Читать книгу Русь великая, но делимая - Андрей Пятчиц - Страница 13

Первых скандинавов, осевших и укрепивших своё положение на восточнославянских землях, какая-либо идеология государственного устройства не интересовала: их первоначальные задачи стояли вне государственной и идеологической экспансии. Попавшие в Новгород Рюрик и его приближённые не могли помышлять ни о государстве, ни тем более об объединяющей идеологии – слишком шатким было положение наемников, поступивших на службу по приглашению и наверняка с заранее согласованным размером оплаты услуг. Однако уже очень скоро ситуация изменилась, чему естественным образом способствовало стечение нескольких обстоятельств.

Одно из них – постепенное упрочение позиций скандинавов в качестве военных и отчасти административных руководителей довольно разрозненных восточнославянских племён, которым для усиления и стабилизации власти не хватало самого необходимого – объединяющей идеи (прототипа того, что сейчас называют «национальная идея»). То ли сбылись планы Провидения по поводу восточных славян, то ли помог его величество случай, ответ на этот вопрос зависит от мировоззрения задавшегося им и вольного трактовать дошедшие до нас сведения в зависимости от собственных убеждений.

Как бы то ни было, но остаётся фактом: из Византии вместе с диковинными товарами, подлежащими очень выгодному обмену с оставшимися в Скандинавии старшими братьями и их прямыми потомками, варяги получили ещё более ценное и неожиданное приобретение: незнакомую им ранее систему устройства социума – христианство. Будучи уже много веков морально и юридически оформившейся, основанная на христианских ценностях, эта модель общества (в данном случае – византийская) представляла собой строго пирамидальную централизованную структуру, именно то, чего не хватало варягам для консолидации восточнославянских племён, в повседневной жизни которых они уже заняли достаточно важное место. Главную роль в этой модели, по аналогии с христианским Богом Отцом, возглавляющим Святую Троицу, исполнял один человек – князь (в Византии – император), опираясь на самых близких ему людей (ближайших родственников и сподвижников). Далее следовали подчинявшиеся главе по всё более расширяющимся слоям другие члены общества, в той или иной степени от него зависимые.

Основанная не на вынужденной субординации патриархально-племенных объединений, но на вере, эта базирующаяся на христианской идеологии структура была быстро оценена, принята язычниками-скандинавами и стала своего рода товаром, который скандинавы в силу своего положения младших братьев, не имевших права наследовать, не могли предложить на родине, но успешно передали племенам, проживавшим на берегах их водных путей – восточным славянам.

Справка. О том, что христианство для оказавшихся среди восточных славян варягов было прежде всего выгодно им в корыстно-политических, но не сугубо религиозных (мировоззренческих) целях, говорят факты. Оставшаяся вдовой после смерти князя Игоря Ольга (Helga или Эльга, принявшая после крещения имя Елена), (ум. 969 г.), по свидетельству «Повести временных лет» происходившая от неизвестных родителей «языка варяжского», крестилась потому, что из имевшихся в её распоряжении идеологий только христианство византийской традиции позволяло ей законно стать правительницей. В отличие от Западной Римской империи, в Константинополе женщины обладали не только формальной, но и реальной властью: императрица св. Феодора (ум. 548 г.), супруга Юстиниана I; самостоятельно правившая Ирина (ум. 803 г.); императрица бл. Феодора (ум. 867 г.). При этом закопавшая живьём послов древлян и коварно сжёгшая их столицу, Ольга приняла христианство обманом, не став женой (читай: подданной, но не правительницей) императора Константина III Багрянородного, которого сделала своим крёстным отцом. Константин хотел получить Ольгу в жёны, но хитроумная варяжка после крещения заявила ему, что «на крестницах не женятся», и продолжила железной рукой править Киевским княжеством. Немного позже она спокойно признаётся святой, то есть человеком, действия которого после крещения не подлежат критике с точки зрения христианства, ставшего благодаря князьям-варягам государственным вероисповеданием.

Рациональный подход скандинавов к вопросу выбора веры совершенно ясно прослеживается в основном из дошедших до нас исторических свидетельств: «Повести временных лет» (далее: ПВЛ). Даже с учётом существовавших правил поведения и отличного от современных норм отношения к основным моральным принципам, существовавшим более тысячи лет назад, абсолютное большинство поступков, описанных автором ПВЛ в этой связи, напоминает скорее уголовную хронику и удачно проведённую греками шпионскую операцию.

В сохранившихся летописях обращает на себя внимание быстрота, с которой варяги-язычники отказывались от обычного для них образа жизни и принимали, по крайней мере внешне, христианские ценности, абсолютно иные и, как правило, диаметрально противоположные языческим традициям. Вне всякого сомнения, пути Господни неисповедимы, но некоторые обстоятельства христианизации восточных славян наталкивают на размышления.

Примеров внезапного прозрения и обращения в христианство множество, но, судя по дошедшим до нас источникам, в случае восточнославянских земель, они впечатляют не своей частотой, но организованностью и формой принятия новой веры в прямой зависимости от социального статуса «неофитов». Если простой люд без лишних объяснений силой загоняли в воду и наскоро совершали непонятный ему обряд крещения, то объяснений этому может быть как минимум два: излияние особой Божественной благодати или какие-то иные, более приземлённые мотивы, скорее политические.

