Читать книгу Записки пьяного фельдшера, или О чем молчат души - Андрей Куршин - Страница 10

Что касается суда, то я не в первый раз на нём бы присутствовал. Стоять возле трибуны и отвечать на вопросы прокурора для меня не в новинку: даже работая в тихом месте, порой приходится его посещать. Например, когда во время пьяной горячки один человек считает, что самый адекватный выход из положения – это пырнуть обидчика ножом. – Куршин Андрей Александрович, фельдшер выездной бригады, верно?

– Верно.

– Суд оповещает Вас, что в случае дачи ложных показаний по данному делу Вы будете привлечены к уголовной ответственности. Вы согласны?

– Согласен.

– Тогда приступим. Прокурор?

– Итак, двадцать второго июля на станцию скорой помощи поступил вызов, в котором сообщалось, что мужчина ударил ножом своего товарища, верно? – спросил меня прокурор, видимо, сознательно искажая ту информацию, которой на тот момент располагал.

– Не совсем так, – ответил я, подбирая слова для ответа на следующий, очевидный для нас обоих вопрос.

– Поясните, пожалуйста.

– Началось с того, – начал я, краем глаза наблюдая, как сразу три человека записывают за мной каждое слово, – что изначально, точнее, во время звонка в Службу скорой помощи, вызов звучал немного иначе. А именно: вызов был осуществлён соседями, которые пояснили, что к ним прибежала соседка в неадекватном от стресса состоянии и пояснила, что её сын ударил ножом её сожителя, что привело к обильной кровопотере последнего.

– Хорошо, далее.

– Далее диспетчером был уточнён адрес вызова и характер полученной пациентом травмы, о чём соседи по понятным причинам затруднялись ответить.

– Почему? – спросил меня прокурор. Далее я, пожалуй, не буду дополнять его вопросы излишними пояснениями, так как они по большому счёту стандартны и прописаны в протоколах.

– Потому что, как я говорил выше, соседка находилась в неадекватном состоянии, ко всему прочему от неё пахло алкоголем.

– Как скоро Вы выехали по данному вызову?

– Незамедлительно, – ответил я, не соврав.

Здесь я бы хотел опять взять паузу, чтобы немного углубить вас в тонкости работы скорой помощи. Особенно это касается любителей вопить о том, как долго к ним ехала бригада. Существует градация вызовов, а именно: неотложные (вызов принят диспетчером и должен быть передан бригаде в течение часа); срочные (то же самое, только в течение пятнадцати минут); экстренные (в течение четырёх минут).

После передачи вызова от диспетчера к бригаде последняя должна незамедлительно отправиться на указанный адрес. Время, затраченное на маршрут, в градацию вызова не входит, но, как правило, не должно превышать двадцати минут.

Теперь смоделируем ситуацию. Каким бы большим или маленьким ни был город, бывает время, когда количества работающих бригад скорой помощи категорически не хватает. Вот, допустим, Вы вызвали карету скорой помощи с поводом «температура и боль в горле». Такой повод предполагает собой градацию вызова как неотложный, соответственно, если есть свободная бригада, она выезжает сразу после вашего звонка. Но если её нет? Если Вы уже девятый, кто позвонил на заветный номер и попал в «неотложные»? Возникает дилемма: распасться на атомы и клонировать вторую группу или работать в порядке очередности. А поэтому бить себя пяткой в грудь и вопить о медицинском произволе неэтично, хотя бы по отношению к тем людям (нас-то за людей мало кто считает), которые позвонили раньше Вас и которым не менее, чем вам, необходима помощь.

Что же делать, если состояние ухудшилось? Моделируем вторую ситуацию: вот есть пациент, у него был кашель. Внезапно он посинел, захрипел и начал задыхаться. Скорая помощь уже вызвана, но никто ведь не знает о резком ухудшении состояния пациента. Первое, что нужно делать – это вновь набрать телефон скорой помощи и внятно описать возникшее ухудшение состояния, исключая крики: «Сколько они, мразоты, будут ещё ехать?!» (Нет, не преувеличиваю.)

