Читать книгу Следы погибшего Бога - Андрей Константинович Хворостов - Страница 2

1. Похищение бомжа

Стояло мягкое начало осени. Стая озёрных чаек кружила над головами людей с обветренной кожей, которые копошились в мусоре, ища цветной металл. Все ждали грузовик с животворными отбросами.

За них каждый день разворачивалась тихая битва. Чайки и вороны отнимали пищу у людей, люди – у птиц. Неподалёку скулили собаки. Они тоже надеялись на свою долю, но близко подойти не решались: помнили боль от ударов камнями и палками…

Постоянные здешние жители легко узнавали друг друга по особенному, только им свойственному загару и цвету лица, а также нищенской вальяжности. Торопиться им некуда: для них свалка – родной дом. В их несуетных движениях проглядывает даже некоторое достоинство. Они неспешно ищут мелкие детальки и проволочки из сплавов меди и алюминия: курочка по зёрнышку клюёт…

В этот день счастье улыбнулось Мезенцеву. На отшибе мусорного полигона, на границе с лесополосой он увидел в траве дюралевую болванку длиной в полруки. Протёр глаза. Нет, не обман зрения! Вправду цветной металл! Спрятал находку под полу пиджачка и потрусил к своему дому – ободранному трейлеру, на который он набросал старое тряпьё, чтобы внутри было тише и теплее по ночам.

Для кого-то эта болванка хлам, а для обитателя свалки – богатство. Её можно было обменять на десять бутылок самогона или оплатить год связи по вживке. Правда, у Мезенцева она давно погибла, ороговела и осталась безжизненным камешком в окружении живой плоти.

Нет вживки – нет человека. Вместе с ней погибают все его контакты, все сведения о его болезных, вся его кредитная история… да что там говорить, вся его жизнь!

Мезенцев здесь друзей не завёл, жил особняком, а общения с прежними знакомыми избегал. Глупо ведь было позвонить кому-нибудь из бывших коллег или студентов и сказать: «Это Николай Валентинович! Помните такого? Где я теперь? На свалке…»

За спиной послышалось жужжание мотора – ещё не изношенного, судя по звуку. Опять кто-то привёз почти новенький электромобиль для разборки на запчасти. Значит, директор свалки сегодня немного заработает поверх зарплаты…

Унылые времена! Легковушки с бензиновым или дизельным двигателем стали доступны только богачам: экологический налог сделался совсем неподъёмным. Электричество тоже дорожало с каждым днём: корабли всё реже привозили с Луны топливо для термоядерных реакторов.

Люди отказывались от электромобилей, переходя на велосипеды и гужевой транспорт. Администрации свалок заключали договора с коневодами, посредничали между ними и горожанами, тем и жили. За здоровую молодую лошадь просили в среднем пять машин. Содержать её проще всего было в складчину – одну на несколько семей…

Спрятав болванку под матрас, Мезенцев развёл недалеко от дома костёр. Ожидая грузовик, вспомнил умершего недавно Михалыча.

Скончался этот старик незаметно. В полдень пошёл в лесополосу и прилёг. Только на закате здешние люди задумались, почему он так долго не встаёт. Подошли, присмотрелись – а он уже не дышал. Тут же его и закопали…

* * *

Чайки напрасно прокружили над свалкой, опустив тонкие красные клювы. Они так и не дождались машины с отбросами и улетели на водохранилище. Мезенцев выпил чай из травы, погасил огонь, вернулся в трейлер, завернул в пиджак недавно найденное сокровище и положил под голову. Да, жёстко щеке, зато никто не украдёт болванку, пока будешь спать!

Поднялся ветер. «Спи, Гноёк!» – послышалось ему в шелесте сора и сухих листьев, поднятых порывом ветра и пролетающих над трейлером.

Вокруг, от лесополосы до лесополосы, простиралась свалка. Она жила своей непостижимой жизнью, затаиваясь в благополучные годы и разрастаясь в лихолетья, когда людям становилось не до переработки мусора. Сейчас была эпоха её расцвета.