Стоит выделить сам подход к проблеме. Кн. Владимир, предки которого начинали торговыми людьми на пути «из варяг в греки», выбирает ВЕРУ подобно товару на рынке и ведёт себя в этой ситуации соответствующим образом, как нормальный потребитель: нужный товар должен соответствовать требованиям приобретающей стороны, т.е. хорошо выглядеть, отличаться качеством и отвечать покупательской способности.

При внимательном рассмотрении описанного в «Повести временных лет» «избирания» князем Владимиром приемлемой для его государства религии – не более чем результат рационального подхода к делу и сложившихся исторических обстоятельств.

Появление в Киеве представителей трёх основных монотеистических религий (христианство было представлено двумя конфессиями – византийской и латинской) описаны летописцем post factum, в 1113 году, более чем через столетие после состоявшихся в 986—988 годах событий, то есть когда восточный христианский обряд уже стал единственной официально поддерживаемой государством конфессией на землях восточных славян. Автор ПВЛ, монах Нестор, безусловно, был одним из тех, кто имел прямое отношение к государственной власти и тесно связанной с ней церковной элитой. Этим и объясняются «краски», в которых он описал мотивацию выбора князя.

Немаловажен в этом контексте и тот факт, что киево-печёрский монах составил текст ПВЛ, «существенно переработав предшествующий ей Начальный свод» 70-х годов предыдущего столетия45. А дошедший до нас текст ПВЛ, входящий в Ипатьевскую летопись, датируется концом 1420-х годов, и нет никаких гарантий, что переписчики его не «отредактировали». Поэтому неудивительно, что все предложенные князю Владимиру варианты веры преподносятся в летописи в негативном виде, и только уже существующее более столетия и к началу XII века (тем более к XV) укрепившееся в его государстве христианство в византийском варианте подано в исключительно радужных тонах.

Нельзя обойти вниманием, что главной целью Владимира является выбор некой религии. Изначально великим князем движет не вера, но желание и понятая им необходимость иметь идеологическую основу для создания задуманного государства.

Согласно ПВЛ, представители разных вероисповеданий использовали для внушения князю Владимиру свои, на их взгляд, убедительные аргументы, которые могли бы привлечь варяга. История не терпит сослагательного наклонения, и если бы кн. Владимир избрал тогда более подходивший его любвеобильности46 ислам, то судьба восточных славян сложилась бы совершенно иначе. Кроме реальных положительных моментов, которые молодому киевскому государству давало духовно-политическое сближение с могущественным христианским центром Византией, положение спасло, судя по всему, уже упоминавшееся отношение варяга к «вину». По свидетельству автора ПВЛ, окончательный вердикт об отказе от ислама был вынесен знаменитой фразой:

«Веселие Руси есть пити, не можем без того быти».

Обычно в учебниках, даже университетских, просто упоминается о том, что Владимир разослал своих послов в разные страны на предмет выбора веры, но всегда лучше познакомиться с оригиналом этих «торгов». Особенно любопытна очень далёкая от религиозного восприятия, рациональная аргументация Владимира, отвергающего поступавшие предложения:

ПВЛ (год 6494 (986)). «Пришли булгары47 магометанской веры, говоря: «Ты, князь, мудр и смыслен, а закона не знаешь, уверуй в закон наш и поклонись Магомету». И спросил Владимир: «Какова же вера ваша?». Они же ответили: «Веруем богу, и учит нас Магомет так: совершать обрезание, не есть свинины, не пить вина, зато по смерти, говорит, можно творить блуд с женами. Даст Магомет каждому по семидесяти красивых жен48, и изберет одну из них красивейшую, и возложит на нее красоту всех; та и будет ему женой. Здесь же, говорит, следует предаваться всякому блуду. Если кто беден на этом свете, то и на том, если здесь богат, то и там», и другую всякую ложь говорили, о которой и писать стыдно. Владимир же слушал их всласть. Но вот что было ему нелюбо – обрезание и воздержание от свиного мяса, а о питье и подавно сказал: «Руси есть веселие пить: не можем без того быть». Потом пришли немцы из Рима, говоря: «Пришли мы, посланные папой», и обратились к Владимиру: «Так говорит тебе папа: «Земля твоя такая же, как и наша, а вера ваша не похожа на веру нашу, так как наша вера – свет; кланяемся мы Богу, сотворившему небо и землю, звезды и месяц и все, что дышит, а ваши боги – просто дерево»». Владимир же спросил их: «В чем заповедь ваша?». И ответили они: «Пост по силе; «если кто пьет или ест, то все это во славу Божию», – как сказал учитель наш Павел». Сказал же Владимир немцам: «Идите откуда пришли, ибо отцы наши не приняли этого». Услышав об этом, пришли хазарские евреи и сказали: «Слышали мы, что приходили болгары и христиане, уча тебя каждый своей вере. Христиане же веруют в того, кого мы распяли, а мы веруем в единого Бога Авраамова, Исаакова и Иаковля». И спросил Владимир: «Что у вас за закон?». Они же ответили: «Обрезаться, не есть свинины и заячины, соблюдать субботу». Он же спросил: «А где земля ваша?». Они же сказали: «В Иерусалиме». А он спросил: «Точно ли она там?». И ответили: «Разгневался Бог на отцов наших и рассеял нас по различным странам за грехи наши, а землю нашу отдал христианам». Сказал на это Владимир: «Как же вы иных учите, а сами отвергнуты Богом и рассеяны? Если бы Бог любил вас и закон ваш, то не были бы рассеяны по чужим землям. Или и нам того же хотите?».

