Читать книгу Время одного детства - Андрей Мартынов - Страница 5

1966-й

– Сань, а ты знаешь, что если лечь между рельс, то поезд не наедет? – утвердительно и одновременно вопросительно выдал друг Вовка.

На дворе стоял теплый, солнечный, одуванчиковый июнь. От цветка к цветку порхали бабочки. Жужжали то тут, то там труженики-пчелы и трудяги-шмели. В поселке у бабушки и дедушки всегда было чем заняться, если тебе не нужно больше аж до осени идти в детский сад – отпуск наступил.

Два четырехлетних друга стояли на невысокой усыпанной клевером бровке возле проходящей через поселок железной дороги, сжимали в руках деревянные самодельные «винтовки» после очередного жуткого «боя с врагами» и разговаривали. В то время – 60–70-е годы XX века – все мальчишки любили играть в «войнушку». Девчонки тоже к ним частенько присоединялись и, как истые санитарки, быстро и уверенно «перебинтовывали» всех, кто был «ранен» в «неравном бою».

– Плавда? – задумчиво спросил друга Санька. – Но ведь у паловоза впеледи железяка толчит. Она все сковыливает, что мешает ехать.

– Да от нее до земли еще много места, – заспорил Вовка, – можно лечь и прижаться к земле, тогда не наедет.

На другой день оказалось, что друг Вовка рано утром уехал с родителями в деревню Михалиху, что в паре километров от дедушкиного поселка, к своей бабушке, и Санька остался без боевого друга. Целый дом взрослых людей, а поиграть не с кем. И тут мальчик вспомнил вчерашний разговор с другом. Приближался обед, а в эту пору через поселок каждый день проходил пригородный поезд.

«Сейчас я проверю: наедет или не наедет», – мысленно сам с собой разговаривал мальчик.

От дома дедушки до бровки у железной дороги было всего метров сорок. Сашка занял место на самой высокой кочке, чтобы раньше увидеть появляющийся из-за поворота пригородный. Он внимательно огляделся вокруг, чтобы убедиться, что никто не помешает эксперименту, – к счастью, день был жарким, и на улице не было никого. Даже собаки забились подальше от жары в свои будки и не высовывались.

Вдалеке у поворота железной дороги перед въездом в поселок стоял семафор. Это такой высокий железный столб, похожий на букву «Г», наверху которого закреплена перекладина покороче с большим красным пятном – она напоминала руку. Когда поезду был разрешен проезд, вся эта конструкция напоминала поднятую вверх руку. Когда проезд был закрыт, конструкция снова напоминала простую букву «Г».

Послышался паровозный гудок. Пригородный приближался по расписанию. Санька еще раз огляделся вокруг – никого. Он спустился по густой траве бровки в канаву, которая отделяла железную дорогу от бровки, и стал карабкаться теперь уже вверх по насыпи из крупного щебня к шпалам с рельсами.

Наконец он у цели. Вот они – рельсы и шпалы. От них сильно пахло мазутом. Черные пятна были повсюду – и на шпалах, и между ними, на утрамбованном гравии. Мальчик подумал, что попадет ему, когда он вернется домой перепачканный, если ляжет в эту грязь. Но любопытство пересиливало.

Еще он не хотел, чтобы друг Вовка подумал, что он боится. Боится какого-то поезда! Жаль, что Вовка уехал в Михалиху и не увидит!

Санька лег на шпалы. Он постарался лечь головой между шпал, чтобы паровозная «железяка» не задела его, когда поезд будет проезжать.

Дым из паровозной трубы валил густым черным столбом. Пассажирский состав быстро приближался. Экспериментатор повернул голову в его сторону и стал внимательно следить за «железякой».

«Вроде не должен задеть», – думал мальчишка. Паровозная «железяка» увеличивалась в размерах с каждым мгновением.

Машинисты заметили лежащего между рельсами ребенка и начали подавать гудки, которые с приближением состава становились все сильнее и продолжительнее.

