Читать книгу К западу от Востока. К востоку от Запада. Книга вторая - Андрей Михайлов - Страница 6

Люди издревле обожествляли реки. Матушка-Волга и батюшка-Дунай – у славян. Божество Хэ-бо, олицетворявшее Хуанхэ у китайцев. Великий Хапи – одушевлённый Нил древних египтян. Даже античные греки, каменистая страна которых не изобиловала развитой гидрографией, дали каждому ручью по своей нимфе.

Однако ни один другой народ на земле не дошёл в своём уважении рек до такого почитания, как индусы. Если обо всём вышеперечисленном у других народов мы уверенно говорим в прошедшем времени, то Индия стоит особняком. Культ рек сегодня здесь распространён так же, как тысячу лет назад. И пусть даже не полноценное приобщение, а заинтересованное наблюдение за этой всенародной и всепобеждающей тягой индусов к своим священным водотокам – потрясающее ощущение провала в самые недра Времени.

С Небес на Землю. И обратно

Когда в Британии состоялась коронация короля Эдуарда VII, это стало головной болью всех верноподданных обширной империи, «в которой никогда не заходило солнце». Подарки, привезённые депутациями со всех концов света, соперничали друг с другом по оригинальности и ценности. Но всех перещеголял махараджа Джайпура Мадхо Сингх, приславший воцарявшемуся патрону две огромные серебряные бочки. Не с янтарными винами и не с драгоценными маслами, а… со святой водой из священной Ганги. Не знаю, как воспринял сей своеобразный дар просвещённый монарх, но вместительные пузатые сосуды ростом с человека сегодня хранятся не в Лондоне, а во дворце Джайпура. Видимо, доставив драгоценную влагу адресату, ничтожную тару вернули обратно…

Однако не следует думать, что джайпурский махараджа думал посмеяться над монархом, хотя не исключено, что ирония над британской монархией в этом экстравагантном поступке присутствовала. Но в том-то и фокус – подкопаться было не к чему. То, что для образованного европейца, а тем более рафинированного аристократа, было грязной водой из замусоренной нечистотами реки, таким же рафинированным аристократом, но образованным индусом воспринималось чем-то действительно священным и достойным любого земного монарха. Ведь это была не просто речная вода, а вода из самой Ганги!

Ганга (почему-то в нашем патриархическом обществе это имя стало читаться в мужском роде) не всегда текла по Индо-Гангской низменности и впадала в Бенгальский залив. Когда-то дочь Хималая вообще не касалась грешной земли и была всецело небесной рекой. А на земле боги в то время вели свою привычную усобицу с демонами – люди же, в зависимости от наклонностей, помогали и тем и другим.

И вот однажды небожители поднатужились, поднапёрли и загнали злобных асуров на самое дно океана. Но супостаты вовсе не собирались сдаваться, напротив, чувствуя свою недосягаемость, продолжали из подводного царства строить козни вышестоящим. Как обычно бывает в Индии в такие ключевые моменты, богов выручил праведник, своим подвижничеством добившийся такого могущества, какое не снилось даже мироспасителям из голливудских блокбастеров. Агастья подошёл к берегу и… выпил море. Ну а божественный спецназ тут же провёл тщательную зачистку и перебил всех выловленных из донной грязи гадёнышей.

Но тут произошёл конфуз. Когда Агастью попросили каким-нибудь способом вернуть выпитую воду обратно в море, оказалось, что это невозможно, так как здоровый организм праведника уже успел усвоить всю поглощённую влагу. Тут-то и вспомнили, что где-то в небесах протекает, зря растрачивая воды, высокородная дочь Хималая. На переговоры был послан другой праведник – Бхагиратха, который сперва тысячу лет медитировал у подножия Гангиного папы, чем сильно того обязал.

Но, когда стороны обо всём договорились, появилась загвоздка: если бы Ганга обрушилась с Небес на Землю во всём своём величии, планета бы просто не выдержала такого напора и раскололась, как разбитый молотом кокосовый орех. Но тут на помощь пришёл грозный Шива, спустившийся со своего Кайласа (той самой вершины, вокруг которой один окулист ищет ныне пещеры с клонами человечества) и подставивший под струи Ганги своё богатырское темя. А уж с волос Шивы мягким и мощным потоком она потекла дальше, наполнять выпитый Агастьей океан. Тут, правда, случился ещё один казус, протекая мимо хижины всесильного отшельника Джахну, Ганга потревожила подвижническую жизнь очередного праведника. И тот сгоряча раззявил свои безгрешные уста и… повторил подвиг Агастьи. Но потом, разобравшись что к чему, выплюнул божественную реку и ничто уже не помешало ей влиться в море…

