Читать книгу Поле битвы – душа - Андрей Россет - Страница 6

III

Ленинград, середина 1980-х.

Прошло четыре года. Каждые лето и зиму я ездил с семинаристами в Пюхтицкий монастырь, но в семинарию так и не поступил. В те годы было негласное соглашение правящих верхов и иерархов церкви брать в семинарию преимущественно детей священников. Так, у одного моего друга, уже семинариста, если и были родственники имеющие отношение к церкви, то, судя по его яркому пытливому уму, их следовало искать в историческом прошлом: в оппозиции к церкви – в пыточных подвалах инквизиции. Он поступал подряд пять лет, пока не извёл руководство семинарии своим упорством. У меня такого упорства не было. При поступлении в первый раз я неплохо сдал вступительные экзамены и один из преподавателей передал через общих друзей, что на его памяти моё сочинение по Новому Завету – лучшее. Но вот послеэкзаменационное собеседование с митрополитом Ленинградским и Ладожским Алексием, собеседование, на котором решалась моя судьба, мне пройти не удалось. Алексия, потом ставшего Патриархом, в тот год перевели из Таллинской епархии в Ленинградскую, и он проводил собеседования с поступающими. Разговора у меня с ним не получилось, повел я себя самодовольно и крайне неверно, решив блеснуть эрудицией. На вопрос «почему решил посвятить себя служению Господу» я начал умничать, обильно приводя цитаты вроде этой – Достоевского: «Добудьте Бога трудом, вся суть в этом, или исчезните как подлая плесень…». Владыка вежливо со мной попрощался, потом присутствовавший при собеседовании тот же знакомый преподаватель передал слова Алексия, произнесённые, когда я вышел за дверь: «Нам здесь таких «умных» не надо…» Теперь я понимаю, что митрополит был прав. А тогда обиделся.

Поступая на следующий год, и, сдав первый экзамен, второй экзамен я сознательно и банально проспал. Двумя лишними часами сна был оплачен отказ от профессии священника. Рясе семинариста я предпочёл наволочку подушки. Могу заметить, что этот обломовский поступок закрепит в моём характере предпочтение «подушки» осуществлению намерения мысли, не подтверждённого движением души. Поступок мой отчасти объясняется тем, что энтузиазм мой заметно пошел на убыль. За годы дружбы и общения с семинаристами мне открылась изнаночная, бытовая и нелицеприятная сторона Церкви. А ещё я понял: служение Богу в Церкви – это подвиг, горение души и духа. К такому подвигу я оказался не готов. Умножать собой ряды священников, служащих за «зарплату и блага», я не захотел.

Когда я решил, что должен представлять собой что-то стоящее, меня отпугнул вопрос цены.

Себе мне врать всегда не хотелось… хотя всегда получалось. Я любил красивых женщин, и женщины отвечали мне взаимностью; я любил выпить с друзьями, и друзья любили выпить со мной; я уже успел заработать и потратить немалые деньги на «красивую жизнь»; и успел её полюбить, эту жизнь, в которой фейерверк чередуется с карнавалом, и не испытываешь потребности в телевизоре; когда ещё разные конфетные обёртки (о! времена!) забавляют своей разностью – я был молод, недурён собой, и вот так, сразу, отказаться от чувственных наслаждений?.. «Нет уж, увольте…», – подумал я тогда, и плавно, но верно состоялся мой отход от жизни «духовной» к жизни светской.

Молитва святого Августина в молодости: «Господи, дай мне целомудрие и воздержание, только не сейчас».

И начнется в моей жизни, как движение маятника, бесконечная череда перепадов состояния сознания от духовного к материальному, и назад. То я парил в религиозных или поэтических «эмпиреях духа», то падал с небес на землю, и жизнь превращалась в чисто физические ощущения и потребности, без остатка овладевавшие мною, пока очередное движение души не закидывало меня вновь за облака.

