Читать книгу Русь великая, но делимая - Андрей Пятчиц - Страница 6

Часть I
Глава 2. Первые средневековые сведения о «людях рос»
Ибн Фадлан

Оглавление

Ещё одно любопытное свидетельство о скандинавах, повстречавшихся ему в Волжской Булгарии, оставил арабский дипломат Ибн Фадлан20. В своих «Записках» («Рисале») он пишет:


«Я видел русов, когда они прибыли по своим торговым делам и расположились у реки Атыл. Я не видал (людей) с более совершенными телами, чем они. Они подобны пальмам, белокуры, красны лицом, белы телом. Они не носят ни курток, ни хафтанов, но у них мужчина носит кису, которой он охватывает один бок, причем одна из рук выходит из нее наружу. И при каждом из них имеется топор, меч и нож, (причём) со всем этим он (никогда) не расстаётся. Мечи их плоские, бороздчатые, франкские»21.


Черты людей, привлекшие внимание арабского путешественника, в точности соответствуют внешним отличительным особенностям тех, о ком писали античные авторы и почти современник Ибн Фадлана Лиутпранд Кремонский: они нетипично светлокожи для южан, что получают солнечные ожоги, «сгорают» в южных широтах. Судя по описанию, в том числе одежды и оружия, речь идёт о варягах, которые в поисках расширения сфер своей торговой деятельности отклонились от уже достаточно освоенного их соплеменниками пути «из варяг в греки». Арабский дипломат не отождествляет их со славянами или кочевниками, проживавшими в то время в описываемом регионе, но вслед за другими авторами выделяет их в особую группу, конкретно называя «русами».


«Те варяги назывались русью, как другие называются шведы, а иные норманны и англы, а еще иные готландцы, – вот так и эти».


Взяв за основу идентификацию людей, упомянутых в трёх источниках, являющихся базовыми для исследования терминов «рос», «Русь» и их производных, используя иные факты, прямо или косвенно касающиеся предмета нашего интереса, попробуем ответить на некоторые вопросы, имеющие непосредственное отношение к этим лексемам.

Кем именно по национальности были скандинавы «rhos-sueonom», прибывшие ко двору императора Священной Римской империи Людовика Благочестивого в Ингельгейм, сказать сложно.

И́нгельхайм-ам-Райн (Ingelheim am Rhein) – в настоящее время районный центр на юго-западе Германии, земля Рейнланд-Пфальц.

Тацит, впервые употребивший этноним «sueoni» в начале II века н.э., имел в виду просто некий «сильный и многочисленный народ, живший на севере». Не более того. Но слово в латинском языке прижилось и вошло в широкое употребление, возможно, и по созвучию его с древним самоназванием шведов «svear» – главных врагов Священной Римской империи.

Границы употребления этого термина обозначить сложно. Большинство специалистов склоняется к мнению, что он распространялся и на другие скандинавские народы в зависимости от увеличения или сокращения влияния шведских королей. Только в конце XIX – начале XX века, во избежание путаницы, эндоэтноним «svear» стал употребляться исключительно в отношении древних шведов в противоположность этнониму «svenskar», под которым подразумеваются современные шведы. Это искусственное чёткое разделение стало возможным благодаря употреблению обоих слов в соответствующих разделах официальной шведской двадцатитомной энциклопедии «Nordisk familjebok» (издавалась с 1876 до 1899). Термин «suiones» впервые был употреблён древнеримским историком Тацитом (55—120 гг.) в труде «De Origine et situ Germanorum» и не касался непосредственно шведов, но под ним подразумевались германские племена, жившие на северной границе Европы. Похожий термин встречается в древнеанглийском языке «sweon (as)» и в труде германского историка, теолога, дипломата, преподавателя Адама Бременского (Adam Bremensis) (род. ранее 1050 – ум.12.10.1081/85) в его главном сочинении «Gesta Hammaburgensis Ecclesiae Pontificum». В этом трактате, посвящённом деятельности гамбургско-бременских архиепископов, употребляется термин «Sueones», которым обозначаются жители Скандинавии вообще. Согласно одной из версий, слово «svear» происходит из древнегерманского «saiwi» («озеро» или «море») и напрямую связано с понятиями «siwíoniz» или «swioniz» («морской народ»). По мнению профессора Уппсальского университете Адольфа Нореена (1877—1919 гг.), термин «suiones» представляет собой латинизированную форму древнегерманского «Swihoniz» («принадлежащий кому-то», выраженное в рефлексивной форме), имеющего древнеиндоевропейские корни. В латыни это понятие нашло отражение в виде «suus» («принадлежащий ему»). В современных скандинавских языках эта форма осталась в таких словах, как «svåger», «esvägerska» (шведск.), «svoger», «esvägerska» (датск. и норв.) и практически без изменений существует в белорусском и польском языках (соотв. «швагер», «швагерка»; «szwagier», «szwagierka»). По другой версии, древнегерманское «swihoniz» приобрело в норренском языке готскую форму «swaíhans», а позднее трансформировалось в «suehans», употребляемое византийским консулом (470 г.), вандалом (скорее всего, готом или лангобардом) по происхождению, Флавием Иорданом (Flavius Iordanes) в труде «De origine actibusque Getarum». Уже в границах норренского языка оно превратилось в «svíar» в западном и «Swear» в восточном диалекте этого языка. Наиболее достоверной кажется гипотеза профессора Уппсальского университета Отто фон Фрисена (Otto von Friesen, 1870—1942 гг.), который предположил, что латинское слово «sueoni» происходит из древнегерманского «sweoniz» (родственник, свояк).