…А вот с другой священной рекой, Сарасвати, произошло обратное. А всё из-за того, что владыка океана Варуна увёл невесту у… Да, у очередного мудреца и подвижника – Утатхьи. Как уже понял читатель, мудрецы таких шалостей не спускали, и Утатхья перекрыл Варуне кран, сделав так, что все реки на земле пересохли. Усыхающему богу океана ничего не оставалось, как вернуть подвижнику собственность. А тот вернул океану реки. За исключением священной Сарасвати, которая с тех пор так и течёт, затерянная где-то под землёй…

Аллахабад – «Мекка индуизма»

Собственно, все реки, речки и ручейки, питающие Гангу, несут на себе печать её святости. Но особенно, конечно, выделяется крупнейший правый приток – Ямуна-Джамна. Обе реки соединяются в месте, которое у индусов носит название Тиртхараджа. Здесь же с ними соединяется и невидимая Сарасвати. Понятно, что эту точку в европейской литературе окрестили (для индусов это выражение – полнейший нонсенс!) «Меккой индуизма». Интересно, что священный город Праяг, возникший на слиянии трёх рек в незапамятные времена, в эпоху властительства Моголов получил название Аллахабад – «Город Аллаха». Когда место свято, истинно говорится, ему не пустовать!

Большую часть времени Аллахабад-Праяг – сонный, патриархальный и обыкновенный городишко. Лишь раз в год всё здесь оживает и преображается, а раз в 12 лет наступает форменное светопреставление с участием десятков миллионов прибывающих со всех концов Индии паломников. Это – период великого омовения, очищения и молитвы. Самое масштабное причастие в мире (хадж в Мекку меркнет на фоне местного размаха!) – праздник Кумбха Мела.

Верхом религиозной экзальтации ещё недавно считалось ритуальное самоубийство (дикша), совершаемое фанатиками во время Кумбха Мелы. Это когда самые продвинутые (или сдвинутые) бросались с верхушек священных баньянов, которые растут близ священной стрелки, в мутные воды божественных рек. Полагая, что так они прямиком попадают в объятия грозного Шивы. Не случайно именно тут, над священным Слиянием, был развеян пепел сожжённых основателей современной Индии Махатмы Ганди и Джавахарлала Неру. Кстати, Неру – уроженец Аллахабада.

Но основная часть гостей Кумбха Мелы (если не считать периодически возникающих тут экзотических персонажей, вроде Битлов, или Мадонны) добирается сюда, зачастую испытывая неимоверные лишения, с единственной целью – выполнить религиозный долг, положенный каждому индуисту и причаститься водою одновременно двух тиртх.

…Честно говоря, на меня подавляюще действуют толпы народа, даже если они собираются с благими и богоугодными целями, и я не стремлюсь стать участником подобных столпотворений. Но однажды, во время очередной Кумбха Мелы, я всё же решился по пути заглянуть в Аллахабад, чтобы просто прочувствовать атмосферу величайшей молебны. Это был весьма опрометчивый поступок! Но когда осознание неосмотрительности вполне дошло до сознания, выбраться из нахлынувшей стихии было уже практически невозможно. Меня засосало и растворило.

В Индии, среди её миллиардного населения, постоянно испытываешь ощущение своей мизерности и подавленности. Но ничего похожего на то, что обрушилось на меня тогда в Аллахабаде, я не испытывал ни разу. Мой арендованный «Амбассадор-Пассат» был похож на те злосчастные машины, которые каждый раз показывают по телевизору, рассказывая про очередное наводнение в Европе или Японии. Только вместо грязекаменного потока нас со всех сторон обтекала огромная толпа паломников. Шофёр-делиец, гораздо ранее меня сообразивший, что заблудился на ночных тёмных улицах незнакомого города, отчаянно боролся за «плавучесть», ни на мгновенье не отпуская руку с клаксона. Но отчаянные вопли угодившего в самый эпицентр людского торнадо автомобильчика не оказывали ровно никакого воздействия на движение, и даже выражения лиц окружающих людей.

Эти выхватываемые из тьмы фарами лица, честно говоря, и сегодня стоят перед взором. Наверное, так выглядела толпа беженцев во времена Исхода. Если бы не глаза. О, какие это были глаза! Пылающие, устремлённые и сосредоточенные на чём-то незримом и непостижимом. Это у тех, кто двигался «туда». Умиротворённые, возбуждённые и такие же горящие – у тех, кто шёл «оттуда». Усатые мужчины с детьми на руках, безропотные женщины с узлами на головах, юноши, везущие на тачках немощных родителей, святые люди «садху», благообразные старики и старухи, совершенно голые джайны, чёрные крестьяне с юга, монголообразные горцы с севера, свирепые сикхи в аккуратных тюрбанах, гордые подростки с коробками в руках.

