Читать книгу Поле битвы – душа - Андрей Россет - Страница 8

IV

«Укравший вагон попадает в тюрьму. Укравший железную

дорогу становится респектабельным членом общества». (с)

Ленинград, конец 1980-х – начало 1990-х.

Наступала перестройка. Повеяло свободой, поначалу отождествляемой с голливудскими кинофильмами, но вдыхалась она на первых порах недоверчиво, памятуя о непредсказуемости характера нашего государства. Потом, когда поверили, как водится, наступил хаос. Все кинулись заниматься бизнесом, имея весьма смутные представления о том, что это такое. Начальную эпоху перестройки можно охарактеризовать не только как «эпоху накопления первоначального капитала» для отдельных лиц, но и как эпоху всеобщей бестолковости для остальных. Я не стал исключением (в смысле бестолковости) и кидался из одной области деятельности в другую, каждый раз ожидая, что вот уже завтра я проснусь олигархом. Забегая вперед, скажу, что за годы, проведенные в занятиях бизнесом, я не купил ни английскую футбольную команду, ни яхту и виллу во Франции, но время, надо сказать, провёл весело. Достаточно быстро я сделал открытие, что я и бизнес – понятия несовместимые, ну, например, как в физике – вода и глицерин. Единственное, на что мы способны, это сосуществовать рядом, делая вид, что нам обоим страшно интересно. Сделав это открытие и убедившись в невозможности его отменить, как и любой фундаментальный закон природы, я по инерции еще долго продолжал с глубокомысленным выражением лица участвовать в деловых переговорах, периодически попадая в разные пограничные истории, из которых меня неизменно вытаскивал мой Ангел-Хранитель. Одна такая история послужила причиной моей вынужденной эмиграции в Европу. Да-да, я вынужден был бежать из России, роняя по дороге последние иллюзии о себе как удачливом бизнесмене и без пяти минут олигархе. А начиналось это так.

На занятые у состоявшихся в бизнесе московских друзей деньги я зарегистрировал фирму, арендовал офис, нанял секретаршу и бухгалтера, назначил себя генеральным директором, среди знакомых сподвижников-энтузиастов нашел себе заместителей директора. И все мы, уверенные, что вот оно – бизнес пошел, стали изыскивать, а чем нам, собственно говоря, заниматься. Через пару месяцев занятые деньги кончились, и я стал ощущать себя Остапом Бендером, дающим сеанс одновременной игры в шахматы в Васюках.

И вот, когда уже возникает вопрос «стояла здесь ладья, или не стояла», на моем горизонте появляется обаятельный господин с наичестнейшим выражением лица, который, как выясняется, умеет «делать бизнес». «Об этом человеке было известно только, что он не сидел в тюрьме, но почему не сидел – неизвестно»⁸. Звали его Сергей Фродкин, на момент нашей встречи он из мелкого афериста вырос до афериста «средней руки», ну а сейчас, хотя следы его и затерялись, не сомневаюсь, что его досье есть в базе данных Интерпола. Господин Фродкин развернул кипучую деятельность (по ходу выяснилось, что секретарша не умеет печатать на машинке, но это пустяковое упущение заглаживалось впечатлением от длины её ног), офис забурлил, и вскоре я с удивлением обнаружил, что мы продаем и покупаем лес, нефть, автомобили, колготки и жевательную резинку, а также редкоземельные металлы – оптом и в розницу. Вполне возможно, что на каком-то этапе изображения бизнес-активности мы действительно бы занялись торговлей, скажем, нефтепродуктами, и меня по закону этого жанра спустя какое-то время благополучно застрелили бы при дележе этого рынка, но судьба не дала мне примерить лавры бизнесмена-мученика, и, уберегая от дальнейших неврозов, связанных с «развитием» бизнеса, выкинула забавный фортель.

На счёт моей фирмы таинственным образом попадает очень крупная сумма денег (к примеру, таким же образом проделывает свои трюки Дэвид Копперфильд – таинственно, но не нарушая законов природы). Как оказалось впоследствии, это была часть денег, выделенных правительством Грузии для закупки на зимний период мяса для республики. И нам предлагалось конвертировать эти деньги, то есть превратить рубли в доллары. В общем-то, всё, что требовалось, это «прокрутить» эти деньги, а потом с извинениями вернуть законному владельцу. Тогда почти все так и поступали, и это был один из «секретов успешного бизнеса».