Основываясь на созвучии слова «sueoni» с появившимся позднее этнонимом «svear», большинство исследователей сходится во мнении, что названная группа людей, представившихся (или представленных) императору как «люди рось», – предки современных шведов. Ещё одним основанием для этого предположения является то, что больше всего Священной Римской империи досаждали в первой половине IX века именно они, что подтверждается многочисленными историческими фактами.

Большая часть учёных склоняется к мнению, что именно викинги-шведы, но не предки норвежцев или датчан в 820 г. разграбили Фландрию, были изгнаны, но направились в Аквитанию. В 824 г. они же совершили набег на охранявший устье реки Луары остров Нуармутье. В 825 г. такая участь постигла Фрисландию и Бретань. В 828 – разграбление Саксонии, а ещё через два года повторно сравняли с землёй укрепления на Нуармутье. В начале 830-х шведы сделали несколько удачных набегов на порт Дорестад, значительно усложнив связь материка с Британскими островами. 835 год – вновь Фрисландия, 837 – Антверпен, Доорних, Мехелен. В том же году ими была основана база-поселение для набегов на острове в устье Шельды. Этот список можно не продолжать – он и так достаточно красноречиво говорит об отношениях между скандинавами и Священной Римской империей, вынужденной постоянно держать войска «на чеку» и в постоянной готовности быть переброшенными в точку всегда внезапного нападения. Маловероятно, что Людовик Благочестивый отпустил попавшую к нему в руки группу потенциальных врагов, прибывших в его государство хоть и под косвенным, но дипломатическим прикрытием, да ещё и под странным именем.

Возможно, так оно и было. К Людовику Благочестивому в 839 году вполне могли попасть именно предки современных шведов. Но это совсем не значит, что ими не могли быть представители какого-то другого скандинавского племенного объединения. Маловероятно, чтобы остальные скандинавские народы в то время не обращали внимания на удачные военные набеги тех же древних шведов, спокойно ловили рыбу в прибрежных водах и при случае занимались охотой, свято соблюдая целостность границ ближних и дальних соседей. Напротив, они наверняка искали применение своим силам где-то чуть дальше от территорий, уже вошедших в область интересов их более активных соседей-шведов. Да и чёткого государственного деления между скандинавскими народами в тот период не существовало. Их культура была схожей. Антропологические характеристики тоже. Конечно, существовали языковые отличия, но все три скандинавских народа, ещё находившиеся на стадии племенных объединений, в IХ веке говорили на норренском22 языке, и чёткой границы употребления разных слов между живущими на полуострове племенами не было.

Поэтому для западноевропейцев они представляли более-менее одно целое – варяги-sueonom, то есть северные люди (норманны). На практике же разделение между ними, безусловно, было, но для христианской Священной Римской империи оно появится примерно только через полтора столетия, вместе с постепенным крещением скандинавов прибывшими туда из материковой Европы около 1000 года миссионерами.

Попав в Скандинавию из Священной Римской империи, христиане volens nolens стали более эффективным средством борьбы с варягами, чем многочисленные укрепления на границах с ними. Первая церковная административно-территориальная единица (диоцезия с центром в г. Сигтуна) была создана при самом древнем, достоверно известном короле (konung) шведов Олофе III (Olof Skötkonung, Skottkonung, 995—1022 гг.).