Унылые времена! Самый страшный и долгий кризис в истории планеты! За всё когда-нибудь приходится расплачиваться. Сытая жизнь и дивное развитие предыдущих столетий истощили ресурсы Земли. Люди, обворованные своими предками, завидовали на прошлое и не верили в будущее. Повсеместно вялые диктатуры сменялись потешными демократиями и наоборот, но это ничего не меняло в жизни людей. Она становилась всё хуже и всё грустнее.

Жильё почти не строилось, и люди азартно отбирали его друг у друга. Жертвы оказывались на свалке. Не всем везло. Те, кто попадал сюда поздней осенью или зимой, замерзали и умирали от болезней, но это никого не удивляло и не возмущало. Так что Мезенцева можно было назвать счастливчиком…

Ветер вновь ослаб. Шелест листьев больше не заглушал кузнечиков, которые стрекотали в наступившей темноте, наслаждаясь нечаянной теплотой осенней ночи. В луже солярки, которая вытекла из бака какого-то разбитого агрегата и не успела впитаться в землю, отражались звезды. Местные обитатели давно разошлись по своим шалашам, прицепам и кабинам.

В окно трейлера постучали.

– Дядя Коля, открой! – послышался голос ночного сторожа. – Открой, открой! Помянем Михалыча?

Мезенцев насторожился: его здесь недолюбливали за тягу к уединению и редко называли по имени. Он набросал на болванку побольше тряпья, чтобы спрятать её от посторонних глаз, и пригласил гостя. Тот принёс самогон и хлеб с салом.

Выпивали, как и положено, не чокаясь. Через час сторож ушёл. Мезенцев выглянул в окно. Где-то вдалеке мелькнул блёклый огонёк фонарика. Видимо, ребятишки из пригорода пришли искать цветной металл, хлеб отнимать… но не вставать же из-за них: много все равно не накопают, так что пусть пользуются моментом.

Раздалось тявканье дворняжки. Прислушиваясь к отдаляющемуся лаю, Мезенцев уснул…

2. Встреча с ученицей

Наутро он ощутил под головой что-то непривычно мягкое. Это была не завёрнутая в пиджак болванка, холодная и твёрдая, а настоящая подушка – упругая, скорее всего, из искусственного латекса. Кровать Мезенцев почти не чувствовал: ему показалось, что ослабло земное притяжение.

«Такого не может быть! Конечно же, это сон», – решил он и напряг волю, чтобы пробудиться. Это ему часто удавалось, когда он осознавал, что спит…

Мезенцев открыл глаза, увидел белый пластиковый потолок и ощутил на себе чей-то взгляд.

– Николай Валентинович, с пробуждением вас! – прозвучал ленивый голос незнакомого мужчины. – Если решили, что ещё спите, то ошиблись. Это не сон, а явь… Будем знакомы: Юрий Артёмович.

Мезенцев осмотрелся. Тесная чистая комнатка… Стены успокаивающего зеленовато-серого цвета… Акварельный натюрморт на одной из них… Никакой мебели, кроме тумбочки, стула и крохотного столика…

– Где моя болванка? – испуганно спросил он.

– Рядом на полу, но она вам больше не потребуется. Вы здесь навсегда. Побег невозможен, Николай Валентинович! Мы находимся глубоко под землёй. К тому же, вашу кибитку уже занял другой бездомный. Он официально прописывается там: отправил запрос с утра пораньше.

Голос у Юрия Артёмовича был высоким, холёным и плавным, его можно было принять за женский.

– Как я здесь оказался? – испуганно спросил Мезенцев.

– Наш институт вчера купил вас у администрации свалки.

– Меня продали?

– Ну да, напоили самогонкой со снотворным и продали.

– У нас же демократическая страна!

– Да-да, конечно! Первое в мире государство прямой квантовой демократии! – рассмеялся Юрий Артёмович. – Николай Валентинович, она вам нисколько не затруднила путь на свалку. Почему же должна была помешать оказаться здесь?

