Читать книгу Апостол - Андрей Петров - Страница 6

Апостол:

– Зачем ты дал мне эту боль?

зачем слепое отрешение

остановило жизнь мою?

мечтая о последнем дне,

без света, в полутьме бреду,

и разум верит, что живу

в полуночном бреду забвения.

зачем щемит и тихо стонет

под левой сношенной сумой?

и дымом сигаретным тянет

под рёбра мёртвым сквозняком?

где за дряхлеющей лохмотью

больная, розовая плоть

последней синусной икотой

толкает стынущую кровь

туда, где в спазме первородном

очнулся, вдохом возвестив

всю обречённую наго́ту,

и триптих барства окропив

святой водой моей купели,

сквозь пальцы в землю просочась,

в трусливой, дикой канители

исчезли, суетно крестясь,

воспоминания и люди

в безликой, мелочной толпе

и растворились в перволюдье,

и воскресились в первомне.

Он рассмеялся мне на это

оскалом тысячи зубов:

– Подобного не слышал бреда,

поклясться я тебе готов,

с времён Великого Страдальца,

распятого в угоду псам,

визжащим у подножья Храма,

что возносился к Небесам.

тебя я оставляю, отрок.

не долго нам с тобой идти

к узилищу твоих пороков,

за краткость ты меня прости:

уже не мой ты видишь лес,

не мне несёшь ты покаяние, —

он чуть склонился и исчез,

исполнив чьё-то указание.

Безсонный плен, холодный мрак —

я тень того, что было раньше:

глаза ввалились, дрожь в руках,

походка пьяного солдата,

в безумном взгляде боль и страх,

и я поклялся жизнь отдать

тому, кто силой неземной

вернёт мне веру и покой.

и древний демон – цербер ночи —

явился мне из тьмы веков.

моей молитвою ведомый,

он путь нашёл из тех миров,

где в заточении томился

с седых времён, в объятьях сна;

и вот, пророчество свершилось:

он зов услышал и восстал.

и дьявол человеком стал!

и молвил демон, глядя мне

в истоки дум, в больную душу,

насквозь пронзая мой удел,

читая мысли и сомнения,

но видя, что уже не струшу:

Ваал:

– Твой ад и рай – в тебе самом

живут, питаясь твоей силой.

пройдут года в тени мирской,

и лишь тогда узришь причины,

зачем два мира под луной.

твои сомненья – это хлеб,

которым кормишь отрицание

того, что знаешь наперёд,

того, что призрачным мерцанием

к истокам истины ведёт.

твои сомненья – тяжкий гнёт,

что не даёт тебе восстать

с колен слепого преклонения,

но крепче делает тебя,

а время – принесёт прозрение.

очнись от сна, о, дерзкий раб!

и помни вечные слова,

что боги людям подарили,

вложив в горячие сердца:

не изменять – так до могилы,

не отрекаются – любя!

Открою знание тебе:

проникнув в тайны бытия,

ты всё поймёшь и всё постигнешь,

и в бликах вечного огня

намёки истины увидишь.

она проста и, впрочем, я

не совершу больших открытий,

сказав – нет дыма без огня,

а свет, в отсутствие светила,

тьмой обернётся для тебя.

в игре теней и вспышках света

ты видишь, в сущности, одно,

не разделяя на явления —

ты в пламя смотришь и со мной,

уверен я, не будешь спорить,

что в ярких сполохах огня

не замечаешь трепет ночи

и пульс живого небытья,

в котором я живу, скорбя,

о том, что видя только часть

и называя это Богом —

клянёшь другую часть меня,

склонясь под храмовым оброком

и жертвой набожности став.

я – часть Его. и в этом – правда.

Он – часть меня. и в этом – суть.

борьба начал нас разделяет,

от скуки не даёт уснуть

и время жизнью наполняет.

как шизофреник, я страдаю

от этой двойственности сам:

при свете дня я вас спасаю,

а ночью… – знаешь ты,

что с добродетелью бывает,

когда приходит время тьмы.

я день и ночь, я боль и радость,

я грех и праведную жизнь

в одном сосуде совмещаю.

пойми, что только этот смысл

я нахожу в стремленье жить

и грешных как себя прощаю,

позволив дьявольскому быть.

