Читать книгу История болезни с диагнозом «Жизнь» - Андрей Иванов - Страница 16

После начала работы ума ещё много, чего произошло.

Жаркое увлечение музыкой. Сумасшедшая и горькая страсть к однокурснице в радиотехникуме, несколько стихов и песен, посвященных ей. Много дешёвого вина и горячие беляши на закусь. Немало эпизодов с разбитой мордой. Страстная любовь к разливному «Жигулёвскому» под рыбку. Танцы каждый вечер в городском парке под живую музыку. Неудавшиеся попытки суицида. Защита диплома, который был мне совершенно не нужен. Сидение ночью голым на подоконнике, смотрение на луну и звезды. Идиотское пьяное празднование Нового Года с однокурсниками.

Автор перед уходом на службу в Советскую Армию. Фото из личного архива.

Короче, всё, как у всех. Это пошло, банально, и теперь мне неинтересно даже вспоминать.

Гораздо интересней припомнить Армию. Всю такую советскую, веселую, безбашенную, очень опасную. И иногда даже страшную.

Что такое Армия для простого советского парнишки? Который не собирался откосить, прикинуться неизлечимо больным, имитировать идиотизм и слабоумие, дать взятку, убежать и спрятаться от призыва. Наоборот, те, кто откосили, тогда считались слабаками, отщепенцами или трусами.

Так что такое Армия для обычного советского парня? Армия – это большое долгое приключение. Это отрыв от родного дома, от семьи, длинное путешествие в новое, неизведанное, пугающее пространство.

Попытка узнать, кто ты есть. Понять, чего ты стоишь. И разобраться наконец, что ты на самом деле хочешь от себя и от Матушки – Жизни.

Начало курса молодого бойца обычное и туманное. Домашние проводы с танцами, салатами и тортом. Потом явка в военкомат в пьяном полузабытьи. Прощальные слёзы матерей и бабушек. Военный автобус. Море водки на сборном пункте.

Мальчики с непривычки дружно блюют, потом опять пьют. Дружно терзают зубами домашние вареные курицы, колбасы, яйца, булки. Пьют, блюют и орут песни под гитару. Это ещё не Армия, это пока что предбанник Армии.

Все сплотились от неизвестности и мужской пьяной солидарности. Все вокруг сплошные ежики в тумане. Бродят по одному этажу казармы, ищут друг друга. Не находят. Садятся с незнакомыми, пьют, знакомятся, опять теряются и идут искать друг друга. Сплошной синюшный туман и сплошные ежики. Местный одинокий прапорщик тоже потерян в синем тумане. Похоже с рождения. Он тут живет, командует, ест, спит и пьёт. Он тут начальник.

Те, кто послабее, устали, и храпят на нарах. Те, кто ещё в силах передвигаться, перелазят через высокий забор и ползут за свежей водкой. Как тараканы. Их много. Всех не переловить.

Всё очень мило, весело, дружно, по-взрослому, и по-советски. Питья море, деньги ещё остались. Жратвы полные рюкзаки. Наступил коммунизм. Никому ничего не жалко, всё общее. Особенно водка, нары, жратва и туалетная бумага. И деньги.

Сидим, день, два, три, неделю…

Наконец приезжают «покупатели». Опухший мрачный офицер, два суровых борова сержанта. Опять смутная погрузка в армейский автобус. Нас везут. Куда мы узнали позже. Но очень скоро…

Везли нас на вокзал. Толпа пьяных юных полудурков с полными рюкзаками и опухшими рожами. И с гитарами наперевес.

Зрелище странное. Но веселое.

Хорошо, хоть на вокзале мы были ночью. Людей к нам близко не подпускали.

Иначе мы бы накормили их курицами.

Потом поезд. Офицер с печальным красным носом взял у нас три бутылки водки и спрятался от всех в купе. Два вагона орущих песни и курящих пацанов. Мордоворотов сержантов мы хитро споили ещё на вокзале.

Едем в Армию Советскую служить, мужской долг защитника Отечества отдавать… Поезд чух-чух, колеса тук-тук, стаканы дзинь-дзинь, водка буль-буль, гитара трень-брень…

Но это были ещё цветочки… Ягодки нас ждали через шесть быстрых часов…

Вот уж до сих пор не понимаю, что делает армия с организмом. Только отправились мы из дома мальчиками. А встретили нас там дядьки.

Матерые, взрослые, настоящие дядьки. Ведь по возрасту мы были примерно равны.

Хотя… По порядку…

Поезд привёз нас на какой-то небольшой полустанок. В зале ожидания вокзала два человека. На лавках сидят. Ну и наша толпа, человек пятьдесят. Не считая мрачного похмельного офицера и двух сонных сержантов.

Звучит команда:

– Освободить рюкзаки от продуктов. Или съесть сейчас же или выбросить. В расположение полка поедем без продуктов. Быстро!!! Выполнять!!!

Наше недоумение. Пустой ночной вокзал. Куда же девать всё это добро? Выкинуть еду жалко. Раздать некому. И съесть за раз нереально.