Если бы эти люди захотели, то в считанные минуты могли бы разорвать нашу машину голыми руками. Но они не обращали на нас никакого внимания. Они были во власти совершенно других помыслов.

…Только за полночь, после нескольких часов тщетной борьбы с толпой, водитель наконец сумел выбраться из потока паломников и выехать из города…

Матхура: Харе, Кришна!

Матхура и соседний городок Вриндаван (Бриндабан) – заветная мечта членов забавного кришнаитского интернационала, вносящего своими экзотически-театральными явлениями оживление в улицы всех крупных городов мира. Матхура – родина Кришны, а Вриндаван – его «царское село». Здесь, среди пилигримов, обходящих многочисленные храмы и святыни божественной земли, запросто можно повстречать и соотечественника. И обратиться к нему с приветствием по-русски. «Ну, как оно?» – «Да так, как-то…». Вежливые люди – кришнаиты всех стран. Иной земляк, в ином месте просто послал бы в привычное отечественное состояние, а эти терпеливо отвечают, боятся попортить карму.

Кришна – 8-й аватар (воплощение) одного из двух главных божеств современного индуизма – Вишну, популярен отнюдь не только среди зарубежных адептов. Его родина – обязательный пункт, который не минует ни один из уважающих себя индийских паломников. Как и все индуистские боги, Кришна весьма многолик и многогранен. Однако прибывающие сюда, в Матхуру и Вриндаван, вспоминают не о философских сентенциях, которые он проповедовал в «Махабхарате», а о детско-юношеских проделках этого лукавого, резвого и любвеобильного бога. О временах, когда в руках его не смолкала волшебная флейта, а рядом с ним непременно резвилась красавица Радха и ещё пара десятков гопи – жён местных пастухов.

Божественные истории, которые рассказывают про весёлого Чёрного бога, многочисленны и пикантны. Но сегодня я говорю о священных реках и остановлюсь лишь на том, что рядом с Матхурой протекает Ямуна (Джамна). А раз протекает, то автоматически является одной из остановок для приходящих сюда паломников. Тем более что Кришна в молодые годы очень даже любил подсматривать здесь за купанием прелестных гопи в интимных омутах. Да и сам был не прочь поплескаться вместе с пленительными пастушками. (А кто бы отказался?)

Здесь, в Матхуре, мне довелось впервые присутствовать при общении индусов со священной рекой. Для этого пришлось встать затемно и пересечь город на отчаянно дымящем «тук-туке», разрывавшим своим истерическим криком просыпающийся город. Впрочем, на гатах Матхуры уже бурлила своя жизнь, здесь властвовало своё время, величавое и плавное, как ускользающее на восток течение самой реки.

«Гаты» можно перевести, как «лестницы», или «ступени». Известны гигантские природные ступени Западных и Восточных Гат, горных хребтов, в которые заправлен тупой клинок полуострова Индостан. Гаты у священных рек – это своеобразные каменные набережные, по которым, как по ступеням, совершающие омовение спускаются в воду.

Считается, что наиболее действенное причастие святой водой происходит при первых лучах восходящего солнца. Но народу, в обычный зимний день, немного. Тем заметнее другие персонажи, которые перемешаны на гатах с паломниками-людьми. Белоснежные цапли разных размеров, грязные шелудивые собаки, неизменные священные коровы и озабоченные взъерошенные обезьяны.

Такая терпимая и мирная обстановка характерна для Индии – любовь к меньшим братьям тут антологическая. Предопределённая представлениями о карме и перерождениях. Ведь никто не может откровенно сказать, кем он был в своей прошлой жизни. И угадать – кем возродиться в следующей. И понять – кто скрывается под белоснежным оперением цапли и растрёпанной шерстью макаки. Вдруг кто из предков?

Пока я умиляюсь таким гармоничным отношением людей и зверей, какой-то брахман хватает палку и со злобой запускает в наглеющего обезьянина. Нисколько не думая о том, что мог ведь запросто угодить в своего дедушку!

Гаты Бенареса

Но чтобы максимально прочувствовать глубину отношений индусов к своим священным рекам, нужно непременно побывать на гатах Бенареса, или, как его теперь называют, – Варанаси. Города, которому, как утверждается, более трёх тысяч лет и само основание которого освящено участием грозного Шивы – второго великого бога современного индуистской «двоицы». (Отмечу, что деление индусов на «шиваитов» и «вишнуитов» часто сбивает с толку заряженных межконфессиональными дрязгами европейцев, или мусульман – в индуизме, между тем, нет ничего похожего на отношение суннитов и шиитов или православных и католиков.)