Подобное ухудшение сразу же перенесёт градацию вызова с «неотложный» на «экстренный», а это значит, что к пациенту метнётся самая ближайшая бригада, которую или перехватят в пути на менее опасный для жизни пациента вызов, или же снимут прямо с вызова. Как бы Вы там ни фантазировали, нам не всё равно.

И последнее, конечно же, Вы можете соврать по поводу состояния и приписать себе пару-тройку-десяток несуществующих у Вас симптомов, чтобы мы, лепилы и коновалы, к Вам поторопились. Но подумайте, делая так, Вы, возможно, ставите крест на человеке, которому мы нужны аккурат в этот момент. А срывать на другой вызов бригаду, спешащую на «экстренный» или «срочный» вызов, разумеется, никто не станет.

Если кому интересен перечень симптомов и состояний пациента в градации скорой помощи, то смею вас заверить: он един, и мы его не прячем. Всё есть в интернете. Пользуйтесь на здоровье.

Кстати, раз уж мы подняли с вами отчасти негативную тему. Хочу заметить, что многие не в курсе одной немаловажной детали, которую нужно запомнить и знать так, как мы знаем свои рабочие протоколы: скорая помощь и любая другая отрасль медицины не обслуживает господ. Мы оказываем (!) медицинскую помощь. Обслуживать могут или путаны на придорожном фасаде, или рабы своего господина. Имейте это в виду, пожалуйста.

Но пролистаем пару страниц назад и вернёмся в зал суда.

– Как долго вы находились в пути?

– Затрудняюсь ответить. Заливье – не самая близкая деревня, примерно от двенадцати до шестнадцати минут.

– Вы искали место происшествия по номеру дома? – спросил прокурор. Нет, вопрос не глупый. Даже и близко. Порой мы очень много времени тратим именно на поиск: кто-то полагает ненужным рисовать на доме большими цифрами номер, кто-то вообще считает этот момент лишней атрибутикой. Но хочу вас заверить: яркий и хорошо заметный номер дома однажды может спасти вам жизнь.

– Не в этот раз. Мы знали улицу, а далее ехали на толпу.

– Вы делаете так всегда?

– В подобных случаях да, это стопроцентный вариант, даже если и будет разниться с указанным адресом. Адрес можно перепутать, ошибиться из-за стресса или других причин. Толпа же, желающая поглазеть, снять на телефон или поучаствовать, никогда не ошибается.

– Опишите ситуацию и ваши действия на момент прибытия.

– На момент прибытия мы обнаружили толпу людей, состоящую из соседей, которые находились на территории места происшествия и за забором. А также тело мужчины без признаков жизни, его гражданскую супругу, которая пояснила, что её сын нанёс ему одно ножевое ранение на фоне личной неприязни после употребления алкогольных напитков. Здесь же находился и предполагаемый убийца, который пребывал в абсолютно невменяемом состоянии и бесцельно ходил по территории происшествия.

– Он что-нибудь говорил?

– Да, он кому-то продолжал угрожать расправой. Что касается потерпевшего – он был уже мёртв. На основании этого была констатирована биологическая смерть до прибытия бригады и вызван наряд милиции.

– Постойте, соседи утверждают, что на момент Вашего прибытия на данный адрес он был ещё жив и Вы оказывали ему помощь. Как Вы это прокомментируете?

Вот тут я замялся. Очень сложно доходчиво объяснить, что забежав в калитку и кинув мимолётный взгляд на потерпевшего, я уже понял, что он не жилец. Да, жив, но весьма относительно. Об этом я буду писать ниже, так что не стану утомлять вас лишними повторами. К тому же, крайне трудно правильно подобрать слова, чтобы донести тот факт, что в первую очередь моё внимание было приковано к убийце, а уже потом к жертве. Более того, я потратил лишние тридцать секунд, чтобы отскочить к стоявшему неподалёку от дома мангалу и вытащить оттуда увесистую кочергу. Опыт подсказывал, что подобный аргумент никогда не будет лишним в спорах с невменяемым оппонентом. А опыт у меня был достойный.