Картина совершенно меняется, когда в Киев прибывает человек, явно образованный и подготовленный к такой миссии. Даже с учётом того, что летописец мог приукрасить или изложить, несколько изменив реально состоявшиеся события встреч (и):

ПВЛ (год 6494 (986)). «Затем прислали греки к Владимиру философа, так сказавшего: „Слышали мы, что приходили болгары и учили тебя принять свою веру; вера же их оскверняет небо и землю, и прокляты они более всех людей, уподобились жителям Содома и Гоморры, на которых низверг Господь горящий камень и затопил их, и потонули, так вот и этих ожидает день погибели их, когда придет Бог судить народы и погубит всех, творящих беззакония и скверное делающих. Ибо, подмывшись, поливаются этой водой и вливают ее в рот, мажут ею по бороде и поминают Магомета. Так же и жены их творят ту же скверну, и еще даже большую: скверну совокупления вкушают“. Услышав об этом, Владимир плюнул на землю и сказал: „Нечисто это дело“. Сказал же философ: „Слышали мы и то, что приходили к вам из Рима научить вас вере своей. Вера же их немного от нашей отличается: служат на опресноках, то есть на облатках, о которых Бог не заповедал, повелев служить на хлебе, и поучал апостолов, взяв хлеб: „Это есть тело мое, ломимое за вас“. Так же и чашу взял и сказал: „Это есть кровь моя нового завета“. Те же, которые не творят этого, неправильно веруют“. Сказал же Владимир: „Пришли ко мне евреи и сказали, что немцы и греки веруют в того, кого мы распяли“. Философ ответил: „Воистину веруем в того; их же пророки предсказывали, что родится Бог, а другие – что распят будет и погребен, но в третий день воскреснет и взойдет на небеса. Они же одних пророков избивали, а других истязали. Когда же сбылись пророчества их, когда сошел он на землю, был он распят и, воскреснув, взошел на небеса, от них же ожидал Бог покаяния сорок шесть лет, но не покаялись, и тогда послал на них римлян; и разбили их города, а самих рассеяли по иным землям, где и пребывают в рабстве“. Владимир спросил: „Зачем же сошел Бог на землю и принял такое страдание?“. Ответил же философ: „Если хочешь послушать, то скажу тебе по порядку с самого начала, зачем Бог сошел на землю“. Владимир же сказал: „Рад послушать“. И начал философ говорить так:…»

Далее в летописи приведена очень длинная «катехизационная» речь философа, первого из специально подготовленных священнослужителей, которые чуть позже массово и организованно будут направлены хитроумными византийцами на Русь, но не только с целью нести Слово Божие тёмным язычникам… Да и подробность изложения этого «катехизиса» вызывает вопросы: вряд ли великий князь имел стенографистку.

Несмотря на подготовку, предложенный философом-греком «товар» ещё вызывает недоверие у решившего во что-нибудь поверить Владимира, несмотря даже на «наглядную агитацию», использованную византийцем для подкрепления своих аргументов:

ПВЛ (год 6494 (986)). «Когда апостолы учили по вселенной веровать Богу, учение их и мы, греки, приняли, и вся вселенная верует учению их. Установит же Бог и день единый, в который будет судить живых и мертвых, и воздаст каждому по делам его: праведникам царство небесное и красоту неизреченную, веселие без конца и бессмертие вечное; грешникам же страдания в огне, червь неусыпающий и муки без конца. Таковы же будут мучения тем, кто не верит Господу нашему Иисусу Христу: будут мучиться в огне те, кто не крестится». И, сказав это, (философ) показал (Владимиру) завесу, на которой изображено было судилище Господне, указал ему на праведных справа, в веселии идущих в рай, а грешников слева, идущих на мучение. Владимир же, вздохнув, сказал: «Хорошо тем, кто справа, горе же тем, кто слева». (Философ) же сказал: «Если хочешь с праведниками по правую сторону стать, то крестись». Владимиру же запало это в сердце, и сказал: «Подожду еще немного», желая разузнать о всех верах. И дал ему Владимир многие дары и отпустил его с честию великою».

Остаётся впечатление, что великий князь не так уж негативно отнёсся к приходившим к нему представителям мусульман, католиков и иудеев. Иначе как объяснить тот факт, что уже на следующий год он отправляет своих послов для проверки и прояснения ситуации:

ПВЛ (год 6495 (987)). «Созвал Владимир бояр своих и старцев городских и сказал им: «Вот приходили ко мне болгары, говоря: «Прими закон наш». Затем приходили немцы и хвалили закон свой. За ними пришли евреи. После же всех пришли греки, браня все законы, а свой восхваляя, и многое говорили, рассказывая от начала мира. И удивительное рассказывают, будто бы и другой свет есть – и чудно слушать их, – если кто, говорят, перейдет в нашу веру, то по смерти снова восстанет, и не умереть ему вовеки; если же в ином законе будет, то на том свете гореть ему в огне. Что же вы посоветуете? что ответите?». И сказали бояре и старцы: «Знай, князь, что своего никто не бранит, но хвалит. Если хочешь поистине все разузнать, то ведь имеешь у себя мужей: послав их, разузнай, какая у кого служба и кто как служит Богу». И понравилась речь их князю и всем людям; избрали мужей славных и умных, числом десять, и сказали им: «Идите сперва к болгарам и испытайте веру их и службу». Они же отправились и, придя к ним, видели их скверные дела и поклонение в мечети, и вернулись в землю свою. И сказал им Владимир: «Идите еще к немцам, высмотрите и у них все, а оттуда идите в Греческую землю». Они же пришли к немцам, увидели службу их церковную, а затем пришли в Царьград и явились к цесарю. Цесарь же спросил их: «Зачем пришли?». Они же рассказали ему все. Услышав это, цесарь обрадовался и в тот же день оказал им почести великие. На следующий же день послал к патриарху, так говоря ему: «Пришли русские, разузнать о вере нашей, приготовь церковь и клир и сам оденься в святительские ризы, чтобы видели они славу Бога нашего». Услышав об этом, патриарх повелел созвать клир, сотворил по обычаю праздничную службу, и кадила зажгли, и устроили пение и хоры. И пошел с русскими в церковь, и поставили их на лучшем месте, показав им церковную красоту, пение и службу архиерейскую, предстояние дьяконов, и рассказав им о служении Богу своему. Они же были в восхищении, дивились и хвалили их службу. И призвали их цесари Василий и Константин (sic! Самые заинтересованные в налаживании отношений с агрессивными соседями с севера лица. – Прим. автора), и сказали им: «Идите в землю вашу», и отпустили их с дарами великими и с честью. Они же вернулись в землю свою. И созвал князь бояр своих и старцев, и сказал Владимир: «Вот пришли посланные нами мужи, послушаем же все, что было с ними», – и обратился к послам: «Говорите перед дружиною». Они же сказали: «Ходили прежде всего в Болгарию, смотрели, как они молятся в храме, называемом мечетью. Стоят там без пояса и, сделав поклон, садятся и глядят туда и сюда, как безумные, и нет в них веселья, только печаль и смрад великий. Не хорош закон их. И пришли мы к немцам и видели их службу, но красоты не видели никакой. И пришли мы в Греческую землю, и ввели нас туда, где служат они Богу своему, и не знали мы – на небе или на земле: ибо нет на земле такого зрелища и красоты такой, и не знаем, как и рассказать об этом, – знаем мы только, что пребывает там Бог с людьми, и служба их лучше, чем во всех других странах. Не можем мы забыть красоты той, ибо каждый человек, если вкусит сладкого, не возьмет потом горького; так и мы не можем уже здесь жить». Сказали же бояре: «Если бы плох был закон греческий, то не приняла бы бабка твоя Ольга крещения, а была она мудрейшей из всех людей». И спросил Владимир: «Где примем крещение?». Они же сказали: «Где тебе любо».

«Любо» великому князю было, естественно, в самом могущественном на тот момент государстве – Византийской империи.

Впрочем, часть описанной в «Летописи временных лет» истории о выборе веры едва ли не представляет собой поэтизированную притчу, в которой умалчивается о настоящих мотивах выбора кн. Владимира.

На основании свидетельства послов, отправленных для ознакомления с качеством различных вероисповеданий, все отвергнутые «варианты», в отличие от избранного византийского православия, описаны (естественно, post factum) в ПВЛ в негативных тонах.

Вне всякого сомнения, эстетическая сторона в восприятии религии занимает далеко не последнее место. Яркий и богатый интерьер византийских храмов явно выигрывал в глазах послов князя Владимира в сравнении с увиденными ими немногочисленными в то время храмами Западной Европы, построенными в соответствии со строгими канонами оборонной архитектуры Меровингов и Каролингов. Тем не менее, для такого серьёзного шага, как выбор веры, одной эстетики недостаточно, поэтому не очень убедительно выглядит описанная летописцем дружная поддержка решения князя его приближёнными. Как опытный, состоятельный и дальновидный потребитель, кн. Владимир останавливает свой выбор на самом качественном и ценном из того, что ему предложено. И начинает «торговаться»: вслед за благолепно описанным решением о принятии веры в ПВЛ, следует рассказ об осаде важного византийского города Херсонес (Корсунь), где по преданию этот самый акт крещения великого князя впоследствии и состоялся. Город взят только с помощью некоего предателя Анастаса, подсказавшего, что надо перекрыть подачу воды осаждённым, но для Владимира, согласно летописи, это окончательный аргумент для принятия Учения Иисуса: «Если сбудется это, сам крещусь!».

Но и это не всё. Одним из условий принятия так поразившей княжеских послов веры (точнее, христианской конфессии, но термин «вера» принято употреблять среди многих, не очень грамотных в этих вопросах верующих) было исполнение приверженцами этой самой «веры» (византийцами) условия женитьбы на «багрянородной» Анне, не горевшей желанием сочетаться таким браком. Для неё и для византийской монархии такой союз с иностранцем, да ещё и язычником, был совершеннейшим мезальянсом, на который императорский двор пошёл не сразу, но только под давлением обстоятельств: очень нужны были наёмники для решения своих проблем и… потому, что в качестве платы за невесту грекам было предложено возвращение стратегически важного для них, захваченного великим князем Херсонеса и отказ от похода на Константинополь. Сделка состоялась.

Любопытны дальнейшие события, очень похожие на заранее задуманную пьесу, сыгранную не для византийцев, но для приближённых князя из числа сомневающихся. И задумана она была, скорее всего, византийцами, известными своим искусством плести сложные политические интриги.