Пленник подавленно смотрел на собеседника. Тот был немолодым, но не поседевшим светлым шатеном с нежными чертами чуть одутловатого лица. Оно ещё сохраняло следы… нет, скорее, не красоты, а смазливости.

– Вот так, Николай Валентинович! Нам был нужен именно такой человек, как вы. Без родственников, с погибшей вживкой, без жилья и работы, но интеллигентный и совестливый… Вы ведь в молодости хотели принести пользу науке? Вам предоставилась такая возможность.

– Пользу науке? – ужаснулся Мезенцев, вспомнив об экспериментах над людьми в концлагерях давно минувшего XX века…

* * *

Николай Валентинович встал с постели. Исследователь отшатнулся от него и отошёл на безопасное расстояние: мало ли какая живность может водиться на этом бомже.

– Юрий Артёмович! Вспоминаю только одного известного учёного с таким именем, как у вас. Это наш земляк. Он экспериментально подтвердил существование квантовых струн… но едва ли Истомин стал бы делать опыты над людьми.

– Струны! – обрадовался исследователь. – Даже помните, что это такое?

– Бесконечно тонкие и невероятно короткие энергетические нити, из которых соткано мироздание.

– Неплохо, Николай Валентинович. Ну, и память у вас! Пять лет бомжевали на свалке, а такие понятия ещё не забыли. Вы ведь у нас кандидат наук, верно?

Мезенцев скривил губы и молча кивнул. Ему было больно вспоминать прежнюю жизнь.

– Что касаемо того физика, то это я и есть, – Юрий Артёмович коснулся вживки. – Вот, убедитесь!

Над запястьем его левой руки зажглись синие объёмные буквы: «Истомин Юрий Артёмович, директор Института физики субмикромира».

– Не станете же вы меня подозревать в подделке документов? – усмехнулся он и мечтательно добавил: – Кстати, помните, что такое субмикромир?

– Сверхмалые масштабы.

– Приятно слышать такое от человека, который бомжевал пять лет. Это мир объектов в триллион триллионов раз короче бациллы столбняка. Представляете: жалкий микроб рядом с ними выглядит галактикой! Вот с ними-то я и работаю. Очень-очень давно… Мне сейчас вспомнились самые счастливые годы моей жизни. Это было тридцать лет назад. Тогда на Луне ещё действовал ускоритель частиц. Мало кто соглашался на нём работать, а я пошёл! На несколько лет туда отправился, там и женился. Мы с Виллемом были бунтарями. Видели, как разлагается наука, как в ней продвигаются схоласты, карьеристы и криминальные персонажи, и с высоты лунной орбиты плюнули на условности этого гнилого болота… и прославились. Как же мне сейчас не хватает Вилли!

– Второй раз произносите это имя, – пожал плечами Мезенцев. – Но я не знаю, кто это такой.

– Как, вы ничего не слышали о Виллеме ван Гертене? – удивился Истомин. – О великом голландце, который пропал без вести четверть века назад? Да будет земля ему пухом! Я женат на его сестре. Обязательно познакомлю вас с Леночкой. Мы с ней так тоскуем по нему! – вздохнул Юрий Артёмович, а затем спросил тонким слабым голосом: – Хотите закурить?

– Не курю, – ответил Мезенцев.

– Как же я, старый дурак, не догадался! – затряс головой Юрий Артёмович. – Если бы вы курили, то подбирали бы чужие «бычки»… ммм… и наверняка заразились бы какой-нибудь дурной болезнью. Вы же, к счастью, здоровы. Мы проверяли.

– Тогда колите свои реагенты!

– Что ж вы так трясётесь? Не бойтесь, над вами не будут ставить медицинские эксперименты.

– Что вы собрались со мной делать?

– Будет много разных опытов. Например, скоро вы без труда преодолеете скорость света. Будете перемещаться бесконечно быстро, – сказал усмехнулся Юрий Артёмович и прищурился.