Когда желание материальных благ превращало меня в атеиста, я забывал про самого себя и, наивно полагая, что живу «для себя», жил для окружающих людей, потому что моя красивая машина, красивый дом, красивые женщины рядом и мой красивый галстук – это одобрение окружающих. Я становился «актёром», который жаждет признания и славы, и моё настроение и самооценка зависели от них – «окружающих» – друзей моего «актёрского» таланта и невольных врагов моего духа, единственного, что во мне есть настоящего, а не придуманного этими «окружающими».

Общество победившего гламура с обложки глянцевых журналов и личным примером своих адептов навязывало мне комфортный для сознания и тела, удобный в реализации, уютно–убаюкивающий, но насквозь фальшивый образ жизни. Когда на одну чашу весов судьбы ложится твоя жизнь, а на другую – тряпки, марки машин, часов и рестораны, ты думаешь, что твой выбор, твоя жизнь зависят от твоих желаний и возможностей. Как бы не так. Открою вам «секрет полишинеля»: чаша на этих весах – одна, и ваша жизнь уже лежит на ней, а всё барахло, которое вам навязывают, кладется на вас сверху. И однажды в вашей жизни наступит горький для вашего Ангела-Хранителя момент, когда вы уже не сможете выбраться из-под навалившегося груза. А сверху все будет прибывать и прибывать… и так до тех пор, пока вы не перестанете дышать.

Позже я пойму, что человеку очень трудно найти себя в ворохе собственных желаний. Человеку кажется, что живет он тогда, когда насыщается, или, по крайней мере, ожидая «официанта». Живет не человек – живут его желания. Исполненное желание – это разлука с самим собой, каким ты ощущал себя в процессе ожидания и удовлетворения желания. Это пустота, которую тебе вновь «необходимо» заполнить. Голод ожидания исполнения желаний – обычное состояние человека. А некие абстрактные Истина и Смысл, которые должны присутствовать в природе человека, представляются ему как конечный продукт исполнения всех его желаний. – Корона на голове свиньи.

Хорошо сказал Горький: «Так, подобно грязным свиньям, жили эти забавные чудаки и считали себя падшими ангелами…»

Можно вспомнить Александра Македонского. Он покорил много стран и добыл несметные сокровища, умер молодым, и завещал похоронить себя в гробу, в котором будут сделаны дырки для рук. И понесли его с пустыми распростёртыми руками, что означало – он не смог забрать эти несметные сокровища с собой. Ну, завоевал Александр Великий полмира. Понятно, что с таким багажом небесный терминал не пропустит – боги не терпят конкурентов.

Да что там полмира. Когда ангел смерти является за вашей душой, даже неоплаченный счёт за квартиру перестает иметь хоть какое-нибудь значение. Но если вас выселяют, ангел задерживается, и не только ангел смерти, а, вообще, любой ангел, – бывает, зацепится за острие иглы, а Александр Македонский из вас не получился (ну да, пока не получился), то неоплаченный счёт за квартиру может стать весьма значимым событием в вашем персональном Космосе. Настолько значимым, что все прочие представления, включая представление об ангелах смерти, гламуре и метафизике бытия стираются из сознания кнопкой “Delete”⁵, потому как ваш домовладелец гораздо страшнее ангела смерти, особенно если в его лице представлено государство – это «самое холодное из чудовищ»⁶.

Вот так, с одной стороны – ангел смерти, с другой – неоплаченные счета за квартиру, с третьей – «домовладелец», поэтому одной странички о духовных ценностях вполне будет достаточно… Да, ещё: посещайте музеи и перестаньте, наконец, есть эту гадость в ресторанах быстрого питания…

* * *

Вспоминая тот период, я сожалею, что по моей вине не сохранилась наша дружба с Мишей Царьковым. Михаил очень ко мне привязался; человек тонкой душевной организации, с нежной, легкоранимой душой, он звучал в моей жизни чистой и звонкой нотой. Но наступил момент, когда я в его жизни стал значить гораздо больше, чем он в моей. Его привязанность ко мне переросла в более сильное чувство. Будучи в юности достаточно «толстокожим», все его намеки типа «а вот у древних греков однополая любовь не считалась греховной» я пропускал мимо ушей, не придавая им значения. Окружающие деликатно молчали. Истинное положение вещей мне открылось не сразу, а как-то случайно, когда я увидел слёзы в его глазах после моей какой-то очередной брутальной выходки в его адрес. Я не мог дать ему желаемое. И оттолкнул его – грубо, может быть, даже по-хамски. Я забыл любимое изречение из «Маленького Принца» Экзюпери: «Ты в ответе за всех, кого приручил». Миша ушел из моей жизни навсегда.