И вот, имея эти деньги на счету, и оповестив офис, как водится, что лечу на деловые переговоры, я на неделю уехал в Германию отдыхать. По возвращении выясняется, что господин Фродкин, воспользовавшись моим отсутствием и взяв «в долю» бухгалтера – симпатичную молодую девушку, с которой у него были, как это принято говорить, интимные отношения, подделал мою подпись на банковских документах и отправил все деньги – огромную (во все времена и по всем понятиям) сумму – куда-то в Тьму-Таракань под закупку дефицитных тогда в нашей стране видеокассет. Поставив перед собой благородную задачу снабдить население нашей страны американскими фильмами, объясняющими ему цель перестройки, господин Фродкин хотел за моей спиной быстро «прокрутить» деньги: продать видеокассеты, эффектно быстро обогатиться, и, наверное, как «честный человек» положить взятые деньги назад. Единственное, к чему он, видимо, не был готов, так это к тому, что ему подсунут липовую счет-фактуру. Купленные Фродкиным видеокассеты не существовали. По крайней мере, там, куда он перевёл деньги. Деньги ему возвращать отказались. На момент моего возвращения из Германии господин Фродкин отбыл с группой единомышленников в Тьму-Таракань. Для подкрепления просьбы вернуть деньги они прихватили с собой внушительный оружейный арсенал, включая автоматы и гранаты. Команда Фродкина с голливудским энтузиазмом взялась за дело, и, как потом показывали по телевизору, даже взорвали гранатой какую-то дверь, возможно, даже открывающуюся в правильном направлении. Арестовали их уже в Петербурге, куда они вернулись без денег и видеокассет, но сплошь увешанные оружием. Вскоре всех отпустили – у Фродкина нашлись сильные покровители. К тому времени грузинские спецслужбы уже начали розыск пропавших денег, и я, чтобы не доказывать, что я – это я, но подпись не моя (могли ведь под горячую руку и пристрелить, кто там будет проводить графологическую экспертизу на тонущей подводной лодке), решил на время покинуть свою родную страну, которая так быстро, даже мгновенно, превратилась из страны тоталитаризма и лицемерия в страну всеобщего бандитского бизнеса и надувательства. Поэтому я оперативно «вынул» из бизнеса те деньги, которые «вынулись», сел на пароход и уже через пару дней спускался по трапу на берег гостеприимной Германии.

Обосновались мы на жительство в столице Бельгии Брюсселе. Я говорю «мы», потому что вскоре ко мне присоединилась моя жена. Да-да, к тому времени я уже был женат. Произошло это в год эмиграции, незапланированно, и как все роковые события в жизни – неожиданно и быстро.

Бизнес с господином Фродкиным набирал обороты, деньги водились, аурой реализованных возможностей приучая меня к основному заблуждению моего отношения к деньгам: деньги не могут кончиться, потому что, первое – я способный и сумею их заработать, и, второе – они не могут кончиться, потому что не могут кончиться никогда. То есть, до тех пор, пока человечество их не отменит. Этот поведенческий микроб внедрился в мой мозг, и будет активироваться каждый раз, когда у меня будут появляться деньги, с тем, видимо, чтобы они быстрее закончились. И хотя в моём генеалогическом саду можно встретить пару деревьев, ну, если не деревьев, то пару кустов точно, посаженных евреями, – нацией, чья бережливость вошла в поговорку, я не могу ответить даже себе, почему я трачу появившиеся деньги с энтузиазмом «гуляющего» заключённого-рецидивиста, выпущенного на волю и уверенного, что за решётку он больше никогда не вернётся, хотя и подсознание и опыт кричат о том, что следующая «посадка» не за горами.

Человек придумал деньги не тогда, когда ему что-либо понадобилось, а тогда, когда он позавидовал. Жан Жак Русо говорил, что деньги, которыми мы обладаем, – орудие свободы, а те, за которыми мы гонимся, – орудие рабства. Предлагаю освободиться от рабства раз и навсегда, посчитав деньги, которые мы пытаемся заработать, – не нашими. Мы возьмём их в кредит у тех, кто их придумал, – у финикийцев. Правда в том, что финикийцы, «придумавшие» деньги, и были изгнанными из рая ангелами.