Спустя несколько мгновений уже можно было различить руки машинистов, высунувшихся с обеих сторон паровоза в свои окна. Они махали руками изо всех сил и что-то кричали. Гул паровоза вперемежку со стуком колес уже стали непрерывными и заглушали собой все остальные звуки. Вот уже и земля начала не просто вибрировать, а трястись.

«Ого, – подумал мальчик, – как трясет тут, оказывается. Меня может подбросить, когда он подъедет совсем близко, тогда точно эта «железяка» меня заденет и выкинет в канаву. Нужно прижаться к шпалам покрепче!»

До паровоза оставалось совсем немного. Мысли в голове мальчишки – «заденет – не заденет», «может, спрыгнуть в канаву?», «Вовка скажет: „трус“, если уйду» – с бешеной скоростью сменяли одна другую.

Все. Поздно. Состав на огромной скорости налетел на место, где лежал ребенок. Паровоз громыхал по рельсам огромными колесами и не переставал гудеть. Он со свистом промчался над мальчишкой. Через секунду застучали над головой вагоны. Саньку немного подбрасывали вибрирующие шпалы и дрожащая под тяжестью тяжелого состава земля.

«Почему-то очень быстро едет поезд, – думал Санька, – пригородный всегда сбавляет ход недалеко от нашего дома, а этот несется как чокнутый. Он же вокзал пролетит».

До железнодорожного вокзала от их дома и правда было совсем недалеко – минут десять пешком – для поезда сущие пустяки.

«Когда уже кончатся эти вагоны? – мальчишка боялся повернуть голову вперед. – Я дождусь… все равно дождусь, когда они проедут. Сейчас нельзя шевелиться».

Но вагоны неслись и неслись над головой. Голова мальчика лежала на светлого цвета гравии, которым была укреплена железнодорожная насыпь, между пропитанных мазутом шпал. Он медленно повернул голову и посмотрел вперед, откуда неслись вагоны. Хвоста поезда видно не было.

«Какой-то длинный пригородный, – размышлял Сашка, – когда он уже закончится?»

Прошло еще несколько мгновений. Наконец над мальчишкой промчался, мотаясь из стороны в сторону, и последний вагон. Сашка повернул голову вверх и увидел чистое голубое небо. Тут же встал и повернул голову в сторону поезда: вагоны с грохотом удалялись.

– Так это товалняк был! – вырвалось негодование с Сашкиных уст.

Мальчик тут же спрыгнул с насыпи в канаву и огляделся. Он боялся, что его кто-нибудь из знакомых увидит. Ведь по обе стороны от места, где он лежал, шли две тропинки, пересекающие железную дорогу, а по ним постоянно кто-нибудь переходил с одной стороны на другую.

«Уф, никого», – пролетела радостная мысль, и мальчишка, улыбнувшись тому, что эксперимент удался, стал выкарабкиваться по высокой бровке из канавы наверх.

«Ой, как я испачкался, – осматривая свои рубашку и шорты, думал Санька, – теперь бабушка с мамой ругаться будут. Заставят дома сидеть и не выпустят гулять».

Он старательно рвал растущую повсюду густую зеленую траву и тер ей свои ладошки, локти, коленки, чтобы оттереть мазут. Но мазут оказался стойким малым и почти не оттирался, а только размазывался.

– Господи, Саша, ты где был? – увидела вошедшего во двор перепачканного внука бабушка.

– Я камушки выбилал у насыпи и упал, – тут же нашелся Санька.

– Да на что они тебе, милый? Ну-ка снимай рубашку и шорты. Боже мой! Как теперь это отстирывать? – причитала бабушка. – Иди сюда, будем в корыте с мылом твои коленки и руки отмывать. Вот напасть!

О своем эксперименте Санька никогда другу не рассказывал, а тот и не вспоминал об этом после возвращения из деревни…