Великий князь перед самым прибытием невесты неожиданно потерял зрение, естественно, «по божьему промыслу». В это же время Анна, которая «попрощалась с ближними своими с плачем и отправилась через море», прибыв в Херсонес и узнав о постигшей жениха беде, заявила:

ПВЛ (год 6496 (988)). «Если хочешь избавиться от болезни этой, то крестись поскорей; если же не крестишься, то не сможешь избавиться от недуга этого». Услышав это, Владимир сказал: «Если же так и будет, то поистине велик Бог христианский». И повелел крестить себя».

После такого поворота событий даже самые недоверчивые из приближённых князя должны были лишиться последних сомнений. Поэтому незамедлительно (во всяком случае, летописец описывает это событие сразу же после факта прозрения):

ПВЛ (6496 (988)). «Епископ же корсунский с царицыными попами, огласив, крестил Владимира. И когда возложил руку на него, тот тотчас же прозрел. Владимир же, увидев свое внезапное исцеление, прославил Бога: „Теперь познал я истинного Бога“. Многие из дружинников, увидев это, крестились» и «после крещения привели царицу для совершения брака».

Участие византийцев в заблаговременном планировании этих событий подтверждается ещё и тем, что Анна прибыла в Херсонес с «царицыными попами», которые проследовали с ней далее – к новому месту жительства. Судя по всему, там им было предназначено стать центром распространения новой (византийской) веры и, соответственно, культуры среди населяющих обширные территории восточных славян.

Итак, искушённые в дипломатии греки получили возможность извлечь двойную пользу из неудобной и неординарной ситуации с вынужденным бракосочетанием представительницы императорской семьи и безродного язычника: не только свели до минимума риск военной угрозы Византии с севера, но и сделали угрожавших им варваров своими вассалами в культурном смысле.

Князь Владимир, со своей стороны, получил идеологическую базу, необходимую для создания и оформления достаточно цельного государства, а также надёжную и имеющую опыт взаимодействия с государственной властью структуру – митрополию, возглавляемую греком и, volens nolens, состоявшую на первых порах исключительно из греков-византийцев.

Справка. С момента создания в 988 году и до получения автокефалии (относительной независимости от Константинопольского патриарха) в 1461 году из 39 митрополитов Киевской митрополии не были греками по происхождению всего два-три, но все они без исключения утверждались и смещались Константинопольскими патриархами.

Приобретённая таким образом «греческая вера» стала своего рода национальной идеей (духовной основой), более важным компонентом в создании государства, чем личный авторитет руководителя и сила.

Православие предлагало новый, незнакомый ранее восточным славянам вид и уровень культуры, который впервые в истории восточных славян подразумевал введение и распространение такой неотъемлемой части культурного развития, как образование, ставшее необходимым условием для построения цельного государства. По тайному замыслу византийцев или по обоюдному соглашению между ними и кн. Владимиром, «царицыны попы», прибывшие с киевским князем из Херсонеса после крещения, незамедлительно и параллельно с распространением новой веры занялись созданием первой и остававшейся на протяжении многих веков единственной образовательной системы на восточнославянских землях:

ПВЛ (6496 (988)). «И по другим городам стал ставить церкви и определять в них попов и приводить людей на крещение по всем городам и селам. Посылал он собирать у лучших людей детей и отдавать их в обучение книжное. Матери же детей этих плакали о них, ибо не утвердились еще они в вере и плакали о них как о мертвых.

Когда отданы были в учение книжное, то тем самым сбылось на Руси пророчество, гласившее: «В те дни услышат глухие слова книжные, и ясен будет язык косноязычных». Не слышали они раньше учения книжного…»49.

Через это «учение книжное», первоначально осуществлявшееся исключительно прибывшими из Византии священниками, в употребление постепенно входили незнакомые ранее термины, не только связанные с литургической жизнью и теологией, но и те, которые ранее не существовали в восточнославянской среде на бытовом уровне: тетрадь, педагог, школа, Библия, Евангелие, ангел, апостол, икона, просфора, каталог, антология, хрестоматия, алфавит, эпоха, эхо, герой, политика, диалог, археология, морфология, синтаксис, фонетика, грамматика, арифметика, математика, фантазия и т. п.

Вместе с новыми словами получило широкое распространение и греческое слово «ρούσιος» [русиос], от которого в силу лингвистических особенностей старославянского языка было отброшено окончание « (ι) ος», обозначающее в греческом слово мужского рода в именительном падеже или принадлежность к кому-то или чему-то (господский – αρχοντικός; княжеский – ηγεμονικός; кипрский – κύπριος; арабский – αραβικός; германский – γερμανός).

Логично предположить, что и термин «рус» вошёл в обиход восточных славян в этот же период вместе со взятой из греческого богословской и литургической терминологией. Греческие монахи, стоявшие у основ восточнославянской образовательной системы, для обозначения принадлежавших к правящему сословию лиц вполне могли ввести в словарный запас уже существовавшее в их языке слово «ρούσιος» [русиос], которое совершенно естественно употребляет около 969 года Лиутпранд Кремонский, приводя для своих читателей его транскрипцию латинскими буквами: «rusios».

Понимая важность создания прочной государственной идеи, вместе с физическим подчинением пока ещё не зависимых от его власти подданных св. Владимир незамедлительно сосредоточил свои усилия именно на идеологической стороне дела.

ПВЛ (6496 (988)) «На следующий же день вышел Владимир с попами царицыными и корсунскими на Днепр…»50.

Не все знают, что Равноапостольный для Православной Церкви кн. Владимир не внесён в список святых Римско-Католической Церкви, но почитается только греко-католиками.