– Во-первых, я попросил удалиться всех присутствующих, помимо гражданской супруги, за территорию двора. Во-вторых, из-за забора было неважно видно, чем мы занимаемся. И, в-третьих, оказавшись плечом к плечу с убийцей, мало кто пожелал оставаться на месте происшествия, а поэтому они располагают весьма расплывчатыми данными о наших дальнейших действиях и состоянии пациента на тот момент.

– Но прежде чем констатировать смерть, вы оказывали помощь. Зачем, если с ваших слов, потерпевший был уже мертв? И зачем вы попросили всех удалиться?

– Так как рядом с нами находился предполагаемый убийца, я не мог подвергать риску свою бригаду. И только удостоверившись в относительной безопасности, мы начали работать. Что касается потерпевшего, то мы прибыли как раз на агонию. Агония представляет собой такое состояние, когда уже мертвый организм выбрасывает все остатки сил на поддержание жизнедеятельности. Как правило, она длится примерно двадцать секунд. Нередко в нашей практике случается, что человек умирает, а через две минуты делает судорожный вздох. В такое время нелегко объяснить родственникам, если они находятся рядом, что надежды нет. Все хотят верить в лучшее.

Да, мы пытались оказать помощь. Самое первое – найти вену. Однако уже здесь нас ждала неудача: ножевое ранение было нанесено так грамотно, что наружу вывалились петли кишечника, но кровотечения не было. Вся кровь ушла в брюшную полость, а так как вены занимаются тем, что дают отток крови к легким, для насыщения кислородом, то на момент нашей работы они были уже пусты: отдать – отдали, а взять нечего.

Именно поэтому вся наша «помощь» заключалась в поиске вен. Да, мы попадали в них, но как только пытались пустить по ним раствор, они лопались. А если нет крови или заменяющего её раствора, то сердцу нечего качать, а значит, негде взять кислород. Фактически, мы приехали к ещё живому человеку, но технически пытались помочь уже трупу. Как-то так.

– Я вас понял. Скажите, не слышали ли Вы, из-за чего разгорелся конфликт?

– К сожалению, слышал. Он разгорелся из-за того, что подсудимый не хотел идти собирать вишню, а потерпевший на этом настаивал. Более того, они имели между собой раннюю вражду на фоне малой разницы в возрасте: подсудимому – тридцать восемь, потерпевшему – тридцать девять. В то время как потерпевший приходился гражданским мужем матери подсудимого, которой на данный момент шестьдесят семь, я думаю, это сыграло не последнюю роль в сложившейся ситуации. Но данная информация получена мной от гражданской супруги потерпевшего, вследствие чего не может быть абсолютно достоверной.

– У меня больше нет вопросов. Адвокат? – молодой человек в очках отрицательно помотал головой. – Подсудимый? – То же движение, только виноватое. – У суда больше нет вопросов к Вам, Вы можете быть свободны.

Проходя мимо подсудимого, опечаленно ссутулившегося за решёткой и сжимающего в руках голову, я подумал, что он раскаивается. Даже наверняка. Но толку? Никогда ни состояние аффекта, ни алкогольное опьянение не было лично для меня причиной для смягчения приговора. Всё-таки, что человек вложил в себя, пройдя азы родительского воспитания, научившись чему-то самостоятельно и выявив нечто важное из полученного опыта, то мы и получим на выходе. Адекватного изначально никакой алкоголь противоположностью не сделает, а вот в разы усилить нечто имеющееся в глубине души – это запросто. Проверено на опыте. И мой опыт со мной согласен.