В его облике не было ничего азиатского, однако продолговатые серые глаза становились как щёлочки, когда сужались.

– И погибну, правильно?

– Нет, вы не умрёте, и в космос не улетите. Перемещаться будете в пределах зала для экспериментов… К слову, это лишь одно из направлений моей работы. Их много, и вы осознаёте их значимость. Проект «Буна» вознесёт человечество на небывалую высоту. Он профинансирован всеми державами Европы и Азии. Выделены огромные средства. Наш подземный агрегат – больше всего Ямова!

– И такая хреновина находится прямо под городом?

– Нет, чуть поодаль. На всякий случай. Хотя что с ним может случиться? Проектировщики специально выбрали Русскую платформу: здесь нет сильных землетрясений. К тому же, я уроженец Ямова. Вот и настоял, чтобы помещения Института построили в моём родном городе. Представляете, мне пошли навстречу… но хватит разговаривать! Пройдите санитарную обработку, полежите в ванной, насладитесь вином и настоящим сыром… Видите, у нас намного лучше, чем на свалке. Здесь даже симпатичные женщины имеются. Сейчас познакомлю вас с самым талантливым и перспективным помощником.

Юрий Артёмович нажал на левое запястье: «Где вы, Вера Леонидовна?»

Вскоре в комнату вошла невысокая девушка.

– Николай Валентинович, что вы так растерялись? – недоумённо посмотрел на него Истомин. – Почему стоите, как истукан?

– Он, наверное, разучился общаться с женщинами, – рассмеялась вошедшая девушка.

Мезенцев от неожиданности не мог произнести ни звука: перед ним стояла его бывшая студентка. Она мало изменилась. Видимо, ещё ни разу не рожала. Такая же миниатюрная ладная фигурка… Чуть вздёрнутый носик… Свежая кожа пухловатых щёк… Большие светлые глаза … Хорошенькая, не более того… Однако Николай Валентинович заметил бы её даже в толпе роковых красавиц.

Юрий Артёмович пожал плечами.

– Всё-таки познакомьтесь, поговорите! – буркнул он и вышел из комнаты.

Теперь Мезенцеву стало проще собраться с мыслями.

– Будем знакомы, Вера Леонидовна! – нарочито громко произнёс он.

– Очень приятно, Николай Валентинович!– улыбнулась в ответ девушка и добавила сбивчивым шёпотом: – Эти опыты смертельно опасны. Истомин хочет сделать вас мёртвым творцом нового мироздания. Я не сошла с ума. Юрий Артёмович ещё расскажет вам, как рождалась наша Вселенная. Он ещё покажет работу первозданного взаимодействия! К счастью, главные опыты начнутся не завтра. Не раньше, чем из Ямова улетят Сысоев и Кылычоглу. Ещё есть время! Я попытаюсь вас спасти… На всё пойду ради вас! Ждите.

«Тут все, похоже, бредят. Какой ещё мёртвый творец вселенной? Здесь людей, наверное, опаивают наркотиками или облучают», – с ужасом подумал Мезенцев и растерянно произнёс:

– Вера, присаживайтесь. К сожалению, мне нечем вас угостить.

– Нет-нет, Николай Валентинович! Я пойду. Мы ещё успеем пообщаться…

3. Дикий кофе Эритреи

За годы жизни на свалке он почти забыл, что в мире существуют ванны. Теперь же, смыв с себя грязь последних пяти лет и нежась в искусственной морской воде, он возвращался к жизни и мысленно превращался из Гнойка даже не в дядю Колю, а в Николая Валентиновича Мезенцева, полноправного жителя города Ямова.

«Зачем мне отсюда бежать? Всё равно податься некуда. Пусть Вера не рискует из-за меня. Поживу несколько дней по-человечески, а потом будь что будет…» – размышлял он.

Мезенцев вспомнил последний год работы в Ямовском государственном университете. Вера Леонидовна, на тот момент четверокурсница, ему нравилась, хотя он никогда бы ей в этом не признался. Николая Валентиновича пугала разница в возрасте.