Экскурс. Случай в истории не уникальный. Почитаемый всеми Восточными Православными Церквями (прежде всего – греческой и российской) Равноапостольный император Константин даже не внесён в «Римский мартиролог» (официальный список святых), и на то имеются веские основания. Уравнявший христианство (не «введший», как часто пишут!) в правах «Медиоланским эдиктом» (313 год) с существовавшими в Риме в начале IV века многочисленными религиями, сам Константин, вполне возможно, не крестился. Есть только предположение, что он сделал это на смертном одре в 337 году. Перед лицом смерти в те времена на всякий случай прибегали к услугам всех имевшихся «под рукой» служителей многочисленных культов, существовавших в достаточно толерантной в религиозном плане Великой Римской империи. Но даже если Константина крестили, то совершить обряд крещения мог только один из епископов-последователей Ария, отлучённого от тогда ещё единой Церкви (того самого, которому Никола Угодник разбил лицо на Никейском соборе 325 г.). Предположительно, это был близкий к императору епископ-арианин Евсевий Никомедийский (Eusebio Nicomediano; Eusebio di Nicomedia). Второй причиной, по которой имп. Константин не считается святым римо-католиками, служит некрасивая история, связанная с его второй женой Фаустой (Fausta Maxima Flavia, годы жизни 289 или 290—326 гг.). Первая супруга Константина, Минервина (Minervina), умерла по неизвестным причинам в 307 году, оставив ему наследника-первенца Флавия Юлия Криспо (Flavius Iulius Crispus, годы жизни 302—326 гг.). Вторая жена императора, Фауста родила императору Константину трёх сыновей, но первенцами они не были, что очень огорчало вторую супругу императора, так как ей очень хотелось увидеть на троне как минимум своего «старшенького» (императорами впоследствии побыли все три – Константин II, Костанций I и Костант I). Фауста обвинила Криспа в сексуальных домогательствах к ней. Император в ярости не только приказал его казнить, но и приговорил к высшей мере наказания Великой Римской империи – damnatio memoriae (букв.: приговор памяти; означало полное забытье, подразумевавшее уничтожение всех материальных свидетельств о человеке, том числе монет, памятных надписей, документов и т.д.). Но очень скоро правда «всплыла наверх», и Константин приказал налить слишком горячую воду в домашний бассейн, в котором любила купаться Фауста… После ужасной смерти её, как и оклеветанного Криспо, приговорили к damnatio memoriae. Эти обстоятельства и послужили для римо-католиков причиной воздержания от причисления Константина Великого к лику святых, хотя в некоторых локальных католических церквях под греческим влиянием (в Сардинии и украинских греко-католиков, к примеру) он всё же почитается как святой.

Кроме коварного и жестокого убийства братьев, конкурентов на получение верховной власти, по свидетельству монаха Нестора, до крещения моральный облик кн. Владимира, ставшего позднее Равноапостольным, терялся в «женском вопросе»:

ПВЛ (год 6488 (980)). «Был же Владимир побежден похотью, и были у него жены: Рогнеда, которую поселил на Лыбеди, где ныне находится сельцо Предславино, от нее имел он четырех сыновей: Изяслава, Мстислава, Ярослава, Всеволода – и двух дочерей; от гречанки имел он Святополка, от чехини – Вышеслава, а еще от одной жены – Святослава и Мстислава, а от болгарыни – Бориса и Глеба, а наложниц было у него 300 в Вышгороде, 300 в Белгороде и 200 на Берестове, в сельце, которое называют сейчас Берестовое. И был он ненасытен в блуде, приводя к себе замужних женщин и растляя девиц».

Не соответствуют святости и обстоятельства женитьбы кн. Владимира на полоцкой княжне Рогнеде:

ПВЛ (год 6488 (980)). «И послал к Рогволоду в Полоцк сказать: „Хочу дочь твою взять в жены“. Тот же спросил у дочери своей: „Хочешь ли за Владимира?“ Она ответила: „Не хочу разуть Владимира, но хочу за Ярополка“. Этот Рогволод пришел из-за моря и держал власть свою в Полоцке, а Туры держал власть в Турове, по нему и прозвались туровцы. И пришли отроки Владимира и поведали ему всю речь Рогнеды – дочери полоцкого князя Рогволода. Владимир же собрал много воинов – варягов, словен, чуди и кривичей – и пошел на Рогволода. А в это время собирались уже вести Рогнеду за Ярополка. И напал Владимир на Полоцк и убил Рогволода и двух его сыновей, а дочь его Рогнеду взял в жены».

Одна из причин нежелания Рогнеды выйти замуж за кн. Владимира – его происхождение. Он был сыном рабыни-ключницы Малуши и кн. Святослава, кн. Ольга приходилась Владимиру бабушкой. По другой версии, она состояла при кн. Ольге (уже христианке) в качестве раздатчицы милостыни и, скорее всего, была христианкой. Её связь со Святославом вполне могла быть расценена неофиткой (новообращённые почти всегда отличаются строгостью в исполнении заповедей) Ольгой как грех прелюбодеяния. Этим и можно объяснить высылку беременной Малуши в далёкое от Киева село Будутино (Будятин), что на Псковщине. Говорили, что прожила она «до ста лет» и была кем-то вроде вещуньи: «мать-старушка, едва державшаяся в креслах, но вещунья прозорливая. В большой годовой праздник ее внесли на креслах в гридницу, где сидел король с дружиной, и она предсказывала, что будет в наступающем году. Однажды ее внесли на такое собрание и она сказала: «Не вижу в этом году ни войн, ни бедствий для твоей страны, но вижу великое событие: там, на севере, в Норвегии родился королевич (норвежский конунг Олаф. – Прим. автора), который будет воспитан здесь, на Руси (служил некоторое время предводителем новгородской дружины. – Прим. автора), и сделается великим государем, твоей земле будет защитником и миротворцем и прославит твоё имя, в цвете лет получит своё королевство и засияет ярким сиянием, многим народам северных стран будет полезен, но недолго будет царствовать. Довольно, унесите меня».51

