Читать книгу Когда Йараманга улыбается - Андрей Павлович Глебов - Страница 7

От дворца джар-рена до Тёмной лагуны около часа пути по Зинварской дороге – единственной дороге острова. Наронг мал. Зелёный остров, например, раз в пять больше. Где лучше жить – на большом острове или на маленьком – вопрос неоднозначный.

Зелёный – самый многолюдный и богатый в архипелаге. Множество причалов служит пристанищем для судов, бороздящих море под всеми флагами. На Зелёном легче разбогатеть, даже не джару, а простому ремесленнику, и тем более купцу.

Но успех обманчив: можно быстро взлететь вверх, но так же стремительно скатиться вниз. Такая возможность есть у каждого, но не все стремятся проделать этот путь, а если кто и попытался, то не всегда желает его повторить.

Добившиеся благополучия оберегают свои завоевания от посягательств. Так рождается противоречие: чем стабильнее общество, тем безнадёжнее положение бедных и не очень богатых. Беднее самых бедных только рабы. У них нет ничего, даже самих себя.

Человеческий муравейник бурлит. Одновременно множится часть населения, которой всё всё равно. Такие оседают в хижинах на окраинах, где в полусонном состоянии покорно перемалывают отпущенное им свыше время. Потому и районы эти называются спальными.

Кое-кто из их жителей собирается с духом и переезжает в другой городок на противоположном конце острова. Начинается жизнь с чистого листа.

Кто "спит" в хижинах, кто ищет лучшей доли. Большие острова хороши тем, что люди здесь почти незнакомы друг с другом. Дежурные улыбки, дежурные приветствия – и в разные стороны, у каждого свой путь.

Чаще обходятся без улыбок и приветствий. Остров большой, жителей много, и всех не запомнишь. К счастью. Кому надоедает беготня и бурление, перебирается в другие места.

Маленькие острова Ароу-Доу имеют своё очарование: спокойная, неторопливо текущая жизнь на поросших тропическим лесом клочках суши при малой заселённости – сущий рай для любителей настоящего человеческого общения. Здесь, на маленьких островах, всё рядом, – и посёлочек с громким статусом столицы, и рыбацкие деревеньки на берегу, и непроходимые, перевитые толстенными лианами, джунгли.

Джа Махаони никогда не жила на Зелёном острове, но и не добивалась этого. Её устраивал любимый Наронг и независимая жизнь во вдовьем доме, куда княгиня переселилась, когда супруга не стало.

Махаони недолюбливала выражение "вдовий дом". Своё жилище она именовала "гнёздышком". После переезда джа принялась за благоустройство райского уголка, что скрывался под сенью вековых каштанов в дальнем конце княжеского сада.

Любимым её занятием было ухаживание за белыми фрезиями и пурпурными фиалками. Джа никому не доверяла уход за ними, полагая, что руки даже самых аккуратных и старательных служанок недостаточно нежны с её хрупкими питомцами.

Махаони нравилось тихими вечерами выходить из домика и сидеть на скамеечке на берегу пруда, любуясь отражениями облаков в воде.

Прежние подруги хворали. Некоторых уже не стало, однако джа не скучала. Жизнь преподносила неугомонной хозяйке "гнёздышка" новые заботы. По совести говоря, княгиня была мастерицей находить эти заботы самостоятельно.

Несколько лет, которые джа провела под разными крышами с Веланпуром, утвердили Махаони во мнении, что любимый сын не сможет обойтись без материнской опеки в самом важном, по разумению каждой женщины, вопросе. Попытки матери повлиять на князя заканчивались одинаково: Веланпур улыбался, приглаживал усы и прижимал мать к себе.

Джа протестовала. Она вразумляла тридцатилетнего несмышлёныша, пытаясь воздействовать на ловкого упрямца. Тогда Веланпур склонял голову, отчего княгиня принимала акт покорности за чистую монету. Обманчивое смирение перед родительской волей ненадолго успокаивало материнскую душу.

Но Махаони не сдавалась: в конце концов, мужчине надоедает свобода. Узы брака и семейный уют становятся для него привлекательными. Потенциальный супруг смотрит по сторонам. Свою задачу Махаони видела в том, чтобы взгляд сына упал куда надо…

В одиночку трудно что-либо делать, особенно если это дело чрезвычайной важности. За помощью и советом разумно обратиться к тому, кто решение таких вопросов сделал своим промыслом. Джа Махаони не была глупой женщиной. Рассудив здраво, она стала чаще наведываться в Тёмную лагуну.

Чёрная змея свернулась клубком. Луайканида вырисовывала раздвоенный язык ядовитой твари.

– Не морщи лоб, сколько повторять? – прикрикнула колдунья.

Шетлсу перестала вертеться. Луайканида, высунув язык, сделала мазок кончиком кисти.

– Вот так, – сказала она. – Только не чешись, пожалуйста: ты превратишь змею в месиво.

– А без змеи нельзя? – осведомилась девочка.

– Ты хочешь быть колдуньей?

– Да, тётя.