Поэтому с точностью определить национальность попавших ко двору Людовика Благочестивого людей невозможно, так как её попросту не было – все скандинавы в понимании западноевропейцев середины IX века являлись единым народом, жившим на севере.

По этой причине императору ничего и не говорило название народа «rhos», о существовании которого он и приказал провести следствие. Мало того, слово «rhos» должно было вызвать у него вполне обоснованные опасения, поскольку им представились люди, внешне очень напоминавшие опасных врагов. Из текста манускрипта совершенно ясно: в результате дознания император пришёл к выводу, что с греками прибыли именно люди «sueonom», а это на языке Священной Римской империи в данном контексте означало одно – «враги-скандинавы»…

Интерес императора к термину «рось» на том и закончился. Кем бы не представлялись эти люди, для него они оставались соплеменниками врагов, совершавших нападения на прибрежные районы его государства.

О дальнейшей судьбе прибывших в Ингельгейм с греческим посольством людей летописец ничего не сообщает. Сведений о проведении какого-либо дознания по поводу происхождения названия «рось» или точного местожительства назвавшихся так людей в хронике тоже нет. Всё, для императорских чиновников инцидент исчерпан, но в отличие от людей Людовика, которым всё стало понятно, у потомков такой ясности нет. Напротив, есть вопросы.

Были или нет упомянутые люди предками тех, которые позднее станут именно шведами, непонятно. Большинство учёных считает их шведами, основываясь не только на эндоэтнониме «svear» и его производных, но и на географическом расположении возникшего через несколько столетий государства Швеция, находящегося ближе всех скандинавских стран к восточным славянам и, соответственно, к Константинополю. Так ли это на самом деле, утверждать сложно. С полной уверенностью можно полагать одно: это были жители Скандинавии.

Во всей этой очень похожей на детектив истории, описанной автором Бертинианской хроники, пробелом остаётся немаловажный вопрос: кем были названные «люди рос» для греков? Друзьями – вряд ли. Почему греки, известные своим коварством и за века изрядно поднаторевшие в составлении хитроумных интриг, должны были не только принять у себя, но ещё и обеспечить дипломатическим прикрытием группу странников, опасающихся при возвращении домой встречи со «свирепыми и дикими людьми». Чего ради в Константинополе так близко к сердцу приняли их проблему?

Вполне возможно, что византийцы прекрасно знали, кто эти люди, и использовали случай, чтобы направить скандинавов-лазутчиков, более опасных для Людовика, чем для них, через внутренние земли империи. Формально Священная Римская империя и Византия сохраняли в тот период относительно дружественные отношения, но грекам явно не очень нравилось появление на карте Европы молодого сильного государства, объявившего себя правопреемником Древнего Рима. Мало того, что один правопреемник уже был – сама Византия, так ещё и основатель этого нового государства, Карл Великий, был рукоположен в императоры папой римским, ещё не врагом-схизматиком в середине IX века (официально папы станут ими после «Великой схизмы» 1054 года), но и не совсем другом. Очень похоже на то, что греки были осведомлены об опасности, которую представляли собой скандинавы для Каролингов, и специально отправили их со своим посольством в Священную Римскую империю по ещё не известному скандинавам пути – с юга. Не будь Людовик таким осторожным и проницательным, эта группа sueonom принесла бы на родину очень ценные сведения о его государстве, которое было не только главным объектом нападения скандинавов, но и основным препятствием на пути распространения их экспансии.

О том, что греки знали, кем именно были эти «люди рос», сомневаться не приходится: те сами рассказали в Константинополе о том, что должны добраться домой, на север, и даже уведомили византийцев о грозящих им на этом пути опасностях. В частности, о неких «свирепых варварах», с которыми они уже столкнулись на пути в Константинополь (скорее всего, речь идёт об угро-финнах мадьярах). Нежелание повторной встречи с ними даже вошло в число аргументов, представленных Людовику Благочестивому византийцами, объясняющих появление рось в границах его государства. С этим всё ясно: двигаясь из Константинополя через заселённые мадьярами земли, эти рось, не будучи ни славянами, ни подданными германского императора, могли направляться только на родину, находившуюся в районе Балтийского моря. Тогда остаётся вопрос: откуда в сопроводительном письме у них фигурирует какой-то непонятный «rex Chacanus».

