка едва заметно дрогнула. Громко затрещало. Испугался, сразу сгорбился и сложил ручки на коленках.

– Эк тебя прет, – с неудовольствием заметила Баба-Яга, – выгонять уже пора, а то домишко мой разнесешь.

– Я? – пискнул Алекша.

– Ты, ты, кто ж еще? – ответила вопросом на вопрос Баба-Яга, – вон и рубаху уже прорвал.

Алекша испуганно осмотрел себя и увидел, что рубашка в плечах и вправду разошлась по швам, а рукава, еще недавно свободно болтавшиеся на худых руках, натянулись и больно сдавливают.

– Что это, бабушка? – жалобно спросил он Бабу-Ягу, – болезнь неведомая, да? Опухаю?

– А-а, сразу бабушкой стала, как испугался, – усмехнулась та, – и голосок такой тоненький жалобный… не пухнешь ты, а сила в тебе просыпается! Забыл, что натворил?

Алекша недоверчиво осмотрел себя еще раз. « Неужто правда, – подумал он, – что во мне сила появляется. Хорошо, что медвежатины поел. А если бы улитка сварилась?»

– Эй, богатырь дико растущий, – окликнула Баба-Яга, – у меня тебе третье задание есть.

– Какое такое задание? – баском спрашивает Алекша. Он выпрямился и строго посмотрел на бабку.

– Но-но, шнобель-то не задирай сильно высоко, – усмехнулась Баба-Яга, – а то сломаешь, у меня потолок низкий. Варево мое дойдет только к ночи. Надо мне, что б никто не нашкодил.

– Да кто ж тебе в лесу помешать может? – удивился Алекша, – ты ж того, р-раз и в жабу!

– Это тебя или таких, как ты, в жабу. Но тут имеются такие чуда, что мне с ними не справиться. Необходима грубая мужская сила, а я барышня… почти, – проскрипела старая карга.

– Ты барышня, как… а, ну да, правильно, – прикусил язык Алекша, потому что вовремя вспомнил, что перед ним не простая старуха. – И чего же барышня опасается?

– Здеся, неподалеку, на полянке, стоит старый дуб. Когда-то давно повесили на нем трех разбойников. Были они при жизни злюш-шие, лютые. Повесили не просто, а живьем зацепили крючьями за ребра. Померли в страшных мученьях и с тех пор их скелеты нападают по ночам на всех подряд. А недавно повадились ко мне ходить. Вот от них и защити меня.

– А-а, вон что, – махнул рукой Алекша, – так я их уже убил.

– Как можно убить то, что и так мертво? – удивилась Баба-Яга. Даже на горшок с драгоценным зельем смотреть перестала.

– Ну, побил я их, – неуверенно ответил Алекша, – палкой.

– И что?

– Рассыпались они.

– Рассыпались они! – передразнила Баба-Яга, – дурак ты. Их кости соединяются вновь после полуночи.

– Так что ж делать? – растерялся Алекша. Он вспомнил, как трудно далась ему та победа, как скелеты избили его чуть не до полусмерти. Только чудом удалось отбиться!

– Как быть, бабушка? – спросил он, теряя всю свою самоуверенность.

– Я тебе не бабушка… э-э… ну, скоро, – окрысилась Баба-Яга, – а делать вот что. Разобьешь их – вон у тебя секира какая – сложишь кости в мою ступу и размелешь в пыль, потом в печь и все дела, понял?

– Понял.

– Вот и ладно. А теперя ты собирайся на последнюю битву, а я на печь. Залезу, что б горшок с зельем не опрокинули.

Подхватила чугунок, ловко забралась на полати.

Ждать пришлось недолго – как только тьма окончательно затопила поляну Бабы-Яги и все углы в ее избушке укрылись чернотой, за дверью негромко грюкнуло и мерный стук заполнил тишину, словно тысячи маленьких лошадок начали бегать кругами по деревянной арене. Скелеты нетерпеливо топчутся у входа, но дверь не открывают. Алекша весь взмок в ожидании, но мертвецы почему-то входить не желали. « Дверь! – вдруг вспомнил он, – я же ее поленом подпер, что б никакая тварь не влезла ночью». Алекша всегда плотно закрывал дверь в избушку, даже если заходил ненадолго – не любил, когда по избе свободно разгуливают ежи, барсуки и прочие хорьки, да еще каждый норовит залезть в карман или за пазуху. Баба-Яга не обращала внимания на непрошеных гостей, а ему не нравилось. И вот теперь привычка запирать дверь обернулась против него самого. Помялся нерешительно, взглянул на печь – старухи не видать – отложил в сторону приготовленную секиру. В дверь застучали сильнее. Алекша подбежал, ногой отшвырнул полено и опрометью кинулся обратно.