– Тогда терпи и не чешись! – повысила голос Луайканида, ударив племянницу по руке. – Так и тянет лапу! Сколько раз повторяла: если хочешь заработать, давай людям то, что они хотят. Хотят видеть на твоём лбу змею – рисуй.

Девочка повела худыми костлявыми плечами и убрала руки за спину подальше от соблазна.

– Змеи противные, тётя!

– Думаешь, я их люблю? – спросила Луайканида. – В каждой профессии есть неприятные стороны. А сейчас поторопись: джа Махаони, должно быть, в пути.

Шетлсу заправила непослушную прядь волос за ухо и двинулась на кухню.

– И не забудь помыть руки, – крикнула тётка, а потом, понизив голос, добавила, – княгиня всё-таки едет.

О таких, как Луайканида, народная молва говорит негромко. Кто знает этих колдуний, что у них на уме? Живут уединённо, людей сторонятся, хранят вековые тайны. В детстве Луайканида не думала быть колдуньей, так получилось. Вначале куколки-колясочки и помощь матери в приготовлении зелий. Девочке на лбу тоже рисовали противную змею. Тогда это было игрой, игрой во взрослых.

Она во всём подражала матери, а когда выросла, оказалось, что ничего другого делать и не умеет, кроме как готовить приворотные зелья да морочить голову наивным посетителям.

Луайканида поселилась в небольшом домике. Садик вокруг него тоже был маленьким, но ухоженным. По периметру его обступал колючий кустарник, перед которым благоухали розовые пионы. Их аромат соединялся с ароматом сандалового дерева. Прохладный фонтан поигрывал сияющими струями, а возле дома вознесли кроны финиковые пальмы с гроздьями сладких плодов.

Посетители колдуньи были разными и по возрасту, и по достатку. Их проблемы тоже были разными. Луайканида со времён молодости усвоила простое правило: всё когда-нибудь заканчивается, и проблемы рассеиваются.

Зачем люди приходят к колдунам? Чтобы узнать будущее? Как ни странно, нет! Они хотят знать: какова вероятность того, что всё сложится так, как они рассчитывают? Колдун или колдунья, говорят они об этом или нет, знают, что в их руках нет книги жизни. Что остаётся делать? Ответ ясен: потяни время, а там всё сложится как-нибудь.

Главное, чтобы посетитель был убеждён, что за удачу благодарить надо магию. Ну а если получится не так, как хотелось? Тоже просто: человек сам виноват в этом. "Подумай, может ты словом, мыслью или делом себе навредил?" У каждого найдётся в чём себя упрекнуть.

Зашлёпали детские ноги. Шетлсу в льняной тунике подошла к женщине и вытянула руки ладошками кверху:

– Вот.

– Умница, – похвалила Луайканида.

Как и большинство женщин, джа Махаони любила одеваться красиво, даже празднично. Но, считала джа, постоянно разгуливать по дворцу с видом, будто сейчас состоится приём иностранного посла, по меньшей мере, нелепо. Зато когда княгиня покидала пределы княжеских палат, она давала волю фантазии. Сегодня джа облачилась в золотисто-зелёное.

Из-под длинных складок одежды выглядывали изящные сандалии с тонкими ремешками. Золотые браслеты с изумрудами охватывали руки выше локтя. Узор на браслетах изображал переплетение виноградных лоз. Тонкая белая косынка, перехваченная ленточкой, расшитой мелкими бриллиантами, покрывала голову княгини.

Махаони сопровождали служанка и два телохранителя – мускулистые молчаливые детины. Служанке Чордее исполнилось двадцать пять. Энергичность и живой ум снискали ей искреннюю привязанность Махаони. Джа посвящала служанку во все тайные дела и относилась к ней с материнской теплотой.

Махаони издали разглядела оплывшую фигуру хозяйки. Луайканида встречала княгиню у калитки сада, опоясывавшего дом. Джа выбралась из паланкина и в сопровождении колдуньи и верной Чордеи углубилась в сад. Телохранители остались у входа.

– Какие горести привели досточтимую джу к скромной служительнице магии? – спросила Луайканида.

– К счастью, горестей нет, – ответила Махаони. – Есть несколько вопросов.

– Увы, джа, судьба не всегда благосклонна к своим чадам. Человек плывёт по реке времени…

– Брось, Луайканида, – прервала её княгиня. – Кому жаловаться на судьбу, только не тебе.

– Я не жалуюсь, – согласилась колдунья с печалью в голосе. – Прошу в дом, джа.

Она могла этого и не говорить: с недавних пор Махаони была здесь частой гостьей. После традиционного чая и разговоров ни о чём наступил черёд главной цели визита. Луайканида препроводила гостей с открытой веранды в комнату в глубине дома.

Помещение было тихим и сумрачным. Плетёные циновки занавешивали окна, благодаря чему в комнате витала атмосфера таинственности. На отделанных бамбуком стенах красовались причудливые маски клыкастых страшилищ, украшенные разноцветными перьями.