На зачётах и экзаменах он ставил Вере оценки автоматом. Старался вообще не задавать ей вопросы: он мучился, когда находился рядом с ней. Студентка же в это время смотрела на него испытующим взглядом экзаменатора. В её серо-голубых глазах читался вопрос: «Ну, когда же ты, наконец, решишься?»

Девушка училась уже на последнем курсе, когда ректор вызывал Мезенцева и задал короткий вопрос:

– Николай Валентинович, сколько времени вы уже не публиковались?

– Шесть лет…

– А ведь вы способный человек!

– Что толку от этих публикаций? – взвился Мезенцев. – Если у тебя нет свежих идей, зачем засорять журналы своими статьями?

– А у кого здесь есть новые идеи и эпохальные открытия? – удивился ректор. – Гении в ЯГУ не водятся. Однако порядок есть порядок. Преподаватели должны не только читать лекции. Публикации в солидных изданиях – это не только престиж университета, но и его спасение. Пока его не закрывают, но финансирование с нового года опять урежут. Придётся расстаться с шестью сотрудниками, и одним из них будете вы.

Для Мезенцева это не было неожиданностью. Всё шло к такой развязке. Он не добивался грантов на исследования и давно не публиковался: не мог заставить себя компилировать чужие идеи, как это натужно делали его коллеги. Он не брал взятки, и ему нечем было делиться с начальством. В общем, с какой стороны ни посмотри, а ценным сотрудником Николай Валентинович не был.

Мезенцева уволили. Тыла у него не было.

Для многих безработных спасением становилось ремесленничество, однако Мезенцев ничего руками делать не умел. Долги за коммунальные услуги росли. Николаю Валентиновичу предложили перебраться в комнатку на окраину Ямова, но он не увидел в этом смысла. «Перед смертью не надышишься! – говорил он себе. – Какая разница, когда я попаду на свалку: годом раньше или годом позже?»

Денег оставалось ещё месяцев на пятнадцать, когда он прочёл в Сети объявление.

Пожилому человеку нужна была операция – из разряда тех, что не входят в убогий пакет государственного медминимума. Мезенцев узнал фамилию. Она была той же, что и у Веры. И имя его совпадало с её отчеством…

Бывший преподаватель продал квартиру и сделал перевод на счёт больного старика, а на оставшиеся деньги полетел к Красному морю.

«У меня больше нет ни семьи, ни жилья, ни работы. Моя жизнь закончилась. Разве я не имею права красиво отдохнуть напоследок?» – рассуждал он.

Мезенцев снял хедмо, маленький домишко в Эритрее. С тех пор, как утряслась жизнь в соседнем Сомали, эта страна начала превращаться в мировой центр секс-туризма, отодвинув в сторону Таиланд. Статные и изящные эритрейские девушки бередили воображение мужчин всего мира – и одиноких, и таких, которым просто надоели жёны.

Также отсюда происходил прадед Пушкина. В её столице даже стоял памятник, который изваял какой-то русский скульптор.

Деревушку Мезенцев выбрал с таким расчётом, чтобы можно было одинаково легко доехать и до кораллового моря, и до пустыни, и до тропического леса, и до городка, где располагались кафешки с экзотическими яствами..

Однажды вечером в кафе к нему за столик непринуждённо, вроде бы просто поболтать, села девушка и по-русски представилась праправнучкой князя народа кунама. Она прочла наизусть два стихотворения позднего Пушкина, чем пленила Мезенцева.

«Вдруг вправду аристократка? Какая образованная! «Нет, я не дорожу мятежным наслажденьем». Эти стихи даже в России мало кто знает!» – восторгался он.

– У нас маленький народ. Наш язык похож на древнийй нубийский. Его здесь не понимают. Нас ущемляют, – посетовала девушка, ожидая сочувствия и утешения.

Она принялась рассказывать про обряды своей древней веры, непохожей ни на христианство, ни на ислам. Мезенцев наслаждался, слушая чистый высокий голос эритрейки и любуясь её наружностью. Она напоминала ожившую статуэтку из эбенового дерева.