Кто-то назвал деньги «помётом дьявола». Но тогда основная профессия людей – ассенизация. Самая главная хитрость дьявола как раз и заключается в том, что «деньги не пахнут».

Есть какой-то сладострастный цинизм в том, что и деньги и пипифакс сделаны из одного материала. И я нашёл ёмкий образ, объединяющий людей – рука, держащая кусочек пипифакса.

Жил я на момент описываемых событий в гостинице «Прибалтийская» – на тот момент лучшей гостинице Ленинграда, так как комнату свою продал, а деньги вложил в бизнес. Был бомжом, но выглядел как олигарх. Я всегда умел «пускать пыль в глаза». Арендовал двухэтажные апартаменты с двумя спальнями, кабинетом, кухней и огромной гостиной, на полу которой валялась шкура уссурийского тигра, вывезенная мною с Дальнего Востока. Этот номер до моего вселения был знаменит тем, что в нём сняли популярный в то время фильм «Зимняя вишня», и его же облюбовала примадонна российской эстрады Алла Пугачева при посещениях Ленинграда. В очередной свой приезд любимая мною певица, обнаружив номер занятым, устроила скандал. Простите меня, Алла Борисовна!

В ресторане гостиницы каждый вечер меня и моих друзей ждал накрытый стол, возбужденные в предвкушении чаевых официанты и местные завсегдатаи в ореоле флирта и подпития. Друзья слетались вечерами на огонёк, и женщины (о! какие женщины!) кружились со мной в карнавальном хороводе, впрочем, не задерживаясь рядом надолго. Женщинами я был избалован, завоеванные женщины становились мне неинтересны и нежеланны, и я устремлялся на поиски нового приключения. Я всё реже появлялся в офисе, и всё чаще похмелялся по утрам.

И вот в один из таких вечеров, похожих друг на друга как осенние листья, в ресторане появляется мой хороший приятель, а с ним она – Маша. Невысокая эффектная блондинка с тем призывным блеском в глазах и чуть припухшими чувственными губами, которые любого мужчину превращают в самца. Силу свою она хорошо знала и беззастенчиво ею пользовалась. Я пригласил её танцевать и первое, что произнёс, обнимая свою будущую супругу: «Я ждал и искал вас всю жизнь…» Честно говоря, я этого не помню, но так утверждает моя жена. Во всяком случае, ни до этого, ни после, я никогда не произносил ничего подобного. Пошлая банальностью фраза из бульварного романа произвела впечатление своей искренностью, приятель был заброшен, и Маша в тот же вечер осталась со мной, по достоинству оценив экзотический комфорт тигриной шкуры. Приятель с «горя» напился, но будучи человеком веселым и неунывающим, ночью притащился снизу к нам в спальню на второй этаж и завалился спать в нашу же постель, благо кровать была широченная. Мы крепко спали и не слышали его. А проснулись втроём, Маша лежала между нами. И в этом пробуждении в нашу первую ночь мне была приоткрыта завеса будущего.

Человеку постоянно, на протяжении всей его жизни, посылаются знаки, но человек не хочет их видеть. Видеть – значит, задумываться, задумываться – значит, выбирать. А выбирать человек не любит, человек любит, когда выбирают за него. Инерция жизни. Поэтому так легко управлять толпой.

Как ни удивительно было для меня самого, Маша не только не стала очередным эпизодом в моих похождениях, но с каждой новой встречей я все больше привязывался к ней, пока не понял, что полюбил. До сих пор не знаю, насколько искренне, но Маша отвечала мне взаимностью. Теперь, с годами, для меня стало очевидным, что мужчины и женщины по-разному воспринимают происходящее с ними и внутренние мотивации женщины не столь однозначны и прямолинейны как у мужчины. («Имеющий уши, да услышит!»). Анри Девернуа заметил: «Мужчина женится потому, что влюбился. Женщина влюбляется потому, что хочет выйти замуж». Чувственность Маши, её эротизм взяли меня в плен, из которого я не мог вырваться пятнадцать лет. Она была для меня самой желанной женщиной в мире. Как-то полушутя – полусерьезно я спросил её, не приворожила ли она меня у какой-нибудь бабки, и, естественно, получил отрицательный ответ. К алхимии наших отношений мы ещё вернемся, моя любовь к этой женщине сыграет немаловажную роль в движении элементов моей загадочной Мозаики.

