Читать книгу Москва 2077. Медиум - Андрей Лестер - Страница 27

Я пришел в себя от пощечины. Скорее всего она была не первой. Одновременно с возвращением сознания стала ощутимой жгучая крапивная боль в правой щеке и страшная ломота в затылке. На мгновение позже я почувствовал, что вся левая сторона – плечо, ребра и внутренности – пульсирует и ноет так, словно я побывал в автомобильной катастрофе.

Я открыл глаза. Передо мной стоял, тяжело дыша, толстяк с красным лицом. Он как раз замахивался для еще одной пощечины. Нужно было срочно дать ему сигнал, что я уже очнулся и еще один удар по моему лицу будет уже явно лишним. Однако пошевелиться оказалось не так просто, крикнуть тоже. Зато я сумел изо всех сил расширить глаза. Но то ли этого сигнала оказалось недостаточно, то ли толстяку было жаль сил, потраченных на замах, но спустя долю секунды правую щеку снова обожгло, и моя голова сильно мотнулась в сторону, едва не надломив шейные позвонки.

«Почему он бьет все время по правой? – удивился я, с трудом вернув голову на место. – Неужели бережет мою ушибленную левую сторону? И если да, то почему? Может, они, эти двое, на самом деле не так страшны и не чужды милосердия? Это один вариант. Другой хуже. Толстяк понимает, насколько я плох (со стороны виднее), и боится, что если еще добавит по отшибленной левой стороне, то я могу запросто склеить ласты. А я им для чего-то нужен».

В принципе и дураку было бы на моем месте понятно, для чего. Кинофильмы цифровой эпохи оставили во мне неизгладимый отпечаток, и я знал, что раз сижу на стуле, значит, будут пытать.

От последней мысли я едва снова не погрузился в глубокий обморок. Но в этот момент заметил, что толстяк держится как-то криво, а правая рука его висит как плеть, и мне пришло в голову, что, вероятно, в момент столкновения он напоролся ключицей или плечом на мой выставленный вперед локоть. Если так, то ему крупно повезло, что удар пришелся не в горло или в висок.

И это же, кстати, объясняло, почему он бьет только левой.

Эти рассуждения немного взбодрили меня, и я осмотрелся.

Несколько правее и сзади толстяка на диване с закрытыми глазами лежал лопоухий Чебурашка и стонал. На губах его пузырилась кровь. Отлично! Я почувствовал себя еще лучше. Значит, я кое-что еще могу! Жаль, что Надя не видела, какой точности удар я нанес.

Я почувствовал прилив здоровой горячей крови и нагло посмотрел на толстого.

– Стой! – сказал я ему хрипло. – Не видишь, я уже здесь? С тобой. Что тебе надо?

– Очухался, падла! – ответил толстяк, вытирая слюну с губ тыльной стороной левой руки.

Даже это малое движение ему тяжело было сделать правой. Это обнадеживало. Я попробовал пошевелить ногами, как бы прикидывая, можно ли, если что, вскочить. Нет, вскочить я бы не смог даже при большом желании. Ноги мои были привязаны к ножкам стула крепкой веревкой. Той самой веревкой, которую я, выезжая из дома, благоразумно захватил с собой. Я огорчился. И не знаю, чему больше: тому ли, что меня связали, как барана, или тому, что моей параноидальной предусмотрительностью воспользовались, как это часто бывало, другие.

– Сам ты падла! – сказал я в ответ. – Развяжи меня, забирай своего дружка и беги отсюда что есть мочи, пока дежурный не позвонил куда надо. Знаешь, что с тобой сделают за нарушение Пакта?

Толстяк рассмеялся. И от его смеха весь мой задор сразу же сошел на нет. Это был смех человека жестокого, тупого и хорошо знающего свое дело. Я снова почувствовал себя раненым, беспомощным и абсолютно одиноким.

– Ты думаешь, старику внизу есть до нас дело? Думаешь, он пойдет проверять, что там за шум наверху? Мы же дерганые, забыл? Мы всегда шумим. Мы и отдыхаем с дикими криками. И старик об этом знает. Ну даже если мы подрались. И что? Подрались трое дерганых. Это что, событие? Ему, Ваня, на нас наплевать. Мы для него люди второго сорта. Так что успокойся и рассказывай. Что ты тут делаешь? За нами следишь?