Если принять за основу, что греки действительно сознательно отправили к Людовику Благочестивому главных врагов Западной империи, то логично предположить, что они сами и придумали для этого не очень убедительную легенду. Нельзя же было открыто объявить, что попавшие к императору с их дипмиссией люди – скандинавы! Потому и использовали не совсем понятное императорскому окружению название, а государя их именовали откровенно восточным титулом. Возможно, тем самым в Константинополе предполагали ослабить бдительность людей Людовика Благочестивого, так как восточные народы, кроме угро-мадьяров, для Священной Римской империи прямой угрозы не представляли. Но в географии имперские чиновники разбирались, поэтому у них наверняка возник вопрос: на какую родину направлялись через Западную Европу странствующие «люди рось», властителем которых был «хакан»?.. Людовик и его люди великолепно знали, что в том направлении, куда хотели попасть прибывшие с греческим посольством люди, правителей с таким названием нет и быть не может. Получается, что легенда явно была сшита белыми нитками, не продумана до мелочей… или умышленно составлена именно таким образом!

Не исключено, что греки, которых никак нельзя посчитать неискушёнными в дипломатии, таким способом просто избавились от своих опасных гостей чужими руками, чтобы избежать возможных разбирательств с их сородичами, уже начавшими серьёзно беспокоить Византийскую империю.

Как бы то ни было, упоминание этого «хакана» отчасти послужило основанием для изобретения некоторыми сторонниками славянской теории другой легенды – существование некого гипотетического государства «Русский каганат», якобы имевшего место быть у древних славян до появления Рюрика и созданного по образу и подобию кочевников-тюрков.

В Священной Римской империи эту греческую хитрость, судя по всему, поняли и какие-то претензии к византийцам по поводу этой (или какой-то похожей на неё) истории имели. Об этом косвенно свидетельствует и датируемый 871 годом ответ императора Священной Римской империи Людовика II Младшего (имп. 850—875 гг.), племянника Людовика Благочестивого, византийскому императору Василию I (имп. 867—886 гг.):


«Chaganum vero nos prelatum Avarum, non Gazanorum aut Nortmannorum nuncupari repperimus, neque principem Vilgarum, sed regem, vel dominum Vulgarum, sed regem vel dominum Vulgarum»23.


«Истинно (говоря), нами называется хаганом руководитель аваров, но не хазаров или норманнов, и не менее князь болгаров, а зовётся так король и господин булгар».


Всё точно и понятно: император даёт пояснения в адрес какой-то очередной путаницы (к сожалению, послание Василия I не сохранилось), внесённой византийцами в связи с употреблением термина «хаган» (каган). Мешает только созвучие и одинаковое написание на латыни названия двух народов – болгар и булгар, но составителей этого документа понять можно – они не имели тесных контактов с названными народами и называли их одинаково «vulgarum».

Вполне возможно, что это «уточнение» Людовика является косвенным свидетельством того, что грекам то ли не простили пресловутый первый случай 839 года, то ли они ещё раз где-то употребили термин «хаган» ошибочно или умышленно неверно. Вероятность ошибки невелика, потому что каганатами назывались государственные образования ближайших соседей византийцев – волжских булгар, хазар, печенегов, аваров и прочих кочевников. Того, что во главе этих кочевников стояли «хак (г) аны», греки просто не могли не знать…

Итак, при дворе Людовика Благочестивого на термин «рось» обратили внимание только в связи с подозрением о происхождении прибывших с греческим посольством людей. Установив, что они всё же хорошо известные в Священной Римской империи sueonom и никакой хакан ими не правит, интерес к этому термину потеряли. Во всяком случае, известий о развитии дальнейших событий или о каких-то конкретных действиях по этому поводу у нас нет.

Но есть и ещё один вопрос, на который автор Бертинианской хроники не дал точного ответа. Нам неизвестно, на каком языке был употреблён термин, обозначивший национальную принадлежность этих «людей рось» в письме греческого императора, как неизвестно и то, на каком языке вообще было написано это сопроводительное письмо, то есть кто первым, византийский писарь или Пруденций, употребил этот термин, описав связанное с ними событие post factum.