А тогда, спустя несколько месяцев притяжения друг к другу мы решили пожениться. Скандал с грузинскими деньгами набирал обороты, у меня была назначена дата отъезда (не столько в Европу сколько из СССР), поэтому мы тихо, «без помпы» обвенчались в Александро-Невской лавре в кругу близких родственников и друзей. Я уехал в Германию, где вскоре ко мне должна была присоединиться Маша.

* * *

Бельгия, начало 1990-х.

19 августа 1991 года в свечении невидимого глазу ореола совершившего удачный побег заключённого я съехал на машине с борта парома «Анна Каренина» на берег Германии в городе Киле и отправился налево – в Берлин, тогда как почти весь пароход с туристами и командой рванул направо – в городскую ратушу Киля – просить в Германии политического убежища. Это был день «августовского» путча в России. Что-то во мне протестовало против такого решения, и я, нисколько не колеблясь, направил машину по безукоризненному немецкому автобану в Берлин, рассчитывая там подождать Машу, подождать, как я полагал, несколько дней. Эти несколько дней превратились для меня в месяц ожидания и скитаний по дорогам Европы, потому как после путча у Маши, как и у всех, были проблемы с выездом из советской страны. Дни я проводил в телефонных будках, не без труда дозваниваясь до родного голоса жены, а ночи – в казино, где моего влечения к рулетке после фильмов о Джеймсе Бонде и знакомства на собственном опыте с теорией вероятности хватило как раз ровно на этот наполненный тоской по любимой женщине месяц.

Наконец, я встретил жену в аэропорту Амстердама, и мы, оставляя за спиной велосипедистов, каналы и квартал красных фонарей, – мимо ветряных мельниц и рекламных щитов – счастливые и беспечные, покатились по Европе навстречу новой жизни.

Обосновались мы в Брюсселе и первые пару месяцев жили в замке у моего приятеля-фламандца Эрика – крупного торговца недвижимостью. Бывший антиквар, разбогатев, он стал скупать замки, содержать которые в современной Европе владельцам стало дорого из-за налогов, делал из них кондоминиумы на несколько семей и с выгодой перепродавал. Как-то на моих глазах Эрик купил в центре Брюсселя бывший пивной завод с намерением сделать из него бизнес-центр и отель. Сам он с женой Марлен, которая, чтобы не сидеть дома, летала стюардессой международных авиалиний, жил в небольшом замке – petit chateau – в пригороде Брюсселя. Замок, окруженный лесом, стоял на холме, имел своё озеро и колонию зайцев. Вечерами, когда мы возвращались домой и на машине поднимались по холму к замку, зайцы трогательно прыгали по обочинам в свете фар.

Однажды я принимал Эрика в Петербурге, хлебосольно, с ночными загулами и русскими красавицами, произвел впечатление, и, узнав, что я с женой приезжаю в Брюссель, Эрик сразу же предложил нам жить у него. Хохмач он был редкий, выдумщик и клоун, и мы провели восхитительные пару месяцев каникул в его замке, наслаждаясь дружелюбным гостеприимством до тех пор, пока не стала сказываться разница в славянском и европейском менталитетах. Отношения начали портиться с мелочей, таких, как обида хозяев на то, что мы не приехали вовремя к ужину, заигравшись в казино. Затем Эрик смертельно обиделся на меня за то, что я не дал ему прославиться. Он пригласил в свой замок знакомого журналиста из «Пари Матч» с тем, чтобы я дал тому интервью как «новый русский» (тогда это понятие только входило в моду). Был накрыт шикарный стол с лобстерами и с хрустальными вазами чёрной икры на льду. Ну да, Эрик потратился. Снимки для журнала «Пари Матч» должны были быть сделаны в его замке – замке гостеприимного хозяина, и – вместе с хозяином. Всё бы ничего, но журналист достал блокнот прямо за столом, когда мы ещё ели, и стал задавать вопросы типа: «как русское правительство собирается остановить инфляцию». Мало того, что я не знал ответов, мало того, что у меня был забит рот лангустом, так ещё моего, в общем-то, беглого бытового английского было явно недостаточно, чтобы вести беседу на таком уровне. И я, прожевав, вежливо сослался на недостаточное владение английским языком, чтобы рассказать журналисту все тайны русского правительства, и предложил, по глупости не подумав, но из самых искренних побуждений, встретиться в офисе у моего русского друга-бельгийца, с тем, чтобы тот выступил переводчиком. Видели бы вы лицо Эрика. В тот вечер он со мной почти не разговаривал. Интервью было безнадежно загублено. Вскоре объевшийся черной икрой журналист уехал, а огорченный Эрик нырнул в глубины домашнего бара.