– За вами? Слежу? Да ты что! Это вы за мной следите.

Толстяк достал из моего рюкзака антикварный складной ножик с красным крестиком на рукоятке, поковырял его пальцем и вытащил из корпуса штопор.

– О! – сказал он. – То, что надо.

– Я буду кричать, – сказал я, холодея.

– Кричи, – ответил толстяк, гадко ухмыляясь. – Я закрыл окна, а рамы здесь делают на совесть. Звукоизоляция что надо, не то что у меня на Ленинском проспекте.

Он поднес штопор к моему лицу и провел острием от виска до подбородка, неглубоко расцарапывая кожу. Я начал задыхаться.

– Пожалуйста, – сказал я. – Перестань. Я прошу тебя. Пойми, вы ошиблись. Я здесь случайно.

– Случайно? А это что?

Толстяк сунул мне в глаза фотографию, на которой Чагин обнимал за плечи Анфису в ярком платье.

– Фотография, – торопливо проговорил я. – Это фотография.

– Я понимаю, что фотография. Или ты меня за идиота держишь? Чья фотография?

– Ну, девушки одной.

– Какой девушки? Давай подробнее и поживее. Мне что, выковыривать из тебя? Ты кто такой, бл…, чтобы я тут перед тобой на цыпочках ходил? А? Кто ты такой?

– Я Ваня, рюкзачник. Мы ведь уже встречались…

– Я не в том смысле. Ты что, не врубаешься? Точно, вы еще хуже тихих кретинов. Недоделки. Полукровки.

С этими словами он довольно крепко стукнул меня по темени ручкой моего складного ножа. В глазах потемнело.

– Еще раз спрашиваю. Зачем вы с ней сюда приехали? Что вам надо? Кто вас прислал?

«Мы? Приехали? Нас кто-то прислал? Во что ввязалась эта чертова Анфиса?» – пронеслось у меня в голове. Но на этот раз я не стал озвучивать свое удивление. Я решил рассказывать все быстро (как от меня и требовалось) и, по возможности, как оно было на самом деле. Правда, у меня хватило мужества не упомянуть Надю.

– Эта девушка, она подруга моих знакомых. Я ее ни разу не видел живьем… Подожди, не бей!.. Сейчас поймешь. Вчера меня попросили найти ее. Она не пришла на работу и все такое. А я же рюкзачник. Кто еще умеет искать людей, если не я…

– Ладно, – остановил меня толстяк. – Я все понял. Ты и на самом деле считаешь себя умнее меня. Хорошо. Сейчас я тебе докажу, что ты не прав.

Он поднял штопор и стал водить острым концом у меня перед глазами.

– Вчера ты заявился к Инстаграмам и стал выяснять, куда они подевались. Сегодня вы с этой сучкой стали следить за нами уже здесь. Что вы знаете? Кто вами руководит? А чтоб тебе был понятнее смысл моих вопросов…

Он шагнул к кровати, взял с нее подушку и положил мне на колени.

– Знаешь, для чего это? Это чтобы твой крик заглушать, когда я выколю тебе глаз и ты начнешь визжать как свинья. Так вот, – он поднес острие штопора к моему глазу, – последний раз спрашиваю. Кто вас сюда послал? Какие у них планы?

Это был ужас собственной персоной. Никогда в жизни мне еще не было так страшно. Мне было страшно говорить и страшно молчать. Мне было страшно кричать, и мне было страшно не кричать. Мне было страшно пошевелиться, и мне было страшно оставаться неподвижным. Мне было страшно, что я живой. Лучше бы я был мертв.

– Не… Не… – выдавил я из себя. Из глаз моих полились слезы. Еще немного, и я бы…

Но вдруг распахнулась входная дверь, и на пороге появилась женщина в юбке и в куртке с капюшоном, накинутым на голову.

– Эй ты! У меня спроси! – сказала женщина громко и сбросила капюшон.

Слезы застилали мне глаза, в номере было скорее темно, чем светло (горел один только ночник над диваном, на котором валялся Чебурашка), сидел я вполоборота и не особо мог вертеть головой, однако все мои чувства, включая шестое… Да что там чувства, весь мой организм, вобравший в себя память миллиардов лет эволюции, каждая клеточка, каждая хромосома и каждая митохондрия, и что там еще есть внутри содрогнулись от абсолютно безошибочного узнавания – это была Анфиса!