Даже если допустить, что при обозначении «людей рось» греки не руководствовались свидетельством своих знаменитых предков (прежде всего Аристотеля), подчёркивавших красный цвет в описании северных народов, то для этого у них вполне могли быть и другие причины, более понятные и явные. Не исключено, что для употребления этого термина в отношении прибывших к Людовику Благочестивому с греческим посольством людей, у византийцев было и такое основание, как внешний вид сопровождавших их дипмиссию людей. Вполне возможно, что они, так же как и античные авторы, обратили внимание на необычно белую кожу скандинавов, не привыкшую к яркому южному солнцу. В Константинополе они могли просто обгореть и приобрести красный цвет. Это отличительное свойство кожи чужаков наверняка бросилось в глаза смуглым по природе жителям Средиземноморья, видавшим немало иностранцев, но преимущественно загорелых. Не исключено, что это также могло дать грекам повод для определения их словом «красные» (в смысле «обгоревшие на солнце»).

Предположение в полной мере подтверждается Лиутпрандом Кремонским, который не только сам употребляет термин «русиос», но и объясняет причину его употребления греками по внешнему виду – «corporis» (буквально – «по телу»). Несложно понять, что в этом случае имеется в виду именно цвет кожи или волос – то есть первое, что бросается в глаза при виде группы незнакомых людей. О цвете волос кремонец не сообщает ничего, удовлетворившись общим «corporis», следовательно, речь идёт, скорее всего, именно о коже, цвет которой у повстречавшихся ему в Константинополе людей сильно отличался от цвета кожи жителей Средиземноморья. За исключением некоторых деталей, с этим соглашаются и современные авторы-антинорманисты.


«Как специально разъяснял кремонский епископ Лиутпранд (ум. 971/72), дважды – в 949 и 968 годах – бывший послом в Константинополе: „Ближе к северу обитает некий народ, который греки по внешнему виду называют русиями, мы же по местонахождению именуем норманнами. Ведь на немецком языке nord означает север, a man – человек; поэтому-то северных людей и можно назвать норманнами“».


Далее автор, сообщив, что «королем этого народа был некто Игорь», рассказывает о походе киевского князя Игоря на Константинополь в 941 году и его разгроме.


С. А. Гедеонов абсолютно правомерно отмечал, что Лиутпранд сочинял свой труд «Воздаяние» во Франкфурте-на-Майне и что ему хорошо были известны те норманны, которых он описывает разорителями Кельна, Ахена, Триера, в связи с чем и «не мог полагать их между венгров, печенегов и хазар, не считать Игоря владыкой всех норманнов вообще»24.

В трудах кремонского епископа есть слабые места, которые необходимо учитывать при изучении. Они широко известны специалистам и не только не мешают, но и помогают в анализе составленных им текстов. В первую очередь – это язык, представляющий собой смесь поздней латыни и молодого, ещё только начавшего формироваться итальянского языка25. Знание Лиутпрандом греческого языка также несовершенно. Не составляя целые фразы, он предпочитает вставлять в свои тексты отдельные слова, как сделал и в этом отрывке. Но с употреблённым им словом «ρούσιος» всё совершенно ясно: как уже было сказано выше, оно не греческое, но заимствованное26, и представляет собой пример чего-то вроде латино-греко-итальянской трасянки Х столетия, употребление которой было едва ли не нормой. Большинство специалистов полагает, что оно попало в греческий язык не из классической латыни – «russus», но является грекоизированным итальянским «rosso» («красный» в значении «рыжий» для обозначения цвета волос) или редко употребляемым «roscio» («рыжий»), в котором просматривается прямая связь с употреблённым Аристотелем словом «ρως».

Очевидно, что Лиутпрандом упоминаются не какие-то славяне или степные кочевники, которых греки в тот период уже давно и хорошо знали. Это недвусмысленно подтверждается знаменитой Монемвасийской хроникой27, составленной не ранее 963/69 гг. и не позднее 1018 года, в которой славяне чётко отделяются от кочевников скифо-сарматов (аланов)28. Анонимный автор этой летописи подробно описывает внешний вид последних, отмечая даже манеру ношения волос29, но ни о какой особой характеристике, связанной с красным цветом, в отношении их не упоминает. Поэтому с большой долей вероятности можно предположить, что в случае Лиутпранда имеются в виду какие-то другие «люди с севера», не славянского происхождения.

В первые века второго тысячелетия интерес к восточной Руси значительно снизился. Европейцы считали эти земли татаро-монгольскими. Интерес к этим землям и населяющим её народам появился почти одновременно со «Стоянием на реке Угре».