«Пушкин не был хорош собой, а вот она прелестна… но всё равно эта девушка может быть его далёкой родственницей», – Николай Валентинович уже начал фантазировать под впечатлением от красоты собеседницы.

– Где ты работаешь? – спросил он

– Я студентка. Очень бедная, вот и приходится подрабатывать по вечерам. Сам понимаешь, кем…

Он пригласил эритрейку в свой хедмо. В деревянном домике не было кондиционера, однако гостью это не смутило. Три часа девушка изматывала Мезенцева, и уже не юный университетский преподаватель уснул без задних ног…

Едва успев открыть глаза, Николай Валентинович почувствовал сильный кофейный аромат и увидел глиняный кувшинчик на подносе.

– У нас так варят кофе. Знаю, русским мужчинам нравится, когда его приносят в постель, – улыбнулась ему новая знакомая.

Вкус у напитка был приятным, может быть, с чересчур сильной кислинкой.

– У нас до сих пор растёт дичок… как и в Эфиопии… а в ваш город привозят дикую арабику?

– Может быть, но не встречал.

– Что мы всё о кофе да о кофе? – рассмеялась девушка. – Ты ещё долго здесь пробудешь?

– Месяца два точно.

– Тебе со мной было хорошо?

– Почти влюблён, – ответил Мезенцев. – Готов встречаться каждый день.

– Могу стать твоей… как лучше сказать… временной женой. Это выйдет намного дешевле, чем платить мне за каждый вечер.

– А в чём твоя выгода?

– В стабильности. Не надо рыскать по кафешкам и ресторанчикам, искать клиентов.

– Будешь жить в этом хедмо?

– Конечно. Сейчас же лето, на учёбу ходить не надо…

За неделю эритрейка не предприняла ничего такого, что насторожило бы Мезенцева. Она убиралась в домике, готовила еду, ходила вместе с Николаем Валентиновичем на пляж. Девушка не выпрашивала денег сверх обговорённой суммы и не требовала подарков.

Однажды утром она спросила:

– Заметил, что я тебе каждый день варю новый сорт кофе?

– Плохо в нём разбираюсь… но иногда замечал…

– Я знаю леса с редчайшими местными разновидностями. За этим кофе у вас будут очереди выстраиваться, если его хорошо прорекламировать.

– Хочешь возить в Россию дикую арабику?

– Можно было бы открыть фирму… – мечтательно сказала эритрейка.

– Чтобы оформить предприятие в России, потребуются деньги. К тому же, будут расходы на закупку первой партии, на взятки вашим чиновникам, на всякие непредвиденные случаи… Какой из меня предприниматель? – усмехнулся Мезенцев.

Однако она заронила в его душе надежду. «Рискну! – иногда думал Мезенцев. – У меня осталось три миллиона с лишним. Конечно, кто знает, чего можно ожидать от этой девчонки… но для меня это хоть какая-то надежда спастись. Поверю ей…»

Нет, от природы он не был глупым. Просто обманывал себя. Так часто поступают люди, у которых осталась последняя соломинка, пусть и истлевшая, готовая рассыпаться в пыль.

Прошла ещё неделя – и Николай Валентинович сам вернулся к разговору о кофе.

– Я всё обдумал, – сказал он. – У меня есть деньги и на оформление фирмы, и на взятки, и на первую партию.

– Не торопись. Взвесь всё как следует, – ответила эритрейка.

Её слова лишь сильнее распалили Мезенцева. Он перевёл девушке деньги на подкуп эритрейских чиновников и закупку кофе. Себе оставил крохи – на билет до России и оформление фирмы.

Больше эту девушку он не видел…

С Красным морем Николай Валентинович прощался, купив две бутылки пива и тарелку запечённых креветок. Дома его ждала свалка, над которой парили и высматривали еду ненавистные конкуренты бомжей – озёрные черноголовые чайки с красными клювами…