Валим всё на пол, в одну большую общую кучу. Колбасы, сыры, вареные курицы, яички, варенье, консервы, сало, булочки, пироги… Выпотрашиваем до дна рюкзаки, сумки, чемоданы…

Выбираем самое вкусное из домашних припасов. Тащим это к двум, сидящим на лавках, пассажирам. Просим принять. Мол, жаль выкидывать, возьмите, сколько сможете. Пожалуйста!

Пассажиры в шоке, в смущении, берут, но немного. Куда же остальное?

Умные сельские парни припрятали самогонку и водку в резиновые грелки и термоса для чая. Запасливые они. А у нас, городских балбесов, бутылки просто забирают сержанты. Насовсем. Типа в дар. Они им, конечно, нужней. А нам уже нельзя. Но тайно можно. Если осторожно.

Сколько можем, выпиваем в последний раз, сколько влезает, закусываем. Скоро будем в части. Там точно не дадут. Долго не дадут.

Автор-призывник на проводах в армию. Фото из личного архива.

Подходят крытые тентом «Уралы», военные грузовики, низко рычат моторами, режут фарами ночь. Крик офицера бьёт по сонным мозгам:

– По машинам! Быстро, бойцы! Шевелись шустрей!!! Все в кузов, помогайте друг другу. Все сели?!!! Вперед! По ходу движения со скамеек не вставать. Узнаю, прибью!!! Курить можно, вставать нельзя!!!

Аля, Улю!!! Поехали. Колонна двинулась. Приключение продолжается. Гора домашней вкуснятины оставлена посередине зала на вокзале, два одиноких пассажира улыбаются нам на прощание. Мы машем им с машин. Больше никогда их не увижу.

Минут сорок трясёмся в кузове. Снаружи ничего не видать. Хоть глаз выколи. Глухая ночь. Ни фонарей, ни домов, ни людей. Ни птиц, ни улиток, ни крокодилов. Только тёмная ухабистая дорога. Ветер, огоньки и искры от сигарет. Деревья по обочинам, как тени великанов. Молча курим, подпрыгивая на ямах. Ветрено и зябко.

Колонна тормозит. Что там впереди, не видим. Из кузова видно только назад. Слышны весёлые голоса. Они дружно и бодро матерятся, громко хохочут. Старослужащие солдаты нас уже заждались.

Понимаю, приехали. Это воинское КПП. Колонна тентованных грузовиков с нами медленно вползает на территорию части. Ворота звонко захлопывает солдат с повязкой на рукаве. Приказ офицера противно рявкает по замерзшим ушам:

– Выгружаемся из машин. Быстрей! Шевелитесь, сынки. Не курить! Тут вам не мама. Построиться в шеренгу по четыре. За мной. Шагом марш!!! Не отставать!!!

Наше стадо юных баранов нестройной толпой вползает в темноту. Но где-то там вдалеке свет. Фонарь горит над входом. Наверное, казарма.

Середина ноября. Западная Сибирь. Далеко не жарко. Скорее даже слишком свежо. На земле корка льда. Скользко. Снега тут ещё нет. Или уже был, но его сдуло. Ветер такой, что вся выпитая водка выветрилась сразу ещё в кузове.

Все измотанные, замёрзшие, уставшие, отупевшие, хотим только тепла, и спать. На остальное внимания, желания и сил уже не осталось.

В казарме оказалось не намного теплей. Изо рта пар, градусов пять в плюсе. Хоть ветра нет. Глаза постепенно привыкают к сумрачному свету. Огляделись повнимательней. Это, похоже, спортзал. На полу разбросаны матрасы. Нет, точно не казарма. Похоже, карантин.

Садимся, кто куда. Охота курить. Без команды пока нельзя.

– Располагайтесь, отдыхайте, утром получите обмундирование. После карантина определят в подразделения. Тишину не нарушать. Курить только в туалете. И по одному. Исполнять все приказы сержантов. Из зала не выходить. А сейчас всем спать. Отбой 3 минуты.

Офицер дал указания и ушёл. Сержанты остались.

Завтра, видимо, нас уже побреют в солдаты. Оденут, обуют, накормят, расселят и начнётся служба.

А сегодня мы ещё вполне мирные гражданские мальчики – одуванчики.

До утра осталось всего три часа…

Надо бы как-то уснуть. Сквозняки и холодно. Ворочаюсь с бока на бок. Неуютно. Одеяла тонкие. Не спится. Придётся кучковаться, скрытно выпивать, закусывать, шептаться и глазеть по сторонам. Как сычи. До самого утра.

Кто-то пытается рассказывать анекдот. Не прокатывает. Уже не смешно. Какое-то напряжение, тревога, неизвестность. Хотя слабеющий привкус романтики ещё остался.

Утро вечера мудреней. Сидим на полу, на матрасах, спина к спине. Кто то пытается бренчать в темноте на гитаре. Сержант молча подходит, забирает инструмент. И возвращается на свой матрас. Слышу вой ветра снаружи. Романтика…