В имперской (дореволюционной российской и советской) историографии это историческое событие обходили вниманием, придавая много большее значение мало что изменившей в отношениях между монголо-татарами и Московией Куликовской битве (1380 год). Осенью 1480 года войска Ахмат-хана и Ивана III после незначительных стычек (в основном – перестрелки) одновременно разбежались в разные стороны, так и не вступив в серьёзное сражение. Некоторые исследователи полагают, что обе стороны испугались того, что покрывшаяся льдом река перестанет быть препятствием для нападения. Большинство историков считает, что таким вот образом именно на Угре окончательно закончилось господство ослабевшей и уже поделившейся на части Золотой Орды на севере и северо-востоке земель, огульно называемых Русью.

С конца XV столетия сюда, через земли ВКЛ, считавшегося полноценной частью Европы, устремились многочисленные послы, искавшие возможности заключения союза против Османской империи, и купцы.

Но почему разные авторы и в разный период, от Аристотеля до авторов Х века и позже, обозначают северян похожими терминами «ρως», «rhos», «ρούσιος». Какое единое значение объединяет эти термины в такой степени, что оно распространилось впоследствии и на обозначение восточных славян, и даже стало их этнонимом?

20

Ибн Фадлан (877—960 гг.). Арабский путешественник персидского происхождения, автор рукописи, датированной 922 годом, в которой описывает своё путешествие 921—922 годов в Юго-Восточную Европу (Волжская Булгария). Ибн Фадлан был членом дипломатической миссии, направленной Багдадским аббасидским халифом ал-Муктадиром для заключения договора по поводу постройки укреплений против хазар. Во время путешествия составил путевые заметки «Рисале». Наиболее известной частью этих заметок является подробное описание погребального обряда лично встреченных им «русов». Оригинал рукописи, написанной на арабском языке, не сохранился. В библиотеке Мешхеда (Иран) существует копия её части. До наших дней дошли также некоторые цитаты и переводы отрывков из труда Ибн Фадлана на другие языки, сделанные непосредственно после смерти автора. «Рисале» является очень важным источником для изучения истории проживавших в этом регионе народов, их обычаев и внешнего вида, так как составлено образованным, точным и непредвзятым автором.

21

Цит. по: Крачковский А. П. Книга Ахмеда Ибн-Фадлана о его путешествии на Волгу в 921—922 гг. – Изд. Харьковского Государственного университета. Харьков, 1956. С. 141.

22

Малораспространённое название древнескандинавского языка, происходящее от прилагательного «северный» (norrænn – исланд.; norrøn – датск., норв.), принадлежащего к германской языковой семье. Его сформировавшиеся к XIII веке диалекты, «dansk tunga» (восточный) и «dönsk tunga» (западный) стали основой для формирования современных языков, соответственно, датского и шведского (первый из упомянутых) и норвежского и исландского (второй). Сформировался на основе архаичного скандинавского языка где-то в VII столетии. Употреблялся жителями Скандинавии и в основанных ими заморских колониях на протяжении так называемого «периода викингов». Большая часть дошедших до нас текстов датируется 1050—1350 годами. Следы этого «мёртвого» языка лучше всего сохранились в исландском языке, который представляет собой несколько видоизменившуюся форму западно-норренского диалекта («dönsk tunga»). До XIII века этот норренский был основным средством общения скандинавов. Самый известный памятник этого языка – собрание саг «Heimskringla», составленное древнескандинавским поэтом и историком Снорри Стурлусоном (Snorri Sturluson, 1179—1242 гг.).

23

Цит. по: Massimo Oldoni. Anonimo salernitano del X secolo. – Изд. «Guida editori». Napoli, 1972. С.115.

24

Хрестоматия по истории России с древнейших времен до 1618 г. С. 224—226; Гедеонов С. А. Варяги и Русь. В 2-х частях / Автор предисловия, комментариев, биографического очерка В.В.Фомин. – М., 2004. С. 360.

25

См. аргументированный анализ языка Лиутпранда Кремонского в: «Le poesie di Liutprando di Cremona: commento tra testo e contesto». – Bari. «Edipuglia», 1996. С.269.

26

См.: Vocabolario della lingua greca. – Torino. Изд. «Loescher», 2013. С. 1889—1890.

27

DUJČEV, I., ed., Cronaca di Monemvasia, Palermo, 1976. C.9.

28

DUJČEV, I., ed., Cronaca di Monemvasia, Palermo, 1976. C.19.

29

Ibidem, p.3. Там же. С.3

Русь великая, но делимая

Подняться наверх