Дальше напряжение стало нарастать… и тут очень вовремя русские друзья-бельгийцы подогнали нам в аренду шикарную трехкомнатную квартиру в центре Брюсселя. Мы выехали из замка, отношения с Эриком и Марлен сохранились, и уже они ездили к нам в гости на супы из белых грибов.

Надо сказать, что Арденские леса вокруг Брюсселя полны белых грибов, но, кроме грибников из небольшой колонии русских эмигрантов, их никто не собирает. Бельгийцы даже не догадываются, что их можно употреблять в пищу. Впервые приготовленный Машей суп из белых грибов получил высокую оценку Марлен, и каковы же были наши удивление и ужас, когда на следующий день мы приехали к ним на ужин, и Марлен с гордостью продемонстрировала кучку собранных в собственном лесу грибов. Это были мухоморы. Суп сварить она ещё не успела.

* * *

Когда говорят «в искусстве о вкусах не спорят», имеют в виду только один вид изобразительного искусства – денежные знаки.

Сегодня никого не удивишь пластиковой кредитной картой, но в конце 80х – начале 90х прошлого века для российского человека кредитная карта выглядела как пропуск в мир голливудских грёз. У меня была с собой приличная сумма наличных денег, и я спросил Эрика о возможности положить деньги в бельгийский банк. Не держать же их в чемодане. Нет-нет, я не имею в виду чемодан в качестве бумажника. Сумма по сравнению с объёмом чемодана была более чем скромная, но деньги обладают настырной способностью заставлять людей беспокоиться об их местоположении.

На мой вопрос Эрик ответил утвердительно и спросил, не хочу ли я получить кредитную карточку? Он ещё спрашивал! Конечно, я хотел. Ещё как хотел! Тогда я не обратил внимания на слова Эрика о том, что он предпочитает не пользоваться пластиковыми картами, а всегда носит с собой полные карманы наличности. И действительно, я видел, как, расплачиваясь на бензоколонке за заправку своего Роллс-Ройса, Эрик достал из кармана брюк толстую «котлету» бельгийских франков. Меня это удивило (Эрик владел серьезной недвижимостью, коллекцией автомобилей и предметов старины, то есть был весьма богатым человеком – на «подшивку» платиновых «VISA» или «American Express»), но не насторожило. А зря. То, что произойдет в дальнейшем, на всю жизнь научит меня не доверять банкам, в пыль развеет ореол респектабельности вокруг пластиковой карты и покажет мне меня таким, каким я был на самом деле – напыщенным, тщеславным «новым русским» и просто наивным эмигрантом.

«Возможно, он говорит как идиот и выглядит как идиот. Но вы не должны обманываться: он действительно идиот». Граучо Маркс

Эрик привез меня в одно из центральных отделений бельгийского банка «General de Bank» и представил своему приятелю-банкиру – директору этого отделения – как «Биг босса» из России и своего «Гранд партнера». Надо ли говорить, что услышав это представление, я не стал оглядываться в поисках того, о ком шла речь, а преисполнился уверенности в том, что если я таковым и не являюсь, то непременно этого достоин. В общем, я позволил себе не поправлять своего старшего товарища – он знает, о чём говорит. Я и не догадывался, что моей спеси в дымке олигархических мечтаний будет суждено превратиться в сдутую с кружки с пивом шапку пены.

Деньги, которые у меня были в немецких марках, банк принял на хранение; мне, как я полагал, открыли счет в бельгийских франках (до объединения Европы и появления евро еще надо было дожить), и выдали (осуществилась мечта!) пластиковую кредитную карту. С чувством человека пересекшего пустыню и добравшегося до воды я кинулся везде, где только можно, расплачиваться кредиткой, полагая себя вот теперь, сейчас, уже окончательно не советским человеком. (Тогда нас закружил водоворот ресторанов, клубов, казино и «шопинга», то есть того, что называют «прожиганием жизни», и я тратил деньги, чтобы спустя годы понять, что трата денег – это удовольствие тех, кому больше тратить нечего). В общем-то, хорошо, что мечтам свойственно иногда сбываться. Жаль только, что мы не можем предвидеть последствий этого.