В дверь ударило так, что створка едва не раскололась. Мешая друг другу, стуча костями, как скоморохи деревянными ложками на свадьбе, скелеты врываются в избушку. Первый выбегает на середину, останавливается. Блестящий череп медленно поворачивается, в глазных впадинах загораются багровые огоньки. Странный и страшный взгляд замирает на мальчике. Скелет шагает, костяная рука поднимается для удара. Алекша, не сводя вытаращенных глаз с непрошеных гостей, лапнул секиру, но рука поймала только воздух – секиры не было! Оглянулся и видит в полумраке, что оружие лежит на столе, прямо за спиной скелета. Он сам оставил секиру там, когда отпирал дверь. Получилось, что защищаться нечем! Первый скелет подходит. Почти не соображая от страха, мальчик хватает старухино тряпье на лавке, швыряет прямо в горящие глазницы. Скелет опасливо дергается и это спасает Алекшу – острый дубовый крюк бьет в бок, острие попадает точно в кожаный пояс. Ударил точно, очень сильно, но острый клюв не смог пробить толстую кожу. Кривясь от боли, Алекша бросается вперед, секира сама прыгает в руки. Тем временем скелет освобождается от тряпья и опять кидается в атаку, но теперь Алекша ждал этого. Размахнулся и со всей силы ударил секирой сверху вниз. Тяжелое, острое лезвие с громким хрустом раскалывает череп, грудную клетку и обломки костей сыпятся на пол. Дубовый крюк по инерции падает прямо на ногу, мальчик едва не закричал от боли – острие попало на палец.

Остальные скелеты, что неподвижно наблюдали за схваткой, выхватывают крюки. Успевают сделать только один шаг, как Алекша оказывается перед ними. Он не стал ждать, когда враги начнут атаку. Бросается вперед, секира опускается и поднимается. Звуки ломающихся костей и свист воздуха заполняют тесную избушку, затем все стихает. Алекша несколько мгновений смотрел на рассыпанные по полу обломки костей, затем без замаха вонзает секиру в пол. Торопливо собирает остатки трех скелетов. Выволакивает из угла тяжеленную дубовую ступу, метлой сгребает кости на лопату, сыпет внутрь. Пест от ступы больше походил на дубину великана и Алекша смутно удивился, как это мелкая старушка – Баба-Яга – могла управляться с такой тяжестью? Несколько минут, обливаясь горячим потом и напрягая все силы, он долбит кости. Выгребает крошево руками на лопату, засыпает в печь. Дров в печке не оказалось. Заметался по избушке, собрал все и затолкал в топку. Дрожащими от волнения руками достал кресало и принялся торопливо стучать. Как назло, искра не желала высекаться. Он упорно бил и бил, по пальцам потекла кровь… трут задымил, малюсенький огонек робко подпрыгнул и уцепился зубками в бересту. Алекша набрал полные легкие и, страшно раздувая щеки, подул. Огонек пропал на мгновение и вдруг возник снова, огромный, с кулак. Жадно набросился на бересту и, пока не сожрал ее совсем, Алекша сунул его в печь в дрова. Сверху заботливо прикрыл пучком травы. Огонь весело выскочил из переплетения травинок, побежал по сучьям, торопливо захватывая побольше, пока можно.

Под дровами что-то шевельнулось. Алекша быстро закрывает заслонку. Несколько секунд ничего не происходит, только огонь весело трещит. Но вот в заслонку стукнуло, потом сильнее, еще сильнее. Наконец двинуло так, что печь вздрогнула и сажа посыпалась. Алекша уперся обеими руками в заслонку. Изнутри что-то толкало и билось в металл, будто человек пытается выбраться наружу. Заслонка нагрелась, руки больно жжет, но мальчик упорно не отпускает – хорошо запомнил слова Бабы-Яги, что кости скелетов надо непременно сжечь, иначе они оживут. В раскаленную заслонку ударило в последний раз, все стихло. Алекша отошел на шаг, вытянутые руки готовы схватить и удержать заслонку, но в печи только гудит пламя. Заслонка не двигается, накалилась докрасна. Он сделал несколько шагов назад, обессилено опустился на лавку. Ладони жжет огнем, но Алекша ничего не чувствует. Рядом незаметно оказалась Баба-Яга, молча ставит на стол горшок – мол, давай, суй руки. Алекша опускает ладони в прохладную воду и боль от ожогов исчезает. Не вытаскивая рук из воды, привалился к стене, глаза закрылись сами собой.