«Побывать в Индии и не видеть Бенареса, её древнейшего и священнейшего города, считается у туристов большим упущением! Бенарес – это столица индуизма, для благочестивого брахмана он то же, что Мекка для магометанина, Лхаса – для буддистов, Иерусалим – для христиан… Но по сравнению с этими молодыми колыбелями религий Бенарес является глубоким стариком…»

Это выдержки из записок одного из участников Большой Игры – Андрея Снесарева, побывавшего в Индии около ста лет назад.

«Бенарес, несомненно, один из наиболее красочных городов Индии. Он расположен на изгибе Ганга, вдоль возвышенного хребта, поднимающегося на 100 футов над водою. Если смотреть на него с реки, он представляет собою панораму дворцов, храмов и мечетей, увенчанных крышами, башенками, минаретами. Эта сказочная панорама тянется по хребту на протяжении 5 вёрст. От неё к реке спускаются каменные лестницы (гаты), прерываемые широкими площадками, на которых построены изящные индусские часовни, купальни и кафедры для проповедников… Гаты, купальни и мостики кишат пилигримами, пришедшими со всех уголков Индии…»

Как и все влюблённые в Индию, я вначале много читал о ней, а уж потом начал бывать. Бенарес был, наверное, главным магнитом, притягивающим меня в «страну чудес». Слишком проникновенными и живыми казались мне те описания, которые попадались на глаза. Описания, как правило, столетней давности, вроде снесаревских. Вот, где была настоящая Индия!

Вот почему, когда я впервые добрался сюда, меня тянула вовсе не столица, не Бомбей, и даже не прославленная Агра. Больше всего хотелось побывать тут, на гатах Бенареса, в городе Шивы, Будды, Махавиры и всех, вообще-то хоть каким-то боком причастных к исконно индийской культуре. Единственное, чего я опасался, так это Времени, которое имеет дурацкое свойство – модернизировать общество, выхолащивая его тончайшие и изысканнейшие шелка до состояния практичной джинсы.

Но с Бенаресом, как, впрочем, и со всей остальной Индией, такие опасения зряшны! Тут не подстраиваются под Время, а регулируют его течение согласно своим внутренним ритмам. Которые, теперь я знаю наверняка, определяются неспешным течением священных рек.

…Чтобы охватить (или хотя бы попытаться) всё действо, происходящее каждое утро (в течение тысяч лет) на семи десятках бенаресских гат, нужно две вещи. Лодка с гребцом и незамутнённое европейской брезгливостью сознание. Особенно – второе. Без него посторонний наблюдатель будет видеть лишь грязь и антисанитарию, и на каждом шагу ужасаться, как можно в одной воде мыть голову, стирать одежду, очищаться от скверны, чистить зубы, разбрасывать в ней ещё не остывший пепел покойников, сливать нечистоты и благоговейно пить маленькими глотками.

Сердобольные европейские туристы, ужасаясь и жалея индийских пилигримов, даже и не думают, что видят перед собой абсолютно счастливых людей, у которых не менее поводов для жалости к своим затемнённым западным собратьям!

Основное действо и тут происходит на рассвете, когда тысячи паломников, подготовленных жрецами, встречая восходящее светило, бесшумно сходят по ступеням-гатам в мутные воды Ганги. По воде во все стороны расплываются цветочные гирлянды и скорлупки с трепещущим пламенем. Нужно увидеть эти вдохновенные, самозабвенные и одухотворённые лица, чтобы понять всю значимость для индуистов того, невольным свидетелем чего стал ты, случайный прохожий, со своей фарисейской жалостью!

Впрочем, насколько интересны персонажи ежедневной бенаресской мистерии для вооружённых фото- и видеокамерами заезжих с Запада (тут их, кстати, не так много, как во многих других туристических центрах Индии), настолько несущественны в этот момент все посторонние для самих участников действа. В них самих в этот момент очень трудно признать привычных, встречающихся на городских улицах, индусов.

Сидит на помосте невозмутимый, перепачканный навозом и пеплом йог, вдыхая попеременно разными ноздрями утреннюю прану. Обрюзгший брахман бреет голову жаждущему причастия, начитывая на ухо мантру. Дряхлый старик, покачиваясь, стоит тут же, не мигая, уставившись на уже яркое светило слепыми глазами, в ожидании скорого погребального костра – за этим он и брёл сюда из своей далёкой деревни, преодолевая расстояния и немощь. Женщина, пуританская индианка, обнажив грудь, спускается по гатам в воду, не отвлекаясь ни на что и ни на кого.

Она спешит в божественные объятия священной Ганги…