Когда мы переехали от Эрика на квартиру, счета из банка по движению денег продолжали поступать по-прежнему на тот адрес моего проживания, который я указал на момент оформления кредитной карты – в замок Эрика. По свойственной мне безалаберности они меня не интересовали.

Прошло полгода. Намечалась деловая поездка, и мне понадобились наличные деньги, а именно – десять тысяч долларов США. По совету моего приятеля-бизнесмена поторопиться с покупкой американских долларов – на «носу висело» окончание войны Америки с Ираком за Кувейт – я обо всем позаботился заранее. А именно: позвонил в банк и попросил купить для меня десять тысяч американских долларов. Звонок состоялся в четверг. В пятницу я планировал забрать доллары из банка наличными, о чём и уведомил банковского клерка на другом конце провода.

В пятницу забрать деньги у меня не получилось, впереди были выходные, и я решил, что ничего в банке моим долларам не грозит – полежат в хорошей компании до понедельника. Я уже потихоньку европеизировался, поэтому позвонил в банк и предупредил, чтобы они меня до понедельника не ждали.

В воскресенье закончилась война в Ираке, и доллар прилично подпрыгнул в цене. Я мысленно поблагодарил приятеля за своевременный совет и поздравил себя с успешной биржевой операцией. Не Уолл-Стрит, конечно, пустяк, но для человека, у которого напряженные отношения не только с бизнесом, но и вообще с арифметикой, это была надежда на определенный прорыв сквозь стереотипы будущего. Будущее в этот момент уже имело все основания ехидно улыбаться.

Наступил понедельник, и я с чувством преуспевающего в своих намерениях человека переступил порог банка. За мной после представления Эрика закрепили банковского клерка – приятную, обходительную женщину, и я никогда не стоял в общих очередях – меня обслуживали в отдельном кабинете, что, конечно, льстило. Всё-таки я – «Биг босс» и «Гранд партнер». Тревожный колокольчик прозвенел в моем рассудке, усыпленном собственным тщеславием, когда я увидел на предоставленных мне на подпись документах цифру затраченных на покупку долларов бельгийских франков. Она основательно, и я бы даже сказал – откровенно, превышала ту, что была нарисована мной в моей виртуальной кассе.

В итоге. Оказалось. – Банк мог бы, ухмыляясь, персонифицируя себя, процитировать слова Бога из одного апокрифа: «Словом Я обманул все вещи, а сам обманут не был»⁹. – Банк по моей просьбе закупил доллары США на бирже в пятницу утром. По законам Бельгии сделка могла быть произведена только в национальной валюте, то есть для закупки должны были использоваться бельгийские франки. Выясняется, что счёта в бельгийских франках у меня не было. Он просто не был открыт – я же «не просил». Все мои деньги в немецких марках лежали в «неприкосновенности», а под их залог банк каждый раз, когда я расплачивался пластиковой картой, выдавал мне кредит и снимал с меня проценты за него. Поэтому на закупку долларов часть моих немецких марок была конвертирована в бельгийские франки, а уже на эти бельгийские франки закуплены доллары. Понятно, что все операции оплачивались из моего кармана. Но это – «цветочки». Обычно юморист Задорнов перед ударной шуткой спрашивал у зала: «Готовы?» Только это не шутка.

Поскольку в пятницу доллары я не забрал (а счёта в американской валюте у меня тоже не было – я же «не просил»), банку, видите ли, «некуда» было положить мои доллары. И он в ту же пятницу вечером – успел же, подлец (это я его тоже персонифицировал), – перед закрытием биржи на выходные конвертировал мои деньги в обратном порядке, что мне опять стоило процентов от каждой операции. Немецкие марки воссоединились. Всего два года, как пала Берлинская Стена, а какой эффект! Пока я наслаждался жизнью удачливого финансиста, в воскресенье закончилась война в Ираке. Доллар резко взлетел вверх, и в понедельник банк закупил для меня доллары уже по новой цене, опять конвертировав в несколько этапов мои деньги. Из-за моего незнания банковских «фишек» закупка десяти тысяч долларов обошлось мне в полторы тысячи долларов.