Подумай сам, имея разум:

огонь, давая вам тепло,

способен вас испепелить;

вода же, жажду утоляя,

в своих глубинах утопить;

земля – накормит, но затем

всех призовёт на свой погост;

я, духом тело наградив,

в душе добро могу убить,

затмив сиянье вечных звёзд!

и за тобой фатальный выбор —

какой душа захочет стать.

среди соблазнов и желаний

тебе, любезнейший, решать:

как жить, себя не презирая,

кому – служить, кого – распять.

ты можешь стать, как тот Иуда,

который предавал Христа;

но знай, что истина сокрыта

в глубинах Текстов и холста,

что со́здал раб мой, Леонардо,

провидя этот разговор.

Иуда будет вознесён! —

вот справедливый приговор.

Ты спросишь – почему?

на это – я укажу тебе ключи,

которые вскрывают тайны,

но ты до времени молчи.

увидишь сам, что в судный час

всепроклинающие речи

остынут, истину познав,

о тайнах жизней человечьих.

на Вечере Иуде жребий

быть на заклании овцой

пал на страдательные плечи,

и несмываемый позор

он принял на себя смиренно,

и сам ты должен это знать:

Иисус назначил человека

в ту ночь и час себя предать

тревогам гаснущего века.

в пасхальный праздник должен Он

был умереть в своих мучениях,

так было нужно. знай о том.

а раб – исполнил назначение.

зачем Иуде серебро,

когда его Учитель может

хлеба и рыбу умножать?

когда имения им служат,

и миром ноги ублажать

в своём смирении готовы

вознёсшие свои мольбы

к Тому, Кто словом Иеговы

предсказан был для той страны?

Иуда предавал, целуя.

в слезах он в жертву всё принёс.

он понимал, что будет проклят,

и путь земной окончен. что ж,

ценю я выше этот подвиг,

чем подвиг тысячи других,

которые уходят в Свет,

своё служенье воплотив.

О, фарисейские оковы!

о, демоны Святой земли!

как с вами правосудье скоро

вершится без сомнений и

под гнётом ветхого Закона

черствеют свежие умы!

безкрайним полем перед вами

дороги распростерты вне

привычных троп и вех преданий,

но повинуетесь молве,

покорно следуя туда,

где хлябь и глубже колея.

безцельно промелькнули годы,

растрачен попусту залог,

что вам оставила природа;

в наивной праведности Бог

ссудил вместилище для духа,

дал время, волю и мечту,

но человеческое брюхо

сказало разуму: «хочу»!

хочу другого наслаждения!

приятной тяжести внутри!

святая лёгкость вознесения

меня не радует, увы.

и разум, голодом ведомый,

согласье дал и под венец,

смиренный сытостью, пошёл,

забыв – зачем явился здесь.

предав себя, свою свободу,

свою святую простоту,

меняя душу на ярмо,

златую прикусив узду,

крысиной поступью народов

за мной уходите во тьму.

Здесь правят смертные пороки.

в стране клеймёных мудрецов

не отыскать людей убогих

и безкорыстных простецов.

они мудры витиеватым

восточным древним языком,

и каждый, обратившись в братию,

меняет стыд на балахон

и украшает части тела

кольцом, браслетом, изразцом,

святым всесильным амулетом,

способным вычистить весь дом.

на коже – страстные молитвы,

чернильной мантрой въевшись в плоть,

навек клеймят, и сам носитель

сакральных смыслов не поймёт,

пока не спустится в обитель,

где разум истину найдёт.

но будет поздно, годы сна

в могучих рунах вознесения

затёрли трещинки холста,

холста души, и нет спасения

тому, кто праведность не знал

и в жизни знаком смерти стал.

Они, скрестив под чакрой ноги,

сложив достойную мудру́,

постигли высшую серьёзность,

и сам почтеннейший гуру́

благословил их озарение,

дав древней мудрости совет

о том, что степень просветления

видна, как дырка на просвет.

в смертельной важности надувшись,

надев широкие штаны,

из дальних стран назад вернувшись

и дружелюбием полны,

они несут в своих горнилах

кипящим знанием руду,

которая давно застыла

в веках и вымершем роду.

седобородые гимнасты

и отрешённые юнцы…

все тайны мира им подвластны,

все знания для них просты;

великим оком даль пронзая,

могучим словом жизнь творя,

судьбу смиренно принимая,

они – лишь дым, и без огня

родившись, тихо умирают,

за всё меня благодаря.