Наверное, можно было найти компромисс и сохранить дружеские отношения. Потом, спустя много лет я напишу в записной книжке: Мне бы хотелось стать настолько сильным, чтобы я уже никого не мог обидеть. Этот камень до сих пор лежит на поле моей души, впрочем, сплошь усеянном камнями.

* * *

Ещё из того периода жизни – и не хочется – вспоминаются полученные уроки женского природоведения, уроки жизни, то, о чём мы любим рассказывать, но не любим вспоминать.

Женщина догадывается, что в ней есть тайна, а мужчина точно знает, где она поместилась.

Нет, не там, где вы подумали… – В ящике Пандоры – в голове женщины. Сам ящик и есть тайна. И постоянная угроза мужчине. А содержимое ящика, по-моему, недоступно даже самой женщине.

Загадка женщины – гордиев узел противоречий. Но как натыкаешься на гордиев узел, так под рукой не оказывается меча.

Вполне возможно, что в Евангелии заложен гораздо более глубокий смысл происходивших событий, чем принято думать. К примеру, что есть трёхкратное отречение Петра от Христа, как не элементарная слабость и трусость, столь часто оборачивающиеся предательством? И это Пётр – краеугольный камень Церкви. Не значит ли это, мы были предупреждены, что Церковь в лице человека на протяжении истории будет периодически предавать Христа? Я говорю о видимой церкви – к невидимой церкви (к самим таинствам) это, конечно, не относится. Одна инквизиция чего стоила!

А Иуда? Могла бы состояться искупительная жертва Христа без Иуды? Своим крайне нелогичным поступком Иуда утвердил последующее спасение христиан в «жизни вечной». Обрекая себя на непреходящее заклание в людской молве, Иуда, быть может, по просьбе Христа и, по сути, совершил подвиг, о котором знали только двое – сам Иуда и Иисус⁷. Что людская молва в сравнении с реальными последствиями поступка Иуды, которого человечество осудило вопреки заповеди Христа «не судите, да не судимы будете»? Я, собственно, умничаю здесь для того, чтобы показать, что часто, очень часто происходящие события оказываются совсем не такими, как они при их явно однозначном прочтении были интерпретированы судом, не важно – судом человека или человечества.

Своим поступком Иуда исполнил божественный Замысел – распял Христа и спас всё человечество.

Я вовсе не утверждаю, что так оно на самом деле и было. Но я верю, что Промысел Божий неизмеримо больше человеческого представления о нём.

Это касается и повседневных событий. Мы ропщем на страдания и несправедливости нашего жизненного пути, не догадываясь, что они нам даны в помощь, как инструмент качественного изменения жизни, и часто идут нам на благо и в дальнейшем оказываются благом, то есть последствия события меняют полюса оценки самого события.

Однажды произошло в моей жизни происшествие, которое заставило меня серьёзно задуматься об «объективности» любых оценок событий. Я оказался в эпицентре скандала, серьёзно повлиявшего на мой жизненный путь.