А когда я забрал у Эрика накопившиеся почтовые отчеты банка по использованию пластиковой карты, оказалось, что за полгода банк «поимел» меня ещё на три тысячи долларов – проценты за выдаваемые кредиты в бельгийских франках. Я понял, почему богатый Эрик не пользуется кредитными картами и терпит неудобство оттопыренного кармана.

Этот щелчок по носу от внешне дружелюбной Европы был довольно ощутим, потому как жили мы на широкую ногу, а деньги имеют неприятное свойство огорчать своих владельцев, покидая их в самый разгар вечеринки.

Деньги – это придуманная человеком форма энергии, направленная на то, чтобы обособить человека от людей, а людей от человека.

А я-то думал – откуда у меня такая тяга к одиночеству?

Деньги и слова имеют много общего. Когда слов много – их хочется транжирить. Когда слов мало – хочется экономить. Так рождаются афоризмы. По моей книге вы уже поняли, что мне нужен кредит.

* * *

С особой теплотой я вспоминаю, как мы подружились в Брюсселе с русскими – потомками белоэмигрантов. Я впервые услышал русскую речь, в которой трогательно звучало литературно-бережное отношение к языку. Это были люди более русские, чем мы – советские русские. Эти люди несли русскую культуру в своем сердце, передавая её вместе с любовью своим детям и внукам, а их дети – своим детям и внукам. Мы были влюблены в этих людей и дружили не избирательно, а с целыми семьями, от стариков до молодежи.

Я увидел, что старость тоже может быть красива и наполнена смыслом, потому что уважение в семье не имеет возраста. Я нашёл, что такие понятия как порядочность, честь и благородство могут быть не только жизненными принципами, но и генетически врожденными качествами, делающими человека подлинно красивым. Я открыл, что нельзя быть выборочно порядочным или благородным, когда тебе это удобно, как нельзя быть «немножко беременной». Или – или. Истинная правда, что всего одна «ложка дёгтя портит бочку меда». Но такие высокие истины, если не впитаны с молоком матери, в течение жизни или становятся маской, или меняют человека и становятся внутренней потребностью. А возможность измениться – это лучшее, что дано человеку в жизни. Собственно говоря, он для этого и приходит на Землю. С грустью сознаю, что этот путь ещё не пройден мною. Экзистенциальная печаль: уход в дальнейшее…

Мои попытки заниматься в Бельгии бизнесом, как и следовало ожидать, превратились в анекдот. Один из моих друзей, сам успешный бизнесмен, познакомил меня с бывшим министром экономики Бразилии, милым старичком, владельцем фирмы, расположенной в отдельном особняке в престижном районе Брюсселя – на авеню де Тервурен. Мы друг другу понравились, и он предложил мне несколько совместных проектов.

Сначала это был контракт на поставку рыболовецких траулеров в одно африканское государство. Мои партнеры в России нашли отвечающие техническим требованиям и цене траулеры в Новороссийске и провели подготовительную работу по их закупке. Сделка сорвалась в последний момент. Вроде бы, по вине африканских партнёров.

Следующим проектом была дубовая доска. Мой партнёр, этот милый старичок, выиграл у бельгийского правительства тендер на поставку дубовых шпал для строительства солидного участка железной дороги. С одним условием: содержание влаги в дубе не должно было превышать, кажется, шестнадцати процентов. Не было тогда в России дуба с таким процентным содержанием влаги, ну не научились ещё так сушить дерево – не было необходимых сушильных камер, но мои партнёры в России совершают чудо: они находят, уж не знаю где и как, этот дуб. И опять сделка срывается в самый последний момент. Уже в день подписания контракта бельгиец сообщает мне, что есть решение правления фирмы закупить дуб в Африке.

Три месяца держал меня этот старичок в напряжении, пока не выяснилось, что он давно выжил из ума, а фирмой заправляет его сын, который оставил папе офис с секретаршей как любимую игрушку…

Много забавного, смешного и поучительного произошло за время нашего пребывания в Бельгии, но я оставляю это за рамками своего повествования, поскольку нужно двигаться дальше.