Разбудило негромкое постукивание и пение. Несколько мгновений слушал необычные звуки. С удивлением обнаружил, что лежит на печке, на мягких шкурах, а невнятное пение доносится откуда-то снизу. Осторожно приподнялся, взглянул вниз – какая-то незнакомая женщина расставляет глиняные тарелки на столе и при этом тихонько напевает под нос. Алекша протер глаза. Громко спрашивает:

– А что вы тут делаете?

– На стол накрываю, – нисколько не смутившись, отвечает незнакомка. Она оборачивается и Алекша видит молодую женщину, но что-то в ней такое… ну, вроде как смутно знакомое. Он уставился на нее, не зная, что сказать, потом строго произносит:

– Не хозяйничайте в чужом доме!

Женщина промолчала, только усмехнулась. И вот эта усмешка вдруг показалась настолько знакомой, что у Алекши помимо воли вырвалось:

– Баба-Яга!?

– Не баба и не яга, – ответила женщина, – но… мы были знакомы с ней.

Алекша спрыгнул с печи, подошел ближе и потрясенно уставился на красавицу, что еще вчера была страшилищем:

– Вот это да! Теперь я понимаю, почему ту травку боярышником прозвали.

Он еще раз оглядел Бабу-Ягу и спросил:

– А как теперь тебя называть? Бабой или бабушкой нельзя!

– Ну, имя я себе еще не выбрала, – засмеялась она, – это потом. Ты садись, поешь, – и придвинула ему тарелку с кашей.

– Да я… – замялся Алекша, – руки вот… – и попытался спрятать их за спину.

– Что руки? – удивилась она, – вымой и садись за стол.

Алекша вдруг ощутил, что не чувствует боли от вчерашних ожогов. Посмотрел на ладони и не поверил глазам – там, где вчера были темно-красные язвы, сейчас обыкновенная кожа без единой царапины. Бросился на улицу, к бочке с дождевой водой, сполоснул – снова ничего, ладони как ладони. Сел за стол и тихо сказал:

– Спасибо.

– Да не за что, – весело ответила Баба-Яга, – это тебе спасибо, за то, что для меня сделал. Не всякий сумел бы.

– И куда ты теперь? – спросил Алекша.

– В город пойду, – ответила Баба-Яга, – замуж схожу – давно уже не была – за приличного мужчину, а там видно будет.

– Ага, замуж, – согласился Алекша. « А чего ей в лесу сидеть, – подумал он, – такая быстро какого вдовца окрутит и будет жить-поживать, а как надоест, обратно в лес вернется. А может, и нет!»

Они стояли на залитой солнечным светом поляне и смотрели, как старая избушка на курьих лапах медленно исчезает в чаще после приказа Баба-Яга уходить в лес. Толстые птичьи лапы медленно поднимаются и опускаются, деревянные бока качаются в такт шагам. С громким хрустом ломаются молодые деревца, кустарник сминается и медленно, неохотно вытягивается, будто в сомнении – вдруг опять пойдут по нему, тогда не стоит подниматься совсем.

– Найти-то потом сможешь? – тихо спросил Алекша.

– Смогу, – грустно ответила Баба-Яга, – она далеко не уйдет. Жалко оставлять вот так без присмотра, вот и отправила в чащу. Следующим летом навещу, – смахнула она слезу, повернулась и пошла прочь. Алекша поправил секиру на поясе, пошел следом. Подошли к перекрестку двух лесных дорог, остановились.

– Ну, мне в Киев, – сказала Баба-Яга, – а тебе?

– А я обратно пойду, к Твердослову, – ответил Алекша, – в Киеве делать нечего.

– Ну, ладно. Будешь в Киеве, заходи на Подол, спроси Настасью – это я. Помогу, чем смогу, – сказала на прощание Баба-Яга.

– Так тебя Настасьей звать? – удивился Алекша.

– Раньше так звали, – ответила Баба-Яга, – до того, как в лес ушла. Теперь возвращаюсь, значит, снова так будут.

– Ладно, боярышня Анастасия, обязательно зайду, – улыбнулся Алекша.

Настасья подмигнула. Коротко взмахнула руками. Внезапно налетел сильный порыв ветра, подхватил, закружил вместе с листьями, травой и быстро понес прочь.

– Заходи! … – донеслось из-за вершин деревьев.