Предварительно он изнасиловал будущую супругу на глазах родителей (убил он их чуть позже) по рекомендации Добрыни, дяди по материнской линии, который обиделся на презрительное отношение полоцкой княжны к происхождению его родной сестры, назвавшей Владимира «робичичем» (сыном рабыни)52.

Справка. Можно, конечно, сделать скидку на исторические условия, мораль и нравы тех времён, но всё же налицо изнасилование с убийством родителей, что и могло послужить препятствием для признания кн. Владимира святым для римо-католиков… В Греции и на Руси на эти «мелочи» внимания не обратили то ли по неосведомлённости, то ли по каким-то иным, продуманным, причинам. Впрочем, возможно, это особенности менталитета. С XIX века одной из любимых застольных песен русских людей является «Из-за острова на стрежень» (считается народной, хотя слова к ней написал Дмитрий Садовников), в основе сюжета которой – изнасилование с убийством пьяным разбойником Степаном Разиным взятой им в плен красавицы персидской княжны.

И если о вероисповедании прочих жён Владимира можно только догадываться, то с Рогнедой всё ясно: она в какой-то момент стала христианкой, а по некоторым сведениям к концу жизни и вовсе приняла постриг.

Выслав покушавшуюся на него Рогнеду (от смерти её спасло вмешательство малолетнего Изяслава, вставшего на защиту матери с мечом в руках), Владимир фактически положил начало династии Рюриковичей на территории, которую чуть позже назовут Белой Русью.

Основным формальным условием крещения великий князь поставил опять же «женский вопрос» – женитьбу на сестре императора Константина VIII Анне. Ради политических интересов и личных амбиций, сконцентрированных в идее породниться с Константинопольским императорским двором, Владимир якобы (по дипломатичному выражению многих источников) отказывается от всех своих жён и наложниц. Но возникает вопрос: «отказывается» – это как? Идите с Богом, куда хотите? А куда могли пойти эти женщины?..

По приведённому выше утверждению монаха Нестора, у крестителя Руси было 800 наложниц. Вряд ли Владимир был в состоянии выдать их замуж за своих приближённых, как предлагал в своё время Рогнеде. Скорее всего, бывших женщин князя ждала незавидная судьба. Выйти замуж наложнице без прямого приказа жениться, отданного великим князем какому-либо из своих подданных, было сложно. Сведений о наделении их имуществом у Нестора тоже нет…

Надо отдать должное политическому видению ситуации кн. Владимиром, пожертвовавшим судьбой своих жён и наложниц ради государственных интересов. Политика всегда была делом, крайне мало связанным с моралью и порядочностью.

Предложенная варягами структура построения социума оказалась как нельзя кстати. Жившие на обширных территориях восточнославянские племена не имели острой нужды в перемещениях на длинные дистанции, так как вполне довольствовались различными лесными промыслами, земледелием и теми видами скотоводства, которые не требовали кочевания. Поэтому сами они с ближайшим христианским центром Византией до тех пор не были знакомы по объективным причинам. В отличие от варягов, у них просто не было ни нужды, ни возможностей отправляться в дальние и рискованные путешествия, оставляя свои экономически привязанные к земле хозяйства. К тому же, имея в распоряжении практически неограниченные пространства, наследственные отношения среди славян решались не так жёстко, как на Скандинавском полуострове. У детей, не получивших наследство от отца (или получивших слишком мало), всегда была возможность занять другой участок земли где-то поблизости. Острого недостатка в земле не было, но всё это не исключало проблем внутренних раздоров на почве власти и собственности, к которым восточные славяне уже вплотную подошли в результате своего экономического развития, то есть уже «занесли ногу» в феодальные отношения.

Сложилась уникальная в истории ситуация – варяги-язычники взяли на себя функции западноевропейских миссионеров, обратив восточных славян в христианство не по римской схеме «снизу вверх», но наоборот, по византийскому образцу – от власть предержащих к простолюдинам, что, кстати, свело до минимума количество восточнославянских мучеников-христиан, роль которых выпала на долю не желавших креститься язычников. Христианских же мучеников, культ которых является неотъемлемой частью всех древних христианских традиций, на восточнославянских землях пришлось создавать едва ли не искусственно из среды тех же осевших на них варягов, но не славян в чистом виде.