Был я тогда юн и беспечен, о свойственной женской природе подлости не догадывался, да и вообще полагал, что подлость – это нечто такое, что происходит в книжках, а со мной произойти не может и не должно, потому как, я полагал, уж что-что, а в людях я разбираюсь… Ну кто из нас в двадцать лет, окончательно разобравшись с собой, не разбирался в людях? Произошла эта история на Дальнем Востоке, в квартире, которую я снимал с двумя друзьями, принимавшими деятельное участие в моей судьбе – людьми значительно старше меня, опытнее и, как я полагал, мудрее. Были мы, как говорится, «не разлей вода», и казалось мне, что моя дальнейшая судьба будет тесно связана с этими людьми. Но однажды, один из моих друзей, вернувшись из командировки в соседний город, привёз с собой красивую юную девушку, которой настолько увлёкся, что собирался на ней жениться. Девушка поселилась в комнате моего друга – в трёхкомнатной квартире у нас у каждого была своя комната. На следующий день мои друзья уехали по делам, а я, простуженный, остался дома один на один с новой соседкой, надо сказать, весьма милой симпатичной особой. Юная нимфа оказалась начитанна и образованна, мы с ней быстро подружились и до возвращения наших друзей мило провели время на кухне, разговаривая ни о чём и обо всём на свете. На следующее утро, выйдя на кухню, я застал своих друзей в непривычной атмосфере драматического молчания. Лица их были нахмурены, глаза почернели, воздух можно было резать лежащим на столе хлебным ножом. Девушки видно не было. Скупыми жёсткими словами мне было сообщено, что поступок мой оправдан быть не может, чтобы я прямо сейчас собрал свои вещи, оставил квартиру и больше им на глаза не попадался. На своё ошарашенное любопытство я получил сообщение о том, что вчера, когда мои друзья отсутствовали, я активно «подбивал клинья» к известной особе с недвусмысленными намерениями, и, что хуже всего, для скорейшего достижения желаемого стал очернять моего друга, влюблённого в неё. Она сама всё честно, ничего не скрывая, им рассказала. В очной ставке с этой … мне было отказано. Я собрал вещи, из которых самой тяжёлой был первый, но далеко не последний том энциклопедии женской психологии, и пошёл в другую жизнь. Так в моём сознании появилась первая женщина в череде других, круто изменивших мою судьбу. Надо ли вам говорить, что в той пресловутой беседе с юной особой на кухне я не то что на словах, даже в мыслях не посягнул на святое – женщину моего друга.

Что же тогда произошло? Оклеветав меня, спроецировала ли эта нимфа своё желание на события, выдав желаемое ею за действительное; преследовала ли она столь часто свойственную женщинам властную цель избавиться от друзей её мужчины, с тем, чтобы не делить его ни с кем, и следующим в очередь встал оставшийся с ними мой, увы, уже бывший друг; была ли это сознательная или, быть может, ещё неосознанная склонность хищницы наслаждаться агонией выбранной жертвы… Теперь любые домыслы имеют право на жизнь и даже все вместе – в совокупности, а тогда – тогда мне было отказано в единственном, что должно было состояться – в справедливом праве на защиту. Я на собственном опыте убедился, что рана от несправедливого удара, нанесённого близким тебе человеком – удара, которого ты не заслужил – не заживает и кровоточит, как будто попавший в неё яд, имя которому клевета, с годами не теряет своей силы. Справедливость – эфемерная субстанция, которую человечество придумало, но которой не пользуется. Так я и продолжаю жить в чьей-то памяти с репутацией Иуды.

Сила жестокости женщины равна силе надуманности её слабости. Помноженной на её дар прятать внутреннюю пустоту и природную подлость под маской красоты, которую мужчины наделяют несуществующим в сознании женщины благородством. Более сильный, чем у мужчины внутренний стержень – способность перенести те страдания, где мужчина сломается – оплачены в душе женщины отсутствием благородства. Оно ей не знакомо.

Мне бы хотелось написать, что поступок той девушки чему-то научил меня, предостерёг и даже сделал мудрее в отношениях с женщинами, но правда в том, что от такого сильнодействующего наркотика, каким являются женщины, не помогают ни знания, ни опыт.

Обижаться на женщину всё равно, что обижаться на погоду – на дождь или снег. Обижаться на женскую природу нет смысла, но страдать от причинённого цунами ущерба придётся…

Нам так комфортно нырять в заблуждения потому, что они имеют температуру человеческого тела.

Периодически человек сталкивается с мудростью, но как ни в чём ни бывало встаёт, отряхивается и идёт дальше.