Посередине разместился жертвенник с тлеющими углями. От них поднимался сладковатый дым. Его голубовато-сизая пелена тянулась к окнам. На покрытом чёрной скатертью столе возвышался тяжёлый подсвечник с мерцающими свечами.

– Располагайтесь, – произнесла Луайканида.

Присмиревшие и подобравшиеся гостьи уселись на мягкие пуфы. Махаони и Чордея с испугом смотрели на колдунью. Возле неё с раскрытой книгой стояла безмолвная Шетлсу. Лицо её было строго.

Колдунья высыпала в огонь жертвенника серый порошок из ложечки. Лёгкие крупинки коснулись углей, покрытых тонким слоем пепла. Из-под них вырвалось ало-оранжевое пламя и взметнуло злые багровые огоньки. Потолок и стены озарились игрой теней.

Очарованные обстановкой, запахами и неуловимым ожиданием скорого прикосновения к тайне, княгиня и служанка следили за движениями рук колдуньи. Всё приобретало особый, глубинный смысл. Луайканида двигалась медленнее обычного, что придавало происходящему ощущение оторванности от мира.

– Я взываю к нематериальным силам, – воскликнула колдунья.

Махаони вздрогнула: настолько резким, твёрдым и звенящим прозвучал голос Луайканиды. Всякий раз княгиню удивляла такая метаморфоза. Колдунья, не моргая, глядела в пламя. Её глаза блеснули под насурьмлёнными бровями.

– Я обращаюсь к силам, пронизывающим Вселенную, управляющим движением звёзд и судьбой людей. Придите сюда, знающие всё! – возвысила голос ведьма.

Уверенным движением она отправила в пылающие угли следующую порцию порошка. Огонь вспыхнул переливающимся клубком. В нём заплясали маленькие искорки. Махаони стиснула руки, на лбу выступил пот.

– Спрашивай, джа, – возгласила Луайканида.

– Женится ли мой сын Веланпур? – дрожащим от волнения голосом начала Махаони. – Если да, то скоро ли это произойдёт?

В комнате повисло молчание, только искры потрескивали в огне. Луайканида сделала несколько движений над углями. Столбик голубоватого дыма заколебался. Махаони вглядывалась в его очертания, глаза её заслезились. Колдунья отступила на шаг и, щурясь, заглянула в книгу.

– Всеведующие силы Вселенной отвечают, что князь Веланпур обретёт женщину.

– Скоро? – затаила дыхание Махаони.

– Ты много хочешь от нематериальных сущностей! – ответствовала Луайканида. – Это произойдёт вовремя.

– А, конечно! – кивнула Махаони.

– Ещё вопросы?

– Сейчас, дай сообразить, – заторопилась джа. Её руки теребили косынку. – Невестой будет та, которую я выбрала?

На жертвеннике опять вспыхнул огонь, исторгнув клуб дыма и порцию искр. Жесты Луайканиды уводили Махаони от реальности. Мир будто сжался до размеров комнаты или вовсе перестал существовать, в душе появилась неуютность. Княгиня замерла, поглощённая магическим зрелищем.

– Всезнающие силы говорят, что возможная избранница будет достойна своего господина, – Луайканида отвела глаза от книги.

– Что я должна делать? – спросила джа.

– Выполнять материнский долг, – ответила ведьма.

Махаони краем косынки промокнула лоб.

– Ещё один вопрос…

– Последний, джа! – предупредила Луайканида.

– Да-да, последний, – княгиня вздохнула. – Долгий ли век мне отмерен?

Луайканида поколдовала над огнём, пошептала, всматриваясь в пылающие угли и перелистнула пожелтевшую страницу. Замерев на секунду, возвела глаза к потолку.

– Ты ещё не исчислена!

Темнота наплывала быстро. Розовеющая в закатных лучах гряда облаков причудливой бороздой перерезала небосклон. В сгустившихся сумерках обрисовывались фиолетовые тени. Робкая звезда появилась в небесной выси. Многоголосье сверчков и цикад дробило тишину. Выложенная мрамором дорожка белой полосой тянулась к калитке, скрытой в переплетениях растений.

Махаони почувствовала прикосновение к темени. Содрогнувшись, она отпрянула в сторону.

– Это летучая мышь, джа, – сообщила колдунья. – В темноте они бросаются на белое.

Махаони проводила глазами нетопыря. Неслышными взмахами крыльев мрачное создание возносилось в бездонное небо. Княгиня ощутила, как сжалась рука Чордеи на локтевом сгибе госпожи: девушке было не по себе.

Луайканида попрощалась с гостьями. Она стояла у калитки, пока роскошный паланкин не скрылся за стволами пальм.

– Уехали? – спросила Шетлсу.

Она успела смыть со лба ненавистную змею.

– Уехали, – подтвердила тётя. Колдунья перекинула из руки в руку мешочек золота. – Пойду положу деньги в сундук.

Джары, рыбаки, торговцы, – все одинаковы. В каждом сидит страх перед неведомым. Нужно лишь извлечь его наружу.