См. жизнеописание первых святых мучеников Фёдора Варяга и его сына Иоанна, согласно дошедших до нас сведений, погибших не по религиозным мотивам, а по той причине, что отец отказался выдать своего сына для жертвоприношения (произошло это ещё до принятия христианства св. Владимиром, поэтому речь не идёт о каком-то гонении, но о частном случае). Единственным мотивом для того, чтобы считать св. Фёдора Варяга христианином, является то, что он достаточное время служил наёмным воином в Византии. Популярнейшие святые восточного христианского обряда (кроме Русской Православной Церкви, они почитаются в Болгарии, Сербии и украинскими греко-католиками) Борис и Глеб (сыновья варяга кн. Владимира и византийской принцессы Анны-«болгарыни» (по Нестору) из Византийской Македонской династии) погибли не за мужественное свидетельство своей веры в Христа, но по банальным причинам, связанным с наследованием власти и имущества (княжеств). Любопытно, что оба брата, покорно принявшие смерть (то есть безропотно подчинившиеся силе), стали почитаться святыми едва ли не сразу после кончины. А вот их брат Святослав Древлянский, попытавшийся бежать, но будучи настигнутым, оказал сопротивление, канонизирован не был… Возможно, это объясняется тем, что варягам, создававшим государственные образования «сверху» и использовавшим для этого восточную форму христианства как идеологическую основу, такой пример неподчинения был не очень удобен. Применяемый в отношении Бориса и Глеба синоним «страстотерпцы» никакой религиозной подоплёки не имеет. В их случае это просто насильственная смерть, принятая практически неосознанно и не по своей воле. Мученичество за веру в массовом виде появилось у восточных славян только в период после Революции 1917 года и особенно во время сталинских репрессий. Исключение составляют старообрядцы, но это совершенно иная история.

Очевидно, что для принятия новой религии и именно в византийском варианте у киевского князя-скандинава были и другие основания, о которых автор ПВЛ не упоминает. По сути, варяги выбрали греков, которые de facto и «сделали» их русами. Оснований для этого было достаточно. Приведём только некоторые из них:

1. Перед Владимиром стояла задача создания прочной социальной структуры – государства, необходимого ему для выживания лично и его соплеменников на восточнославянских землях. Для объединения под своей властью приобретённых подданных нужна была некая объединяющая идея, без которой длительное существование централизованного государства практически невозможно.

2. Скандинавы, передвигавшиеся по пути «из варяг в греки», оценили и приняли христианство византийского, а не латинского обряда, среди прочего по той причине, что с западными христианами они изначально враждовали, а в Константинополь пришли в качестве торговых людей и наёмников, часто исполнявших функции личной гвардии не только высших сановников, но и императоров, то есть получили прекрасную возможность в спокойной обстановке познакомиться с новой религией, на базе которой существовало могущественное Византийское государство.

Справка. Отряды наёмников-скандинавов так часто использовались византийскими императорами в качестве личной гвардии, что для их командира придуман специальный титул – «άχόλουιϊος» (аколутбос). О статусе аколутбоса можно судить по тому, что, в отличие от прочих сановников, он мог находиться в присутствии императора с луком или каким-либо другим видом оружия. Гвардейцы во главе со своим командиром сопровождали императора во время появлений на публике, в том числе и во время больших религиозных праздников, во время боевых действий и даже выполняли деликатные дипломатические поручения. – См.: «Fontes Historiae Daco-Romanae III. Scriptores Bizantini saec. XI – XIV», Institutum studiorum Europae Meridionalis-orientalis, Bucharest MCMLXXV, p. 25; Sigfùs Blöndal «The Varangians of Bzantium» (chap. «Haraldr Sigurðarson»), Cambridge University Press, New York, 1981. С. 63.

3. В геополитическом смысле Византия была намного более притягательна для молодого Киевского государства, чем «латинская» Священная Римская империя, даже не имевшая с ним общей границы. Кроме того, последняя в этот период уступала Византии в культурном и экономическом развитии. Западная Европа, объединённая в идеологическом смысле латинским обрядом, в тот период, неудачно обозначенный термином «средние века», явно проигрывала великолепию и изысканности Византийской Церкви.

4. Нельзя забывать о моральном разложении тогдашней элиты Римской Церкви. В конце IX – начале X веков на папском престоле царила полнейшая неразбериха: папы сменяли один другого с удивительной быстротой, иногда задерживаясь на нём всего на несколько месяцев или даже недель. Моральный облик большинства пап того времени заставлял желать лучшего. Не стоит забывать, что, когда послы князя Владимира выбирали подходящую религию, ещё свежи были воспоминания о фактически правящей Папским (Церковным) государством сожительнице Сергия III (870—911 гг.) veneris exercitio et scortum impudens53 Теодоре (870—916 гг.) и её дочери Марии (Mariozza, Marozia, 892—955 гг.), любовнице того же папы, от которого, по словам Лиутпранда Кремонского, у неё родился будущий Папа Иоанн XI (910—935 гг.); сохранились и воспоминания о «Трупном синоде» («Synodus horrenda») 897 года, с последствиями которого так или иначе пришлось разбираться нескольким папам первой половины Х века.

5. Византийский двор в это время также не был примером высокой морали, но в одном он, безусловно, был предпочтительнее для князя Владимира, стремившегося создать собственное единое государство. Церковная власть в Восточной Римской империи, начало которой было фактически положено императором Константином, по традиции находилась в социальной иерархии на ступеньку ниже светской власти. Поэтому установление изначально зависимой от константинопольской иерархии церковной структуры было более привлекательным для кн. Владимира, нежели создание Церкви, верховная власть которой принадлежит главе хоть и далёкого, но полноценного государства – Папской области (основана в 752 году). Кроме того, создать самостоятельную структуру такого рода князь-скандинав не мог по многим причинам, поэтому и пошёл на осознанный шаг: взял готовую, проверенную временем и вполне устраивающую его систему.